Глава 10 Медицина мануфактурной стадии капитализма (середина XVII – вторая половина XVIII в.)

Глава 10 Медицина мануфактурной стадии капитализма (середина XVII – вторая половина XVIII в.)

Последняя стадия феодализма характеризовалась постепенным созреванием в его недрах капиталистических отношений. Уже в конце XIV – начале XV в. в некоторых районах Средиземноморья начали возникать первые зачатки капиталистического производства, которые наиболее проявились в XVI в. Решающее значение для усиления его позиций имел процесс первоначального накопления капитала, раньше всего начавшийся в Англии. На смену ремесленному производству пришла мануфактура. Характерными чертами нарождающегося капиталистического способа производства было отделение непосредственного производителя от средств производства, превращение рабочей силы в товар и средств производства в капитал. Все это сопровождалось заменой одной формы эксплуатации другой, а затем созданием колониальной системы и жестоким ограблением колониальных стран.

Однако рамки сохранявшегося феодального строя сдерживали развитие капиталистического производства, затрудняли утверждение новых общественных отношений. По мере формирования третьего сословия, которое позднее расслоилось на пролетариев и буржуазию (торговую и промышленную) создавались предпосылки для перехода к новым общественным отношениям путем буржуазных революций.

Переход от феодализма к капитализму осуществлялся длительное время. Начавшись буржуазными революциями в конце XVI столетия в Нидерландах и в середине XVII столетия в Англии, он продолжался в последующие столетия. Наиболее выражено этот процесс проявился в промышленном перевороте во второй половине XVIII в. в Англии и в Великой французской революции 1789-1794 гг.

Среди передовых представителей молодого, усиливающегося класса буржуазии распространялись материалистические течения в форме непоследовательного, ограниченного механистического материализма. Но на этой стадии капиталистического развития все еще имели силу носители идеологии феодального общества, терявшего под ногами историческую почву. Последние тяготели по преимуществу к различным течениям идеалистического и религиозно-мистического порядка. Особенно сильно было влияние идеализма на медицину в Германии. В медицине сложилось и приобрело влияние учение Георга-Эрнста Шталя (1659-1734)-анимизм. Г.-Э. Шталь стремился отыскать механизмы, управляющие нашим телом. Стоя на идеалистических позициях, он находил ответ на поставленные вопросы в признании ведущей роли души, в результате чего его взгляды получили название анимизма (лат. anima – душа).

Задача души, по Г.-Э. Шталю, состоит в том, чтобы охранять тело от разложения и смерти. Когда душа ослабевает или перестает выполнять эти функции, тогда наступает смерть. Признав душу в качестве фактора, обеспечивающего жизнедеятельность организма, Г.-Э. Шталь отрицал значение анатомии для врача и считал, что химия не может объяснить жизненные явления. По его мнению, от них мало пользы для медицины.

По Г.-Э. Шталю, душа как естественная жизненная сила, сливаясь с целебными силами организма, предохраняет наше тело от заболеваний и излечивает болезни. Задача врача при всех болезнях сводится к поддержанию душевной доброты в чисто религиозном смысле, помогая жизненной силе, душе.

Создав в химии учение о «флогистоне», Г.-Э. Шталь стремился объяснить и процессы горения со своих идеалистических позиций, вводя понятие об особой горячей огненной силе, которая при сжигании материи удаляется из нее.

Крупнейший ученый XVIII в. А. Галлер (1708-1777) работал на родине в Швейцарии (Берн) и в Германии (Геттинген). После А. Везалия и У. Гарвея он был одним из выдающихся анатомов и физиологов своего времени. Им составлены лучшие в то время анатомические атласы. А. Галлер внес большой вклад в упрочение естественнонаучного фундамента медицины. Его заслугой является разработка нервно-мышечной физиологии. Он показал роль нервов как носителей чувствительности и проводников раздражения, продолжил работу Р. Декарта по изучению в общем виде рефлекторной дуги. Однако А. Галлер не смог сделать правильных выводов и обобщений из своих наблюдений, опытов и верных догадок, так как не способен был преодолеть религиозность и спиритуализм – представления о руководящей роли духа во всех органических процессах.

А. Галлер был автором теории «физиологических свойств», согласно которой ткани организма обладают специфическими свойствами; важнейшим среди них является раздражимость. Он считал, что раздражимость зависит не от функции нервов, а от свойств тонкой структуры частей тела. Мышца, например, в своей сократительной деятельности не нуждается в воздействии «животного духа» от мозга. Ее сокращения обусловлены специфическим свойством самой мышечной ткани. А. Галлер утверждал, что при лечении больного врач должен способствовать уменьшению или увеличению раздражимости.

