Глава XXXII Флагелляция во Франции

Глава XXXII Флагелляция во Франции

Во французском уложении о наказаниях розга занимает относительно незначительное место. В прежние времена и небольшие сравнительно преступления карались смертью, изуродованием или изгнанием. Зато в домашнем кругу, а также и в школе телесные наказания пользовались большим почетом. Таким образом, розга и плеть, заботившиеся о воспитании детей, особенно наиболее непослушных из них, постоянно бывали заняты своим делом. В исправительных заведениях, в домах для умалишенных, в тюремных больницах женщин и девушек били часто, били беспощадно. В своих мемуарах госпожа де Жанлис передает потомству, что ее мать до страсти любила применять розгу, и «когда, – говорит писательница, – я замечала, что розга свищет менее хлестко, нежели обычно, и опускается на тело не с прежней силой, я сейчас же думала тревожно о том, здорова ли мама».

Душевнобольные в специальных заведениях очень часто подвергались тяжким экзекуциям; у Вольтера на эту тему имеется талантливый рассказ. В 1723 году из Китая во Францию возвратился патер Фуке, иезуит. В Поднебесной империи священник этот провел двадцать пять лет и все время слыл там одним из деятельнейших миссионеров. В конце концов он разошелся во мнениях с другими иезуитами-миссионерами и возымел намерение принести на них жалобу его святейшеству, самому папе. В качестве свидетеля патер Фуке привез с собой одного китайца, которого хотел секретным образом провести с собой в Рим. Предварительно же он остановился в Париже. Здесь иезуиты узнали о планах и намерениях Фуке, причем последний был об этом также осведомлен. Не долго думая, он отправился на курьерских в Рим, и досточтимым отцам иезуитам достался в руки один только китаец. Этот несчастный ни слова не понимал по-французски. Добродушные отцы распорядились изготовлением ордера на арест, сославшись на то, что имеют необходимость привести в дом заключения душевнобольного. Полицейский чиновник не замедлил явиться со стражником, чтобы, во исполнение приказания, забрать сумасшедшего в дом для умалишенных. В указанном месте он встретил человека, который совершенно иначе кланялся, чем французы, говорил непонятные слова ревучим голосом и корчил чрезвычайно удивленные рожи. Выразив «сумасшедшему» сожаление, полицейский приказал связать ему руки и в таком виде доставил в Шарантон, где несчастного два раза в день «угощали» солидными порциями розог.

Удивлению китайца, само собой разумеется, не было пределов: он решительно ничего не понимал и находил поведение французов в высшей степени удивительным, чтобы не сказать более. Три года прожил несчастный на хлебе и воде среди безнадежно умалишенных и охранявших их сторожей, думая все время, что французы подразделяются на два сорта людей: одна половина из них танцует, в то время как другая хлещет пляшущих розгами и плетью.

В своих сочинениях Вольтер часто упоминает о розге, и именно в тех местах, где хочет высмеять отцов-иезуитов. И Фенелон в известном труде, посвященном воспитанию, высказывает свое мнение относительно телесных наказаний вообще. О том, какого мнения придерживался по данному вопросу Руссо, мы будем говорить далее.

В мемуарах прославившейся госпожи Буриньон, которая особенно много страдала от видений религиозного характера, очень часто упоминается о наказаниях розгами, и лишь только находившиеся в ее исправительном заведении дети уклонялись от наказания, их считали заколдованными или одержимыми бесом, причем в результате их окружали особой заботливостью и состраданием.

Били во Франции совсем маленьких детей, и, по уверению гувернанток и бонн, телесные наказания развивали мышцы и укрепляли кожу подрастающего поколения. Сами гувернантки тоже не забывались, и к ним родители вверенных их попечению детей нередко обращались с многозначительной фразой: «Берегитесь, сударыня, или же нам придется отправиться с вами в Нидерланды», [10] – что говорило красноречиво об угрожающей экзекуции.

Во всех французских школах при монастырях розга, в применении к молодым девушкам, подолгу без употребления не залеживалась, что, разумеется, объясняется флагеллянтизмом, игравшим среди монашенок довольно выдающуюся роль. Святые сестры с энтузиазмом и восхищением наказывали точно так же своих учениц, как это проделывали святые отцы по отношению к своим кающимся детям.

В школах для мальчиков также недостатка в ударах не было, причем «школа добрых отцов святого Лазаря» безусловно должна была получить в этом отношении пальму первенства. Мало того, что эти «добрые отцы» щедрой рукой награждали своих учеников розгами, – они подвергали экзекуции и тех, кого им поручали наказывать, и тех, с которыми вообще они дел никаких не имели. Никогда не было отказа в исполнении просьбы, изложенной хотя бы в письме следующего содержания: «Господин М. М., свидетельствуя свое уважение патеру Х., покорнейше просит угостить подателя сего двадцатью ударами». Само собой разумеется, что при письме прилагалось также и соответствующее вознаграждение за хлопоты и труды. А так как упомянутая только что школа помещалась в центре столицы, то в конце концов в этой семинарии образовалось настоящее коммерческое предприятие для приведения в исполнение телесных наказаний. Родители посылали сюда неучтивых и выбившихся из повиновения сыновей, опекуны – своих непослушных опекаемых, учителя – наименее успевавших учеников, и т. д. И раз только к письму или словесной просьбе прилагались деньги – сделка была окончена, и наказание приводилось в исполнение без рассмотрения вызвавшего его преступления. Сколько ударов указывалось, столько и отсчитывалось. К тому же у святых отцов имелся постоянно такой обильный запас различных экзекуционных инструментов и сильной прислуги, которая умела обращаться с последними, что никому из «заказчиков» нечего было бояться отказа. Не обходилось здесь и без комических приключений и совпадений. Молодые люди, которым поручалось передать письмо в монастырь Св. Лазаря, не зная о содержании его, в свою очередь перепоручали это дело другим, и в результате несчастные жертвы случайности в награду за свое добродушие и услужливость переживали под розгами довольно неприятные минуты и ощущения.

