Глава IV Флагелляция у римлян
Глава IV Флагелляция у римлян
Телесные наказания у древних римлян имели чуть ли не самое широкое распространение; об этом свидетельствуют исследования многих авторитетных писателей-историков. В каждом доме обязательно можно было встретить картины, на которых изображались применявшиеся в то время для наказания инструменты и вспомогательные средства. В судейских камерах судьи были окружены огромным выбором всевозможных плетей, кнутов, розог и кожаных ремней, и все это имело в виду устрашение обвиняемого. Помимо того существовал еще целый арсенал пособий, специально предназначенных для наказания рабов; из числа таких инструментов назовем особого рода бечевки, изготовлявшиеся исключительно в Испании. Орудия наказания носили различные имена. Так, например, известна ferula, представлявшая собою плоский кожаный ремень, слывший в то время одним из самых милосердных и нежных инструментов. Далее следует Scutica, сплетенная из витого пергамента, затем – flagella и, наконец, самый ужасный инструмент – flagellum. Эта штука наводила сильнейший трепет и приготовлялась из скрученных полосок коровьей кожи. В третьей сатире своей первой книги Гораций описывает различные градации этих «устрашающих средств». Он рассказывает, между прочим, о том, как некий судья держал своих служащих в ежовых рукавицах, затем обращается в ироническом тоне к последователям стоицизма, проповедовавшим меры устрашения и утверждавшим, что все преступники равны и, следовательно, все наказания должны быть одинаковы. «Сделайте себе за правило, – говорит Гораций, – чтобы накладываемое вами наказание постоянно находилось в соответствии с совершенным преступлением. Если преступник заслуживает быть высеченным только плеткой из скрученных полосок пергамента, то не подвергайте его наказанию с помощью ужасных кожаных нагаек. А того, что вы накажете кого-либо ударами плоского ремня в то время, когда он заслужил более тяжелое наказание, – я нисколько не боюсь!»
Существовали еще более ужасные инструменты, нежели упомянутый выше flagellum, а именно: длинные бичи или кнуты, в окончание которых вплетались металлические шарики, усеянные маленькими острыми иголками. Сечение рабов в древнем Риме производилось настолько часто, что остряки того времени наделяли несчастных прозвищем по роду полученного ими наказания; так, например, существовали bestiones, bucoedoe, verberonnes, flagriones и т. д.
Наказания, налагавшиеся на рабов, и тот ужас, который они внушали несчастным, служили очень часто темой, на которой охотно останавливался в своих комедиях Платон. Так, например, в его «Эгедике» один из рабов, являющийся в пьесе главным действующим лицом, увидел, что повелитель его в одно прекрасное утро обзавелся новой плетью, и из этого заключил, что господин открыл все его замыслы! Всевозможные телесные наказания служили для Платона неисчерпаемым источником для острот и шуток. В одной комедии раб в шутку обращается к другому невольнику и спрашивает его: сколь в нем весу, когда он висит нагишом, привязанный к балке, а к ногам его прикреплены стофунтовые тяжести? Необходимо заметить, что подобный груз привешивался к рабам постоянно во время наказания, чем имелось в виду, как мы уже упоминали выше, препятствовать им наносить своими ногами толчки экзекутору. В другом месте Платон делает намеки на ремни из коровьей кожи, из которых приготовлялись батоги, и советует рабам топтать их ногами; при этом Платон погружен в глубокое раздумье по поводу удивительного факта, заключающегося в том, что «мертвая скотина может наносить вред живому человеку».
Мы могли бы привести массу обычаев и привычек старого Рима, характеризовавших то могущественное положение, которое занимала в то время плеть или розга. Так, например, сечение и бичевание рабов получило такие права гражданства, что плеть или палка могли быть символом жизненного положения этих несчастных. Камерариус повествует об особенном обычае, существовавшем в течение довольно продолжительного промежутка времени и заключавшемся в том, что позади триумфатора, в его колеснице, стоял человек с плетью в руке. Это должно было означать, что судьба человека вообще крайне изменчива и что с величия славы можно опуститься до положения простого работника-невольника.
Для того чтобы высечь рабыню, вполне достаточным основанием у римлянки – по словам Ювенала – служил нос невольницы, который почему-то не нравился капризной госпоже; иными словами, говорит этот автор, стоило римлянке быть недовольной своей собственной внешностью, как за это расплачивалась ни в чем не повинная рабыня. У некоторых матрон существовало даже правило, в силу которого рабыни, занимаясь прической своей госпожи, должны были оставаться полуобнаженными, чтобы в случае малейшей погрешности, происшедшей вследствие незначительной неловкости, быть готовой к восприятию того количества ударов, которое заблагорассудится назначить пришедшей в негодование барыне. Эти прелестные фурии дошли в конце концов в своей жестокости до того, что в первом периоде империи их власть была до некоторой степени сокращена. Во время владычества императора Адриана некая дама была приговорена к пятилетней ссылке за то, что жестоко обращалась со своей рабыней. Если случалось так, что прислужницы разбивали стакан или во время варки портили какое-либо кушанье, то заранее могли рассчитывать на самую ужасную порку, которая нередко производилась в присутствии гостей, дабы их поразвлечь. И действительно, гости были крайне благодарны за доставленное им бесплатное зрелище. Ювенал, описывая настроение одной римлянки, недовольной своим мужем и поэтому обрушивающейся на рабов, выражается буквально следующим образом: «О, горе ее прислужницам! Горничные должны снять верхние платья свои, прислужник получает упреки за долгое отсутствие свое. Полосы кожаных ремней разрываются о спины некоторых рабынь, у некоторых потоками струится кровь под ударами плетей, у других – вследствие ударов батогами из пергамента».