Занимаясь также эмбриологией, А. Галлер стоял на позициях преформизма. Он считал, что все части будущего взрослого организма в зародыше полностью сформированы, только в значительно уменьшенном виде и в дальнейшем лишь увеличиваются в размере. Преформизм был опровергнут в том же XVIII в. Каспаром Вольфом (1734-1794), профессором анатомии и физиологии в Петербурге. У себя на родине в Германии К. Вольф не нашел возможности для преподавания и разработки своих передовых взглядов.

Во Франции в XVIII в. получило развитие учение витализма, в основе которого лежало представление о специфической жизненной силе, присущей организму (vis vitalis), или «жизненном принципе». Подобно Г.-Э. Шталю, виталисты пренебрегали связью медицины с общим естествознанием. Главным центром витализма был старый университет в Монпелье (Франция), где наряду с успешным развитием ряда отраслей медицины сохранялись некоторые традиции средневекового галеризма. Наиболее видные из виталистов – Теофил Борде (1722-1776) и Поль-Жозеф Бартез (1734-1806). Заслугой Борде явилось изучение желез. Именно в функциях желез он хотел видеть выражение деятельности одухотворяющего организм «жизненного принципа» или «жизненной силы». Исследования Борде проложили путь к изучению позднее, в XIX в., желез внутренней секреции. Бартез продолжил и завершил разработку системы Борде с некоторыми изменениями.

Учение виталистов оказало немалое влияние на последующее развитие медицины, видоизменяясь с обогащением науки, приспосабливаясь к новым открытиям и появлению новых систем вплоть до неовитализма в XIX-XX вв.

Последующие идеалистические системы в медицине, гомеопатия С. Ганемана и учение Куллена – Броуна получили распространение главным образом уже в начале XIX в.

* * *

Идеалистическим системам в естествознании и медицине противостояли материалистические воззрения, которые преобладали в XVII-XVIII вв. Такое соотношение соответствовало крепнувшему влиянию молодой буржуазии, интересам и мировоззрению которой отвечали эти материалистически направленные течения в науке.

Томас Виллизий (1622-1675) из Оксфорда (Англия) сосредоточил внимание на изучении анатомии и физиологии нервной системы (nervus accessorius Willisii, circulus arteriosus Willisii) и болезней, связанных с ее поражением. Его работы в совокупности являются своего рода энциклопедией нервной системы и могут рассматриваться как одно из самых ранних выражений будущего нервизма. Продолжением этих работ Виллизия, но с более выраженной материалистической направленностью явились труды чешского ученого Иржи Прохаски (1749-1820). Он развил и конкретизировал ранние представления Декарта о рефлекторной дуге и рефлексе. В труде «О структуре нервов» (1779) впервые Прохаска указал на функциональное различие между передним и задним корешками спинномозговых нервов. Эти его указания послужили исходным пунктом для последующих исследований Чарлза Белла и Франсуа Мажанди в XIX в. Основной труд Прохаски – «Рассуждение о функциях нервной системы» (1784). Учебник «Физиология, или учение о природе человека», написанный Прохаской, был переведен на другие языки, в том числе на русский (СПб., 1809 и 1822 гг.). Продолжателем Прохаски в XIX в. явился виднейший чешский ученый Я. Э. Пуркине.

Значительно расширились и обогатились прежние представления о строении организма в связи с развитием новых отраслей анатомии, возникших в данный период, – микроскопической и патологической анатомии. Начало микроскопической анатомии положили Марчелло Мальпиги в Италии и Антоний ван Левенгук в Голландии (Нидерланды). Мальпиги (1628-1694) широко использовал в изучении организма сконструированный на рубеже XVI и XVII вв. Захарием Янсеном (Голландия) микроскоп. Главной заслугой Мальпиги является исследование капилляров и капиллярного кровообращения (1661), а затем форменных элементов крови (1663). Его исследования капиллярного кровообращения дополнили схему В. Гарвея и завершили изучение большого круга кровообращения.

Антоний Левенгук (1632-1723), самоучка, владевший только народным голландским языком, мелкий торговец мануфактурой и галантереей, самостоятельно конструировал увеличительные линзы и приборы из соединения линз, получая увеличение до 300 раз, что значительно больше силы других увеличительных приборов того времени. В 1674 г. он впервые увидел микроорганизмы (animalcula) в тинистой озерной воде и в зубном налете.

А. Левенгуком впервые обнаружены, описаны и зарисованы сперматозоиды животных, костные тельца, форменные элементы крови, строение мышц и др. Его главный труд «Раскрытые тайны природы» (Arcana naturae detecta», 1695) представляет собой собрание писем с зарисовками, адресованных главным образом членам Лондонского Королевского общества и Академии наук, основанной в 1662 г.

Огромное значение для дальнейшего развития медицины имело возникновение в XVIII в. патологической анатомии. Еще Френсис Бэкон в конце XVI в. в труде «О достоинстве и всемогуществе наук» («De dignitate et augmentate scientiarum) ставил вопрос о недостаточности одной описательной анатомии и о необходимости систематического сопоставления анатомических данных и клинических наблюдений.

Во второй половине XVII в. швейцарские врачи Т. Боне (1620-1689) и И. Вепфер (1620-1695) занялись систематизацией проводившихся в разных странах патологоанатомических вскрытий и попытались сопоставить их результаты с клиническими данными. Труд Боне назывался «Морг, или практическая анатомия на основе вскрытий трупов больных» (Sepulchretum seu anatomia practica, 1679 г.). Тем же вопросам были посвящены работы падуанского профессора А. Вальсальвы (1666-1723), ученика Мальпиги. Продолжатель и ученик Вальсальвы Джованни Батиста Морганьи (1682-1771), клиницист Падуанского университета, в капитальном труде «О местонахождении и причинах болезней, обнаруженных рассечением» (De Sedibus et causis morborum per anatomen indagatis, 1761 г.) подвел итоги наблюдений предшественников, в частности своего учителя Вальсальвы, и обобщил собственный опыт. Морганьи был крупным практическим врачом. В своем труде он приводил не только протоколы вскрытий, но прежде всего собственные наблюдения. Таким образом, его труд являлся одновременно клиническим и патологоанатомическим исследованием. Морганьи требовал, чтобы каждый врач умел производить и производил вскрытия. По его мнению, каждая болезнь гнездится в определенном месте тела и вызывает в нем определенные материальные изменения. Вскрытие позволяет точно установить эти изменения и тем самым определить болезнь.

В дальнейшем этот «локалистический» принцип ввиду одностороннего преувеличения его значения привел к серьезным теоретическим и практическим ошибкам. Но во второй половине XVIII в. труд Морганьи сыграл большую положительную роль. Новая наука – патологическая анатомия – подвела под расплывчатое до того времени понятие «болезнь» прочную основу, дала ей материальный субстрат.

Развитие патологической анатомии явилось сильным ударом по метафизическим учениям в медицине и этим способствовало укреплению материалистических позиций. Появилась возможность ставить обоснованный диагноз. В связи с развитием патологической анатомии в дальнейшем выделилась новая врачебная специальность – прозекторская служба, имевшая большое значение для улучшения лечебного дела.

Наряду с морфологией и физиологией, закладывались в начальной форме основы будущей гигиены – познание внешней, окружающей человека среды. Эту область знаний питали главным образом два источника: развивавшееся в форме мануфактуры производство и мероприятия против многочисленных заразных болезней. Новый способ производства – укрупнение ремесла, перераставшего в мануфактуру, способствовал значительному увеличению числа вовлекаемых в производство людей и в то же время ухудшению условий их труда, а следовательно, увеличению заболеваемости «…Материал и стимул для промышленной патологии дается впервые лишь мануфактурным периодом» [47], – отмечал К. Маркс. На протяжении XVI и XVII вв. в разных странах Европы было опубликовано несколько работ, посвященных описанию профессиональных поражений. Но наиболее значительным трудом по вопросу о влиянии условий труда на здоровье явилась книга итальянского врача Бернардино Рамаццини (1633-1714) «Рассуждение о болезнях ремесленников» (De morbis artificum diatriba), вышедшая в Модене в 1700 г. Разложение феодальных и развитие новых капиталистических отношений ранее всего сказалось в Северной Италии: здесь, особенно в портовых городах, быстрее шел процесс образования и роста мануфактур, появлялись новые классы – буржуазии и наемных рабочих; здесь произошли и первые промышленные конфликты. В молодости Б. Раманцини служил должностным (городским) врачом в разных общинах Северной Италии. Эта работа давала большие возможности для наблюдения за условиями жизни ремесленников, рабочих мануфактур, бедноты. Наблюдавший и изучивший свыше 60 современных ему профессий, Рамаццини пользовался еще старым средневековым термином «ремесло», хотя описывал новое явление, характерное для новой эпохи. В его книге ярко выражен протест против отрицательных явлений в общественной жизни. В стихотворном посвящении, что было тогда принято, Рамаццини так обращается к своей книге:

Ты для смрадных мастерских на свет родилась,

А не для дворцов роскошных знати…

Б. Рамаццини (1633-1714).

Рамаццини различал заболевания, вызванные различными факторами: обстановкой, средой (пыль, высокая температура окружающего воздуха, минеральные выделения), рабочей позой (например, у портных, сапожников), отравлениями (у аптекарей, зеркальщиков), заразными болезнями (у кормилиц, матрацников), общим неправильным режимом работы и др. В предисловии он напоминал врачам об их «долге перед людьми труда – перед ремесленниками и рабочими: ведь именно от их ручного труда, иногда самого тяжелого и грязного, но все же необходимого зависит множество благ, которыми пользуются люди». Рамаццини решительно осуждал врачей, оставляющих без внимания условия жизни и работы больного. Он настаивал на выяснении врачами влияния профессии на здоровье работающего. Рамаццини считал недопустимым для врача при лечении больного из народа ограничиваться чисто медицинской стороной: «Я лично, – писал он, не погнушался посещать самые неприглядные мастерские… Именно в мастерских, которые в этом отношении являются школами, можно научиться, как предупреждать заболевания, которыми ремесленники обычно страдают, и как их лечить». Книга Рамаццини получила отклик во многих странах, где ремесло также перерастало в мануфактуру. Описанные им явления были характерны не только для Италии. В России несколько позднее, в середине XIX в., А. Н. Никитин опубликовал частичный перевод этой книги со значительными изменениями и дополнениями сначала в журнале «Друг здравия» (1844 – 1846), затем в виде отдельной книги «Болезни рабочих с указаниями предохранительных мер» (1847).

Разносторонне эрудированный ученый-медик Рамаццини выступает в своей книге как внимательный практический врач. Он не только описывает заболевания, но и пытается указать в каждом случае предупредительные меры. Содержание книги Рамаццини переходит из области клиники и патологии в область гигиены, а именно гигиены труда. Это новое направление, выдвигая на первый план изучение условий жизни, повседневной деятельности людей и окружающей среды укрепляло интерес к материальным, средовым факторам заболеваний и противостояло пережиткам средневековой мистики.

Большое место среди заразных болезнен в XVIII в. занимали паразитарные тифы (главным образом сыпной), кишечные инфекционные болезни (прежде всего дизентерия), а также малярия и оспа.

Борьба с широко распространенной оспой проводилась в XVIII в. в форме вариоляции – прививки натуральной оспы. Английский сельский врач Эдуард Дженнер (1749-1823), пользуясь советами видного патолога и хирурга Джона Гантера (1728-1793), длительно проводил многочисленные опыты над разными видами животных (четвероногие, птицы): наблюдал за течением оспы у них, передачей заражения, случаями невосприимчивости. Собранный и систематизированный Э. Дженнером огромный материал наблюдений и опытов над животными дал ему возможность приступить 14 мая 1796 г. к вакцинации людей – прививке им коровьей оспы. Исключительно важное открытие было не сразу признано: долгие годы продолжалась борьба против вакцинации, особенно на родине Дженнера в Англии.

Общим направлением в культуре эпохи Возрождения и «нового времени» непосредственно следовавших за ним веков – было внимание к материальному миру, попытки овладения силами природы, что не могло не сказаться и на лечебной медицине.

Выдающимися представителями клинического направления в медицине XVII-XVIII вв. явились Томас Сиденгам в Англии и Герман Бурхав в Голландии. Сиденгам (1624-1689), практический врач в Лондоне, приобрел огромную популярность на родине и за ее пределами и был прозван английским Гиппократом, или Гиппократом нового времени. Подобно Гиппократу он внимательно наблюдал за больными и руководствовался этими наблюдениями в своей лечебной практике.

Сиденгам дал подробное описание ряда болезней, особенно детских и инфекционных – скарлатины (которую он назвал scarlet fever), краснухи, коклюша, рожи, хореи, подагры и др. Одним из первых он применил для лечения малярии кору хинного дерева – новое тогда средство, ввозимое из Южной Америки и с недоверием встреченное в Европе. Надпись на его памятнике гласила: «Медик, славный на все времена (навеки)» (Mediclis in omne aevum nobilis).