Для покинутых любовниц святые отцы нередко играли роль мстителей и блестяще выполняли дело наказания легкомысленно относившихся к любви и верности возлюбленных.

У Беранже имеется песенка, относящаяся к иезуитам и к наказаниям ими учеников:

«Вы откуда, чернецы?»

«Из-под земли, вот откуда!»

И каждый стих заканчивался:

И так мы бьем, мы все бьем

Красивых мальчиков красивые части тела.

То, что общественное мнение касательно телесных наказаний изменилось с тех пор, когда «добрые отцы» Святого Лазаря упражнялись в телесных наказаниях, ясно вытекает из случая, опубликованного в 1832 году. Аббат Луизон, председатель одного из воспитательных заведений в Болонье, был предан суду за то, что подверг наказанию плетью десятилетнего мальчика Алексея. Президент судебной палаты, где рассматривалось дело, пожелал узнать, каким именно образом была сделана послужившая для экзекуции Алексея плеть. На этот вопрос подсудимый ответил, что плетка состояла из семи тонких веревок с узелками на конце каждой из них. Когда же президент заявил аббату Луизону, что, согласно показаниям школьных товарищей потерпевшего, каждая веревка по толщине своей напоминала вставку для пера, а каждый узел был величиной с добрую вишню, – подсудимый возразил, что свидетели стояли в значительном отдалении от Алексея, ясно видеть не могли, были сильно испуганы, и от страха предметы показались им значительно больше натуральной величины. Прокурор выразил желание поглядеть на плетку, но аббат уклонился от исполнения желания его, вследствие чего после десятиминутного совещания был вынесен следующий приговор: так как подсудимый телесно наказал мальчика, не имея на это никакого права, он приговаривается к штрафу в сто франков, к двадцатидневному тюремному заключению и уплате судебных издержек.

Последней женщиной, наказанной плетью по суду во Франции, была графиня де ла Мотт, принимавшая участие в краже пресловутого ожерелья, в свое время заставившего о себе много говорить. История этого ожерелья относится ко временам Марии Антуанетты и настолько всем известна, что мы не находим нужным повторять ее здесь. Графиню приговорили привязать за шею к позорной тачке и в обнаженном виде подвергнуть наказанию плетью. Затем постановлено было выжечь на обоих плечах ее по букве В (воровка) и после всего этого подвергнуть пожизненному заключению в тюрьме Сальпетриер. После произнесения приговора графиня разразилась целым потоком брани и оскорбительных выражений по адресу королевы и парламента, а во время совершения операции клеймения сопротивление ее было настолько велико, что палачу еле-еле удалось справиться с ней и исполнить свое дело.

Беззаконное наказание плетью и розгами женщины имело место в Париже и в позднейшие времена. В ужасный период Французской революции, когда мясники, хулиганы, бродяжки и всякий уличный сброд вообще взяли в свои руки власть над страной, а также позднее, когда владычество перешло на сторону так называвшейся «золотой молодежи», розга, разумеется, отдыху не имела. Во время первого периода наблюдалось желание группы известных парижанок собрать выгнанных из монастырей монашенок, чтобы затем подвергнуть их позорной экзекуции. Наиболее известным случаем этого рода является дело девицы легкого, но революционного поведения Тариан де Мерикур, высеченной публично и притом самым жестоким образом шайкой женщин. Со стыда и ярости несчастная лишилась рассудка и прожила еще двадцать лет в доме для умалишенных в Шарантоне. Если ей удавалось избежать бдительного надзора сторожих, она срывала с себя одежды и пыталась наносить себе столь же позорное наказание, которое выпало на ее долю со стороны озверевшей толпы.

Когда же наступил период реакции, ужасы со стороны «золотой молодежи» были нисколько, кажется, не меньше. Партия эта, состоявшая из знатных развратников, чистопробной интеллигенции, модных дам и профессоров теологии, дошла до того, что с помощью картечи разрывала людей на части, закалывала безоружных пленных и арестованных и подвергала телесному наказанию молодых девушек. Женщин привязывали обыкновенно к «дереву свободы», раздевали догола и секли плетью или розгами. Одну молодую барышню, почти подростка, пятнадцати лет, самым издевательским образом наказали на улице розгами только за то, что она поцеловала труп своего отца. Антитеррористы Парижа окружали по вечерам помещения, в которых происходили собрания якобинцев, и всячески издевались над последними. Так, они бросали в окна камни и нападали на членов клуба, когда они выходили после заседания на улицу. Особенно излюбленной мишенью для мести служили при этом женщины, которых они называли «фуриями гильотины». Где бы ни показались эти особы, их сейчас же избивали плетью, причем крики жертв террора еще более возбуждали злобу и ужас якобинцев.