О поступке Джоли

37-летняя американская актриса Анджелина Джоли весной 2013 года удалила грудь из-за угрозы рака. Джоли не стала скрывать произошедшего, а решила рассказать об этом, чтобы обратить внимание других женщин на свой печальный опыт. Ее публикация под названием «Мой медицинский выбор» была опубликована в газете New York Times. В ней актриса подробно рассказала о том, как проходила курс лечения. По ее словам, врачи диагностировали у нее 87-процентную вероятность рака груди и 50 процентную вероятность рака яичников. Недуг был наследственный: мать Джоли умерла от рака в 56 лет. «Этот факт стал главной причиной, по которой я и решилась на операцию», – призналась Джоли. На данный момент риск возникновения рака у Джоли снизился с 87 до 5 процентов.

В российской прессе разгорелась целая дискуссия. Многие недоумевали: зачем делать операцию, если вероятность заболеть не 100%?

– Дело в том, что она чрезвычайно велика, – объясняла Маша Гессен телеведущей «Дождя» Лике Кремер. – Понятно, что 87% – это не точная цифра, но вообще для человека, которому говорят, что у тебя 87-процентный шанс заболеть раком, это звучит очень похоже на 100%. Трудно поверить, что ты попадешь в эти 13%. Но я бы даже не сказала, что это главное. Главное – две вещи. Во-первых, эти генетические, наследственные раки груди, которые появляются обычно до климакса у женщины, бывают чрезвычайно агрессивными. Они очень быстрорастущие, к тому моменту, когда их находят, очень часто бывает поздно, даже если это происходит всего после нескольких месяцев, как опухоль появилась. Во-вторых, когда женщина знает, что у нее настолько высок риск заболеть раком, она попадает в ситуацию, когда она все время проверяется – это единственный разумный способ поведения. Каждые три месяца ты проходишь проверку, после этого у тебя что-нибудь обнаруживают, и ты идешь на биопсию. Пока ты ждешь результаты биопсии, которые, скажем, оказываются отрицательными, приходит время опять проверяться. И такая жизнь.

Ведущая искренно удивлялась, как сама Маша решилась всем рассказать о своей болезни? Более того – написать об этом книгу?

– Когда я впервые узнала, что я являюсь носителем мутации, это было 10 лет назад, когда у нас вообще об этом довольно мало говорили, мне очень тяжело было с этим справиться, – объясняла Маша. – Я почувствовала, что я собираю информацию, а она входит и выходит, я ничего не могу организовать, я ничего не могу для себя решить. Поэтому книга получилась очень органичной; писать – это то, что я умею делать, это то, как я умею прорабатывать информацию. Надо сказать, что это очень помогло, поскольку я стала писать, со мной стали разговаривать не как с пациентом, а как с журналистом. Врачи, оказываются, гораздо больше говорят журналисту, чем пациенту, как правило.

Однако книга Гесен до сих пор не вышла в России. Почему? По словам Маши, российские издатели считают, что российские читатели не готовы к принятию такой информации. Маше кажется, что издатели вообще недооценивают читателей, как правило. Считается, что книга слишком личная и что вообще российский читатель не привык так откровенно и открыто говорить о здоровье, о болезни, об операциях, о личных переживаниях.

– Может быть, дело в российском восприятии чуда? – предполагает другой ведущий Юлия Таратута. – Российские читатели, издатели, российская женщина считают, что чудо случится в пределах этих 13%. Именно пример Джоли и ваш пример говорит о том, что можно рассчитывать на свои силы. В чем здесь национальный колорит восприятия этой проблемы?

– Я думаю, что есть доля правды в том, что вы говорите, потому что то, о чем пишет Джоли, и то, что я переживала, – уверяет Гессен, – и то, что переживает огромное количество женщин, которые сталкиваются с этой проблемой, – это планирование. Я хочу увидеть своих детей взрослыми. Надо сказать, что это первое, что сказала мне врач, когда я пошла с ней разговаривать, моей дочке тогда было 2 года. Она сказала: «Речь идет о том, чтобы увидеть, как твоя дочь закончит школу. Правильно ведь?» Это требует действительно долгосрочного планирования, к которому русский менталитет не то чтобы склонен.

– Но при этом в Америке сейчас происходит довольно громкая дискуссия по поводу избыточного, превентивного лечения онкологических заболеваний, – сообщает Кремер. – Что ты по этому поводу думаешь?

– Это очень интересный разговор. Разговор идет о том, что в американской культуре и во многих западноевропейских странах тоже, просто Америка впереди планеты всей, устоялся такой стереотип, что нужно обязательно делать маммограмы, – объясняет Маша, – нужно обязательно отлавливать рак груди как можно раньше. А сейчас выясняется, что все не так просто. Что, во-первых, маммография – это очень точный инструмент, во-вторых, не все раки становятся инвазивными, то есть они не все начинают расти за пределами молоководящих каналов, а уж тем более за пределами груди. И вообще все гораздо сложнее, чем кажется. Выяснилось, что часто ранний диагноз означает только ранний диагноз, не часто, а в среднем.

В среднем он не означает, что женщина проживет дольше. Она может 2 года жить с раком, она может 5 лет жить с раком, она умрет, предположим, в те же самые 65 лет, когда бы она умерла вне зависимости от того, когда был найден рак. Я немножко упрощаю, но речь идет об этом. Но речь не о наследственных раках, эти наследственные раки немного в отдельной категории. Это не очень большая часть всех раков груди, где-то около 8%, может, 5%. Наследственные раки – это совершенно отдельная категория, но никто не спорит, что если у женщины есть и мутация, и семейная история, это то, о чем пишет Джоли, у нее не только мутация, у нее еще и мама, которая очень рано умерла от рака груди. Вот нам известно, что в тех случаях, когда наследуется мутация, и это мутация в этой конкретной семье уже приводила к раку груди, шансы не заболеть чрезвычайно малы.

– Наследственный рак молочной железы не превышает пяти – семи процентов среди всех раков этого органа, – комментировал истории Джоли и Гессен доктор медицинских наук, профессор Анатолий Махсон. – Но даже этот небольшой процент ежегодно оборачивается несколькими тысячами больных. Диагноз такого рака ставится при наличии у пациентки специфической мутации гена ВRCA1. Если в семье выявляется эта мутация, то вероятность заболеть раком молочной железы больше 90 процентов. Обычно болезнь развивается после 30 лет.

По словам доктора, в России в хирургической практике для профилактики груди не удаляют. Генетический анализ доступен лишь крупным онкологическим центрам, но и там такие операции не проводятся. Для их проведения нужна огромная организационная и психологическая проблема: ведь молодую женщину трудно убедить в том, что ей нужно удалить грудь. Не случайно Маша Гессен призналась, что она несколько лет готовилась к такому решению, а потом тяжело переживала случившееся.

Профессор считает, что в недалеком будущем таким женщинам обязательно поможет превентивная операция: она гарантирует, что рака молочной железы у женщины не будет. А пластическая хирургия позволяет достичь хорошего косметического эффекта.