Еще большее влияние на развитие практической медицины имел Герман Бурхав (Бургав) (1668-1738), профессор Лейденского университета в Голландии, прозванный «учителем почти всей Европы». Его ученики стали видными учеными в разных странах: А. Галлер – физиолог в Швейцарии и Германии, врач-материалист Ж.-О. де Ламетри во Франции, Г. ван – Свитен – руководитель медицинского дела в Австрии, декан медицинского факультета в Вене и др. Одновременно с медициной Бурхав преподавал химию, но процессы жизни в организме он истолковывал преимущественно в плане не химических, а физических явлений, в духе ятрофизики – «по законам механики, гидростатики, гидравлики». Так, образование тепла в теле он объяснял трением крови о стенки сосудов, воспаление – трением застоявшейся в мелких сосудах крови и т. д. Среди других нововведений Бурхав начал применять в клинике термометрирование больных, пользуясь термометром Фаренгейта. Сущность учения Бурхав изложена в его книге «Введение в клиническую практику» («Introductio in praxin clinicam). Прежде всего, считал он, необходимо наблюдать больных у их ложа, посетить и видеть больного.

Г. Бурхав (1668-1738).

В то время это положение имело большое принципиальное значение: оно утверждало метод наблюдения и опыта, было направлено против схоластических пережитков, против средневековой медицины галенистов.

В России принцип обучения врачей у постели больного имел свои традиции. В 1682 г. вышел указ о создании в Москве двух «шпитален», где молодые врачи получали бы «науки своей изощрение» и где одновременно «и больных лечить и врачев учить мочно было», т. е. имелась в виду по существу клиническая подготовка врачей. Схоластика, господствовавшая в западноевропейских странах, никогда не оказывала большого влияння в России. Традиции медицины в России привели в XVIII в. к ее сближению с передовыми медицинскими центрами Падуей и Лейденом, где в основе преподавания лежал тот же клинический принцип. Сближению с Лейденским университетом способствовали также широкие торговые связи с Голландией еще с XVII в.

Среди других видных представителей клинической медицины этого периода в Лейденском университете следует назвать Франциска де ле Боэ Сильвия (1614-1672), также имевшего большое количество учеников и оказавшего заметное влияние на клиническую медицину в других странах. Так, основоположник патологической анатомии Морганьи в своем классическом труде (1761) имел возможность опереться на труды голландского клинициста. Сохранившиеся в анатомии обозначения fossa Sylvii, aquaeductus Sylvii свидетельствуют о работах де ле Боэ Сильвия по изучению головного мозга. Придерживаясь в отличие от Бурхав не ятрофизических, а ятрохимических взглядов, он выдвигал в своем учении на одно из первых мест значение «ферментации» – процесса превращения в организме одного вещества в другое под влиянием гипотетических «ферментов» с образованием продуктов противоположного вида – кислот и щелочей.

Из новых методов исследования, обогативших в тот период медицину, следует отметить предложенное венским врачом Леопольдом Ауэнбруггером (1722-1809) выстукивание грудной клетки – перкуссию (1761). Осмеянное и отвергнутое венским медицинским факультетом новое предложение несколько лет не находило применения. Теофилу Лаэннеку (1781-1826), выдающемуся клиницисту, принадлежит разработка методов выслушивания стетоскопом и непосредственно ухом – аускультация, а также заслуга в изучении патологии органов дыхания, в частности туберкулеза легких.

Из других отраслей лечебной медицины в то время получила значительное развитие хирургия, в первую очередь в Англии и Франции. Из хирургической школы при старинном Госпитале св. Варфоломея (основан в 1137 г.) в Англии вышел выдающийся хирург, биологи патолог Джон Гантер (1728-1793). Его имя носит Биологический музей в Лондоне, имеющий мировую известность, оборудованный на основе его сравнительно-анатомических препаратов. Дж. Гантер явился крупным естествоиспытателем и одним из основоположников новой научной дисциплины – экспериментальной патологии. К числу его многочисленных учеников относится Э. Дженнер. Во Франции успехи новой хирургии, заложенной в XVI в. Амбруазом Паре, нашли выражение главным образом в усовершенствовании хирургического образования, научной подготовки хирургов. Вместо прежней, восходившей к традициям Средних веков ремесленноцеховой подготовки была создана Хирургическая школа при Братстве св. Козьмы (Fraternite-Saint-Comes), а затем и высшее учебное заведение – Хирургическая академия (1731). Медицинский факультет Парижского университета тщетно пытался продолжать свое многолетнее сопротивление этому давно назревшему событию, подрывавшему схоластическую средневековую традицию, подчиненное положение хирургии и хирургов. В 1743 г. Хирургическая академия была полностью приравнена в правах к медицинскому факультету университета. Но фактически она вскоре переросла его по научному значению, развивая научную хирургическую деятельность во всей стране.