70 Хирургическая коррекция врожденного порока сердца Роберт Гросс 1938 год

26 августа 1938 г. впервые удалось хирургическим путем скорректировать порок сердца у ребенка. Подобные операции тогда запрещались как неоправданно рискованные. Молодой хирург Роберт Гросс отважился нарушить запрет именно в конце августа, пока начальство пребывало в отпуске. За дерзость Гросс был изгнан из профессии и отправлен в глушь разводить цыплят.

Гросс вообще не должен был делать операций, так как был слепым на один глаз, но этот факт он скрывал до конца своей карьеры. Мальчиком он обнаружил, что видит отдаленные объекты лишь одним глазом. На втором нашли врожденную катаракту. Это значило, что нарушено восприятие глубин и расстояний. Отец Роберта — мастер, собиравший рояли, — придумал для сына программу компенсации. Он строил свои инструменты без линейки: рука помнит глубину привычных мелких движений и может «подсказывать» глазу. Роберту выдали будильник с заданием разобрать и собрать так, чтобы он снова пошел. За будильником последовали карманные часы, потом наручные.

Роберт полюбил эти занятия и ежедневно что-нибудь разбирал. В юности это помогало ухаживать за девушками: Гросс покупал дохлые драндулеты, которые были по карману студенту, восстанавливал их и всегда был при машине, выделяясь среди «безлошадных» ровесников. Учился он, разумеется, на инженера, пока однажды на Рождество ему не подарили биографию канадского врача Уильяма Ослера, написанную отцом хирургии мозга Харви Кушингом. Эта медицинская биография замечательна тем, что автор отлично понимает каждое действие героя и сознает, чего оно стоило. Немало юношей в те годы избрали профессию медика, начитавшись Кушинга, как иные рвались в летчики под впечатлением от Сент-Экзюпери. Хирургия в сравнении с механикой представлялась Гроссу таким скрупулезным делом, которое дает быстрый осязаемый результат и вызывает восхищение самых достойных людей вроде Кушинга.

Роберт направился прямиком в Гарвардскую медицинскую школу, где преподавал Кушинг. Едва поступив, с ходу проник на балкон операционной великого хирурга. Когда вошел его кумир в полном облачении, Гросс так лучился от счастья, что Кушинг приметил его среди зрителей и спросил, кто он такой. Роберт гордо ответил: «Я студент-медик». «Выйдите отсюда, — резко сказал Кушинг, — и приходите, когда станете дипломированным врачом». Этого Гросс не забыл. Когда сам он стал профессором Гарварда, к нему набивались все желающие. Из них за 25 лет выгнали одного, который очень уж громко шуршал газетой.

Первая мечта Гросса осуществилась: он стал хирургом. Второй его мечтой было устроиться в Бостонскую детскую больницу, которой руководил Уильям Лэдд. То был не просто замечательный специалист, а подвижник. Блеснул он 7 декабря 1917 г., когда в канадском порту Галифакс взорвался корабль с тротилом. Среди пострадавших были тысячи детей, потому что взрыву предшествовал пожар. Дети на близких к гавани улицах припали к окнам, чтобы смотреть на зарево, и при взрыве получили страшные порезы. Из Бостона примчалась бригада хирургов-добровольцев, среди них — Лэдд. В память об их самоотверженной работе провинция Новая Шотландия, где случилось несчастье, ежегодно присылает в дар городу Бостону рождественскую елку.

