61 Хирургическое лечение тромбоэмболии легочной артерии Мартин Киршнер 1924 год

18 марта 1924 г. была впервые побеждена молниеносная легочная эмболия — одна из самых грозных патологий. До этого дня она не поддавалась никакому лечению и за считаные минуты душила пациентов насмерть прямо на глазах беспомощных врачей.

В 1907 г. один из самых искусных в мире хирургов — Фридрих Тренделенбург — объявил охоту на легочную эмболию. Он сказал, что победа над ней обессмертит имя того, кому удастся этот «бравурштюк» (от нем. Bravourst?ck — буквально «шедевр, достойный слова браво»). Тренделенбург придумал операцию по удалению тромбов из легочной артерии, разработал нужные инструменты, описал методику… но сам применить ее не смог. Его ученики преуспели в опытах над собаками, однако пациенты-люди гибли, чаще всего прямо на столе.

Счет открыл безвестный хирург из Кёнигсберга Мартин Киршнер. Он не был учеником Тренделенбурга и вообще не входил в круг блестящих немецких светил. Начинал как терапевт. В 1906 г. был призван на военную службу, где приглянулся великому герцогу Саксен-Веймар-Эйзенахскому и был откомандирован в ставку как личный врач его светлости. Сопровождал герцога в путешествии по Цейлону и Индии. Поначалу было интересно, но скоро надоело положение игрушки вельможи, для которого все кругом — обслуга. Киршнер переехал в университетский городок Грайфсвальд, известный своей хирургической школой, и там пару лет ассистировал бесплатно, лишь бы сбежать из терапевтов. Когда клинике Кёнигсбергского университета понадобились новые хирурги, грайфсвальдская команда переехала туда, пригласив Киршнера. В Кёнигсберге он и провел ту самую операцию.

14 марта 1924 г. швее Иоганне Кемпф, 38 лет от роду, оперировали ущемленную бедренную грыжу. На третий день начался жар и кашель — так бывает сразу после возникновения пробки в легочной артерии. Коварная эмболия маскируется под пневмонию, которую и заподозрили. Утром 18-го приставленный к Иоганне ассистент усадил ее в постели, чтобы прослушать легкие. Как только больная улеглась опять, она ощутила страшную боль в груди. Прижав руки к сердцу, пациентка сказала: «Мне конец. Передайте привет моему папе!» Через восемь минут пульс у нее не прощупывался, кожа посинела, а поднесенное к губам зеркальце лишь чуть-чуть запотело. Киршнер счел, что терять уже нечего, и велел готовиться к операции Тренделенбурга.

Происходило это в здании, где сейчас расположен медицинский Центр имени Пирогова (бывшая Портовая больница). Те, кто бывал там, могли видеть 115-метровый коридор, по которому бегом провезли каталку с умирающей Иоганной Кемпф. Инструменты для памятной операции Киршнер заказал давно и держал в емкости со спиртом, чтобы не терять времени на дезинфекцию. Наркоз не понадобился: пациентка и так без сознания. Баллон с кислородом и маска были наготове. Окунув руки в спирт и смочив им операционное поле, Киршнер повел операцию строго по методике Тренделенбурга: сделал Т-образный разрез, удалил часть второго ребра и пересек третье, подбираясь к сердечной сумке. Перевязка внутренней грудной артерии; раскрытие плевры — зажимы, раскрытие перикарда — зажимы. Зондом завели резиновый жгут, который ассистент натянул, чтобы пережать основание аорты и легочной артерии. Кровоток прекратился полностью, сердце встало. Тренделенбург предупреждал, что оно не заработает, если кровообращение не восстановить за 40 секунд. Вот сколько времени было отпущено на самое главное. Киршнер сделал продольный надрез на легочной артерии, просунул в щель щипцы-корнцанг и вытащил сначала из правой, а потом из левой артерии длиннющие сгустки. Это и были проклятые эмболы. В следующий заход — еще один сгусток, покороче, третий заход уже ничего не дал. Тогда Киршнер зажал щель в артерии двумя пинцетами, жгут отпустили и по расчищенному сосуду в легкие пошла кровь. Сердце почти сразу же забилось как надо. На все манипуляции, начиная с первого разреза, ушло четыре минуты — меньше, чем вы читаете этот рассказ. И все же Киршнер опасался за разум своей пациентки: мозг долго оставался без кислорода. Первые сутки Иоганна действительно была не в себе, потом оправилась. Через пять недель она сумела доехать на поезде до Берлина и показаться участникам хирургического конгресса. Коллеги стоя приветствовали Киршнера и старика Тренделенбурга, который доживал последние месяцы, но все же успел увидеть воплощение своей идеи.

 ^{Мартин Киршнер (1879–1942). Портрет из галереи Гейдельбергского университета}

Иоганна чувствовала себя хорошо и вернулась к работе, выдерживая даже ночные бдения над срочными заказами. Когда четыре года спустя она приехала на следующий конгресс, в успех Киршнера поверили и пробовали его повторить, но за десять лет удалось это лишь пятерым — сноровка не та. Слава победителя эмболии гремела на всю планету. Придя к власти, Гитлер настоял, чтобы Киршнера выбрали председателем Немецкого общества хирургов: для пропаганды на этом месте была нужна знаменитость.

Однако через год наш герой тихо сдал свой пост под тем предлогом, что ему нужно строить в Гейдельберге университетскую клинику, не имеющую равных в Европе. На самом же деле Киршнеру очень не хотелось вступать в нацистскую партию, а председатель общества хирургов Германии должен был не просто состоять в НСДАП, а еще и занимать в ней какую-нибудь руководящую должность. Это было для Киршнера неприемлемо. Даже когда в университетах ввели обязательное нацистское приветствие и профессор, зайдя в аудиторию, должен был вскидывать руку и кричать «Хайль Гитлер!», Киршнер этого избегал. Он обычно входил, держа в обеих руках препарат, и «волей-неволей» начинал говорить без церемоний: «Господа, перед вами образец почки…»

Не желал он и воевать. После захвата Франции Киршнера все же послали в армию, но вскоре он выбыл по состоянию здоровья. Диагностировал у себя злокачественную опухоль, и, к сожалению, то была не симуляция. Оперировал его любимый ученик Рудольф Ценкер; он обнаружил рак поджелудочной железы с метастазами в печени. Ценкер соврал, что сумел убрать опухоль, и ловко подсунул учителю гистологический препарат другого, более благополучного пациента. Киршнер сделал вид, будто поверил, а сам переписал завещание. Распорядился, чтобы на похоронах не было ни речей, ни венков. Над могилой люди в мундирах не стреляли в воздух и не кричали «Хайль!» Из посторонних присутствовал только пастор.

Эпитафию себе Киршнер избрал краткую: «1. Joh. III 18». Это ссылка на третью главу Первого послания апостола Иоанна Богослова, стих 18-й:

«Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною».