Одна история

Одна история

…В лопухах, под забором сидел неестественно толстый кот и украдкой уплетал жирную утку. При этом, аппетитно облизываясь, он повторял: «Вкусная утка, мяу, какая вкусная». Вдруг откуда ни возьмись появилась женщина в белом халате, чем–то напоминавшая эндокринолога из районной поликлиники — и хлоп кота по ушам полотенцем, хлоп! Зазвонил телефон. Кот прыгнул на него и закричал: «Караул!»

…Звонок продолжал трещать. Проснувшись, Николай Павлович потянулся к телефонной трубке. «Фу, что только ни приснится», — подумал он, стряхивая рукой с лица сон.

— Алло, — прокашлявшись, произнёс он.

— Коленька, — раздался в трубке бодрый голос его матери, Прасковьи Фёдоровны, — ты что, спишь?

— Да нет, — позёвывая, ответил Николай Павлович. — Немного вздремнул. Да всё какая–то ерунда снится, — он вспомнил чудной сон.

— Это всё твои доктора, — возмутилась на том конце провода Прасковья Фёдоровна и уже мягче добавила: — Давай–ка лучше приезжай к нам с отцом сегодня. Ты не забыл, у нас юбилей?

Николай Павлович, уже проснувшись окончательно, почесал затылок: «Да, действительно, у них, кажется, в июне была свадьба…»

— Поздравляю, маменька. Да мне что–то не можется, — попытался увильнуть от приглашения сын.

— И знать ничего не хочу! — послышался гневный голос матери. — Нечего себя голодом морить! Приезжай! Слышишь?! — и положила трубку.

…Прасковья Фёдоровна никак не могла поверить в то, что сахарный диабет у её Коленьки появился из–за избыточного веса. Она искренне считала, что сыновья полнота — признак здоровья, и поэтому называла её не иначе как «здоровая». Но врачи стояли на своём и даже убедили сына попытаться сбавить вес. Надо сказать, что вот уже неделю Николай Павлович, борясь с лишним весом, сидел на жёсткой диете. Потому–то и попытался увильнуть от родительских «свадебных» пирогов. Но ни Прасковья Фёдоровна, ни её здравствующий супруг Павел Антонович, сами будучи людьми широкими и в прямом, и в переносном смысле этого слова, с этим согласиться никак не могли. Болели они редко. «Бог миловал», — любила приговаривать Прасковья Фёдоровна, когда беседа заходила о здоровье. И потому считала слова врачей о связи диабета с лишним весом сущей выдумкой и глупостью. Правда, её мать, женщина тоже дородная, в сорок лет маялась почками. Откуда привязалась к ней та болезнь — никто не знал. Не помогли и заговоры. «Бог дал, бог взял, — вздыхала Прасковья Фёдоровна. — Но сахарным диабетом в роду у нас никто не болел», — убеждала она сына.

Однако при этих словах на Николая Павловича всегда находили большие сомнения. То ли из бесед с врачом, то ли из прочитанной про свою болезнь книги он знал, что диабет нередко даёт осложнение и на почки. И потому не без оснований подозревал, что у его бабушки, Аграфёны Кузьминичны, был именно диабет. Он и сам чувствовал, что ничего хорошего в лишних килограммах нет. Всё было бы ничего. Он даже пообвыкся с животом, придававшим ему, как он любил пошутить, солидность. Но к пятому десятку со здоровьем стало твориться что–то неладное: то прыгало давление, то начинало щемить сердце, во рту постоянно подсушивало… Когда стало резко ухудшаться зрение, он обратился к врачу. Тогда и нашли у него сахарный диабет, с которым и увязали неурядицы с глазами. Эндокринолог вместе с кардиологом в один голос настаивали на том, чтобы Николай Павлович срочно избавился от лишних килограммов. Но когда Николай Павлович, наконец осознав всю вредоносность полноты, сделал в этом направлении первую попытку, то с ужасом понял, что от привычки плотно кушать, вколоченной в него с детства, избавиться было катастрофически трудно. С возрастом эта привычка превратилась в страсть, какое–то наваждение. Она поглощала порой всё его существо. Если Николаю Павловичу случалось вдруг «не доесть», у него портились настроение, сон. Ему казалось, будто лукавый сидел у него внутри и постоянно, не считаясь со временем суток, подбивал что–нибудь съесть ещё. Но оказавшись перед выбором — «быть или не быть» — Николай Павлович отступить не мог. Мысль, что одним приёмом таблеток он себе не поможет, с трудом, но держала его на плаву.

При всём своём почтении к родителям, Николай Павлович не мог простить им их твердолобости в кулинарных пристрастиях. Он приходил в негодование, когда его круглощёкий, не по годам крупный двенадцатилетний сын, проведший всю свою дошкольную жизнь на попечении Прасковьи Фёдоровны, за обеденным столом съедал столько, что вызывал искреннее недоумение окружающих: как это всё в такого маленького вмещается? Николай Павлович, хорошо понимая, откуда это у ребёнка и памятуя о собственных нынешних страданиях, начал всячески препятствовать встречам внука с бабушкой.

Теперь у него появилась цель — сбросить злосчастные килограммы самому и отучить юного обжору от вредной привычки. Жизнь обрела новое содержание…

«Так ехать или не ехать на юбилей?» — раздумывал Николай Павлович, сидя у телефона. Сейчас он взвешивал свои силы. А значит, он утверждал для себя новую жизнь без вредной привычки переедания…