^{Доктор Роберт Гросс (1905–1988) показывает своей уже взрослой пациентке Лоррейн Суини (родилась в 1930 г.) модель сердца, объясняя, почему при беременности и во время родов у нее не должно быть проблем по части кардиологии. Лоррейн благополучно родила дважды.}

^{На снимке Гросс в белой накрахмаленной рубашке и галстуке. Это его обычный костюм. Он и оперировал в галстуке, предпочитая бабочку}

Травмы детей Галифакса так потрясли Лэдда, что он решил посвятить свою жизнь детской хирургии. Оставив частную практику, проводил все свое время в финансируемой благотворителями Бостонской детской больнице — фактически больнице для самых бедных, где день госпитализации обходился всего в шесть долларов. Там Лэдд творил чудеса. Он спасал пациентов с заворотом кишок и разлитым перитонитом, причем перитонит оперировал без единого смертельного случая — до сульфаниламидов и антибиотиков! В эту больницу везли детей с других концов США. Хотя платили там немного, новое дело привлекало энтузиастов, так что Лэдд имел огромный выбор. Гросс пытался поступить к нему целых семь лет, но был принят, лишь когда отличился в других учреждениях и прошел стажировку в Англии и Германии.

И вот в Бостонскую детскую больницу к доктору Гроссу привели семилетнюю девочку Лоррейн Суини, чье сердце работало с шумом, слышным за несколько шагов. У нее был самый распространенный врожденный порок сердца — открытый артериальный проток, которым страдает примерно один из двух тысяч детей.

Наши легкие не дышат, пока мы развиваемся в утробе, а кислород получаем от матери через пуповину. Легкие снабжаются кровью в минимальном количестве, необходимом для их правильного роста. Кровь, поступающая в легочную артерию, отводится в аорту по специальному каналу, который называется «артериальный проток». Но с первым же вдохом родившегося ребенка легким требуется уже вся кровь из легочной артерии. Мышцы пережимают проток. Недели за три он усыхает и превращается в связку, которая остается человеку на память об эмбриональных временах.

Но это — в норме. Если плод испытывал недостаток кислорода или ребенок родился недоношенным, проток может закрыться не полностью. Тогда через него кровь под давлением поступает из легочной артерии в аорту, создавая характерный «машинный шум», похожий на шипение пара, выходящего из скороварки. Сердце работает несколько вхолостую, а легким не хватает крови. С таким пороком дольше 25 лет не живут. Идея перевязать открытый проток и тем нормализовать кровообращение была не нова, но до Гросса такую операцию делали только раз. Пациентка 22 лет вскоре умерла от инфекции, и осталось неясно, как надолго и насколько надежно лигатура перекрывает проток. Этот вопрос занимал Гросса много лет. Он отрабатывал операцию на собаках и трупах и надеялся осуществить ее в таком передовом учреждении, как Бостонская детская больница.

Мать больной девочки звали Мэри Эллен. Она эмигрировала из Ирландии, как и ее муж, который водил трамвай от центра города до Гарвардского университета. Этот жизнерадостный человек всегда напевал или насвистывал, и жили они с Мэри Эллен и восемью детьми хоть и скромно, да весело, пока отца семейства не сбила машина. Когда его похоронили, младшей дочери Лоррейн стало намного хуже. Осмотрев девочку, Роберт Гросс сказал, что попробует ее вылечить, но это будет совершенно новая операция, которую детям никогда не делали. Как долго Лоррейн после нее проживет, сказать невозможно.

Мэри Эллен, верующая католичка, решила посоветоваться со священником. Монсеньор Трейси (Джон Трейси Эллис, 1905–1992) был по совместительству профессиональным историком и как исследователь натерпелся от различных тупиц. Все новое он воспринимал с большим сочувствием. Расспросив женщину о Гроссе, сказал: «Миссис Суини, если Господь желает призвать к себе вашу дочь, он все равно это сделает. Попробуйте оперировать девочку, и да пребудет с нею милость Божия».

Итак, мать дала согласие на операцию, но сама отвести дочь в больницу не решилась. В те времена даже в либеральную Бостонскую детскую родителей дальше приемного покоя не пускали. Мэри Эллен сознавала, что прощание с дочерью в день госпитализации может быть прощанием навеки, и сомневалась в своей способности выдержать такую сцену. Поэтому Лоррейн отправили в больницу в сопровождении старшей сестры навестить лежавшего там родственника. А в больнице врачи объявили, что Лоррейн очень плоха и ее надо срочно госпитализировать. Девочка задумала побег. Обычно палата была заперта, но, когда врач приходил делать уколы, дверь оставалась открытой. Стоило доктору взяться обеими руками за шприц, как Лоррейн прошмыгнула между его ног, выскочила в распахнутую дверь, сбежала по лестнице, вышла на улицу и кое-как доплелась до ближайшего рекламного щита, за которым и спряталась, потому что силы совершенно оставили ее. Нашли девочку быстро. С открытым артериальным протоком далеко не убежишь.

