Без вины виноватый

Без вины виноватый

…Я помню одного молодого человека. Лет ему было, кажется, 25. Возраст далеко не детский. Многие в таком возрасте уже воспитывают собственных детей. А он был худенький, робкий молодой человек, больше похожий на угловатого подростка, и при этом в нём чувствовалось какое–то внутреннее сопротивление. Молодой человек считал, что сам очень хорошо разбирается в сахарном диабете, и сначала никак не хотел выслушивать мои рекомендации. Всё же мы разговорились. Алексей — так звали моего пациента — стал мягче, беседа наша стала почти доверительной. Я внимательно выслушала его рассказ о болезни, просмотрела амбулаторную карту и поняла, что этому молодому человеку просто очень не повезло. Не произошло у него за всю его 13–летнюю историю диабета встречи с понимающим доктором. Не стали для него родители «семейными» врачами. И случилось так, что знания, полученные Алексеем от врачей и из специальных книг, обернулись против него же самого. Так бывает, когда больной, не испытывая доверия к врачам, трактует их с удобной для себя позиции, не понимая возможных последствий.

Алексей заболел сахарным диабетом в 12 лет. Это был не младенец, а шестиклассник со своим кругом общения, интересами, увлечениями, в том числе и спортивными. Мальчик тяжело воспринял известие о своей болезни. Но переживал это, главным образом, в одиночку.

Родители забрали сына из школы и спортивной секции, считая, что так будет лучше. Но правильно ли это? Мы постоянно говорим о том, что больные сахарным диабетом должны вести тот же образ жизни, что и здоровые. Непонятно ещё, из–за чего больше переживал Алексей: из–за постоянных инъекций инсулина или невозможности посещать школу. Это первая ошибка родителей. Регулярно, один раз в год мальчик проходил стационарное лечение. Регулярно посещал поликлинического врача. Правда, читая скудные записи в амбулаторной карте, с сожалением отмечаешь, что эти поликлинические приёмы были слишком формальными, и записи больше напоминают отчёты о выдаче инсулина. Цифры сахара натощак 12–13, а в диагнозе врач пишет, что диабет находится в стадии субкомпенсации или даже компенсации. Никаких отметок о том, что мальчик отстаёт в физическом развитии… По кратким записям трудно судить о течении диабета, но ежегодные кетоацидозы и появление в диагнозе (уже в 14 лет!) сведений об осложнениях диабета говорят сами за себя. Не нужно быть врачом–эндокринологом, чтобы понять, что диабет у Алексея так и не был скомпенсирован. Я смотрела на плачущую маму и думала: «Где же вы были тогда, когда ему действительно нужна была ваша помощь? Вы должны были разузнать всё о заболевании своего ребёнка. Каким должен быть уровень содержания сахара, как и чем должен питаться мальчик, какие физические нагрузки для него приемлемы. Неужели у вас ни разу не возникало вопроса, почему ваш сын отстаёт в физическом развитии от сверстников? Почему вы ни разу не усомнились в правильности лечения, если за долгое время у него ни разу не было хороших анализов?»

Впрочем, не нужно было даже интересоваться анализами. Одно то, что мальчик постоянно испытывал жажду, говорило само за себя — диабет не компенсирован. Может быть, поэтому, не находя поддержки врача и понимания у родителей, Алексей перестал ходить в поликлинику и сам занялся своим лечением…

Так проходил год за годом. Алексей стал программистом. Рабочий день у программиста ненормированный, и молодой человек часто нарушал режим питания и график инъекций инсулина. Иногда, действительно, можно передвинуть инъекции инсулина, но лишь в исключительных случаях. Иное дело, если это становится правилом. Тогда уровень содержания сахара постоянно колеблется, что, как мы уже знаем, чревато серьёзным ухудшением состояния больного. Алексей же проводил эксперимент над собой в течение 7 лет, упорно избегая врачей. Даже тогда, когда зрение на один глаз ухудшилось, он продолжал жить и лечиться по собственной системе.

Понимание собственных ошибок пришло к нему только в 25 лет, когда он ослеп на один глаз и навсегда потерял возможность заниматься любимым делом. Кто в этом виноват? Здесь нельзя ответить однозначно. Часть вины остаётся на совести медицины. Виноваты и родители, не захотевшие понять свою роль в лечении сына. Ведь именно они должны были забить тревогу, видя, что анализы остаются плохими, что ребёнок плохо растёт. Именно они должны были обеспечить и правильный режим, и правильное питание. Теперь мать плакала. Алексей же активно лечился, наконец–то начал соблюдать диету и режим питания, график инъекций инсулина. Но, к сожалению, было упущено слишком много времени.