Клетки иммунной системы и воля к жизни

В главе 4 мы видели, что мыши — потомки Могучего Мышонка, — способные полностью мобилизовать свои иммунные клетки, являются стойкими к раку, даже когда им вводят большие дозы чрезвычайно агрессивных клеток. Исходя из этого, в Национальном институте рака, в лаборатории доктора медицинских наук Рона Гербермана (Ron Herberman) (теперь главы Института рака Питсбургского университета), изучали активность NK-клеток у женщин, недавно прооперированных по поводу рака молочной железы. Было показано, что чем активнее были эти клетки в первые несколько недель после операции, тем больше у женщин было шансов прожить долго (35, 36)[50].

Доктор Герберман также показал, что больные раком груди, психологически более стойкие, имеют более активные NK-клетки, чем женщины, поддавшиеся чувству беспомощности (38). В 2005 году доктор Сьюзан Лютгендорф (Susan Lutgendorf) из Университета Айовы подтвердила эти результаты, исследуя женщин с раком яичников. Женщины, чувствовавшие любовь и моральную поддержку близких и не впадавшие в уныние, имели более боеспособные NK-клетки, чем одинокие, беспомощные и эмоционально подавленные.

Все это наводит на мысль, что лейкоциты крови (NK-клетки, Т- и В-лимфоциты) особенно чувствительны к состоянию беспомощности, убеждению, что с болезнью уже не справиться, и возникающей в результате потере воли к жизни. Подопытные крысы Мартина Селигмана, подвергнутые электрошоку, которого они не могли избежать, испытали беспомощность, очень похожую на беспомощность психологически травмированных людей. Их поведение прямо свидетельствовало, что они утратили всякую уверенность в своих силах. Неспособные что-либо изменить, они стали покорными и пассивными. Они уже не сопротивлялись, когда их атаковали. И именно в таких обстоятельствах их иммунная система тоже сдавалась.

Эмоциональное состояние всегда отражается на поведении иммунных клеток. Когда крыса — или человек — сдается, полагая, что больше не стоит жить, иммунная система тоже складывает оружие. И наоборот, возрождение воли к жизни часто сопровождается переломом в течении болезни.

Элен было пятьдесят два года, когда она узнала, что больна агрессивной формой лимфомы. Первые шесть циклов химиотерапии не дали никакого результата. Еще два курса лишь увеличили агрессивность рака. Осталась только одна надежда, связанная с достаточно опасным оперативным вмешательством – пересадкой аутологичного (чужого, но иммунологически совместимого) костного мозга. Эта процедура требует применения высокотоксичных препаратов, полностью разрушающих иммунную систему организма. После такой трансплантации Элен пришлось провести три недели в стерильном изолированном боксе. Пройдя процедуру дезинфицирования, близкие люди допускались к ней в одежде, напоминающей костюмы космонавтов. У Элен возникло неприятное чувство, будто эти странно одетые люди прибыли с другой планеты. Ей казалось, что она никогда уже не сможет вернуться домой.

Через три недели состояние Элен ухудшилось. Она стала настолько худой, что близкие думали: «Мы видим ее в последний раз...» Они не могли ни обнять ее, ни подержать за руку. Они не могли даже ободряюще улыбнуться, потому что их лица были скрыты за масками. С надеждой, висящей на волоске, чувствуя, что тело сдается, Элен уцепилась за единственное, что всегда было при ней, — за дыхание. Теперь каждый свой вдох она соединяла с желанием жить. Это желание связало ее со всем живым вокруг: с деревом и его листвой за окном, с голосами детей, идущих по коридору, иногда со звездами в ночном небе. Она ощущала странное чувство покоя. Ее утешало сознание того, что жизнь, текущая через нее, будет длиться во внешнем мире.

Прошло двенадцать лет. Элен работает и ведет нормальную жизнь. Она все еще поражается силе, которую получила от той глубокой, почти первобытной связи с энергией жизни, окружавшей ее в то время, когда ее жизнь, казалось, подходила к концу.