Оставалось получить разрешение на операцию у главного хирурга. Уильям Лэдд был против. У него возникли научные разногласия с Гроссом. Допустим, пациентку уложили на правый бок, сделали разрез и прижали легкое мокрой губкой, чтобы оно не мешало. Где гарантия, что после перевязки протока легкое удастся расправить снова, что оно не опадет навсегда? Однако в кармане у Лэдда уже лежали билеты на пароход в Европу. Это знала вся больница. Едва корабль скрылся за горизонтом, Гросс приступил к операции. В то время как пациентке надевали браслет тонометра и ставили капельницу с глюкозой, сестра-анестезист Бетти Лэнк успокаивала Лоррейн, напевая колыбельную Брамса. Она пела, пока девочка не вдохнула циклопропан и не потеряла сознание.

Гросс любил работать в полной тишине. Когда добрались до сердца, стал отчетливо слышен звук, издаваемый трепещущей легочной артерией. Гросс приложил к этому сосуду стерильный стетоскоп, и шум показался ему оглушительным. Едва проток перетянули лигатурой, стало тихо.

Через несколько дней Лоррейн было не узнать: резва, как нормальный ребенок. Продержали ее в больнице две недели не по медицинским показаниям, а потому, что к ней началось паломничество врачей со всего Бостона. По возвращении из отпуска Лэдд сразу предложил Гроссу написать заявление об уходе по собственному желанию. Это все же лучше, чем быть уволенным за грубое нарушение дисциплины и профессиональной этики. Гросс уехал из Бостона и поселился на ферме, принадлежавшей его отцу. Теперь он выращивал бройлеров.

Но полное выздоровление Лоррейн решило его судьбу. В Бостонской детской больнице назрел бунт. Будь Лэдд руководителем какого-нибудь госучреждения, его слово было бы закон, а решение — волчий билет. Но в коллективе энтузиастов, которые собрались вокруг Лэдда, как флибустьеры вокруг капитана пиратского корабля, такое отношение к победителю подорвало авторитет самого Лэдда. Попечительский совет призвал Гросса из ссылки, а главный хирург сделал вид, что все простил.

Теперь эти двое были врагами. Уходя на пенсию, Лэдд попросил не выбирать на его место Гросса. Попечители выждали пару лет и все же сделали Гросса из и. о. главным. В остальном все шло как при Лэдде. Масса новаторских операций, и главный хирург работает больше всех. Весной 1972 г., сделав коррекцию открытого артериального протока в 1610-й раз, Гросс подал в отставку. Только тогда он сознался главному офтальмологу своей больницы, что все это время видел одним глазом, и ему удалили катаракту, так что до самой кончины в 1988 г. он прожил с нормальным зрением.

Лоррейн Суини, по мужу Николи, каждое 14 февраля присылала Гроссу валентинку в виде сердечка. Она без осложнений родила двоих здоровых детей, стала бабушкой троих внуков. Перед смертью Гросс пригласил ее в гости и сказал, что благодарен ее матери Мэри Эллен за шанс, а самой Лоррейн — за то, что не умерла после операции:

— А то я бы так и разводил цыплят в Вермонте.

— Слава богу, — смеялась в ответ Лоррейн, — что я хорошей ирландской породы.

Она действительно крепкой породы. В XXI в. Лоррейн стала прабабушкой. И возможно, это еще не все. Она ведь не только первой из людей перенесла хирургическую коррекцию порока сердца, но и продолжает увеличивать рекорд долголетия после такого вмешательства.