С течением времени жестокость знатных римлянок по отношению к своим прислужницам достигла таких колоссальных размеров, что один из консулов выпустил даже особое по этому поводу постановление. Пятый канон этого любопытного документа гласит: «Если какая-либо дама, рассердившись на свою рабыню, бьет ее сама или заставляет наказывать других, и если наказанная умрет до истечения трех дней после экзекуции под влиянием перенесенных истязаний, то здесь сомнительно утверждать, что смерть наступила случайно или преднамеренно. Но если при следствии окажется наличность преднамеренности, то виновная госпожа должна подвергнуться ссылке на семилетний срок; в случае же недоказанности преднамеренности, срок ссылки сокращается до пяти лет».
Матроны, содержавшие большой штат прислуги, никогда не унижались до того, чтобы лично наказывать провинившихся рабынь. Но одна из знатных римлянок не побрезговала этим занятием, и за это Овидий насмехается над ней в следующих выражениях:
Я ненавижу ведьму, которая мучает свою прислугу,
Колет иголками и причиняет боль острыми гвоздями,
Вызывает кровь и слезы на глазах несчастной…
И тот в душе проклинает ее, который отдал ей свою руку и сердце.
Для приведения экзекуции в исполнение содержались особые рабы, носившие название lorarii. Доставалась работа и официальным палачам, известным под именем carnifices. Особым благоволением для рабынь считалось быть наказанной рукой своей госпожи и повелительницы. Наиболее жестокой считалась порка тогда, когда она поручалась специально для этой цели назначенной женщине. Немедленно же после распоряжения матроны несчастная «преступница» схватывалась, привязывалась за собственные косы к косяку двери, столбу или колонне, и начиналась экзекуция, производившаяся по обнаженной спине либо скрученными веревками, либо плетью из воловьего хвоста, пока госпожа не произносила: «Довольно!» или «Иди!»
Но не только рабов и рабынь секли римляне и римлянки: они применяли это средство по временам и к тем любвеобильным юношам, которые имели дерзость заводить в доме их амурные интрижки. Наиболее излюбленным и подходящим нарядом для подобных приключений считалась верхняя одежда рабов, так называемый китель; в таком костюме каждый мужчина мог проникнуть в любой дом и незамеченным остаться там столько, сколько возможно. Но если случалось так, что хозяин дома примечал непрошенного гостя, или же если верная мужу жена сама рассказывала ему о дерзком посетителе, тогда последний рассматривался как бежавший от своего господина раб, проникший в чужой дом с преступными намерениями, и тут уж с ним обращались, как с настоящим рабом. Обстоятельства для отмщения были во всяком случае благоприятны, а если принять во внимание суровый темперамент древних римлян и их ревнивый нрав, то нетрудно, разумеется, предположить, что они не упускали столь подходящего случая. Кончалось дело тем, что какой-нибудь юный Дон-Жуан, возымевший намерение совратить с пути истинного жену ближнего своего, жестоко в этом раскаивался… Подобные экзекуции, как нетрудно догадаться, были для настоящих рабов огромным развлечением и составляли для них целое празднество.
Но зачастую случалось так, что, вследствие обширного штата рабов в римских домах, искателей любовных приключений открывать не удавалось. Известный историограф Саллюстий вознамерился ухаживать за Фаустиной, женою Мило и дочерью Туллии, но был пойман и не только жестоко избит, но и вынужден был уплатить значительную сумму денег в виде штрафа за непозволительное поведение.
Помимо своей роли как инструмента для наказаний, плеть была в большом ходу у древних римлян во время религиозных празднеств, а именно во время праздника Луперкалий, основанного в честь божества Пана. Название этих торжественных церемоний происходит от Луперкала, обозначавшего место на подошве Палатина, где производилось жертвоприношение. Празднество Луперкалий справлялось пятнадцатого календа марта месяца, т. е. 15 февраля или, как говорит Овидий, на третий день после ид. Учредил Луперкалий Эвандер. Виргилий говорит о танцующих Solu и нагих Luperci, причем комментатор объясняет нам, что эти luperci представляли собою особых любителей, догола раздевавшихся во время какого-либо торжества, расхаживавших в таком виде по улицам Рима с плетью из козьей кожи и избивавших всех встречавшихся им по дороге женщин. При этом женщины не убегали, а наоборот, протягивали свои руки ладонями вверх и подставляли их под удары, ибо существовало поверье, что экзекуция ладоней или других частей тела влияет на то, что пострадавшая становится «плодородной» и приобретает способность с наименьшими страданиями разрешиться от бремени. В самые древние времена Рима существовало два подразделения этих луперков, которые носили имя двух самых знатных римских фамилий: квинтилианы и фабианы, к которым позднее была присоединена еще третья фамилия – юлианы, названные в честь Юлия Цезаря. Сам Марк Антоний не стеснялся фигурировать в роли Luperci и, бегая нагишом по улицам, обращался даже к народу с речами. Празднество это было введено во времена Августа, затем было несколько видоизменено и обновлено и держалось до периода царствования Анастасия, т. е. до 496 года, уже гораздо позднее после возникновения христианства. В роли луперков бегали по улицам члены самых родовитых домов, причем с течением времени в самой церемонии было сделано большое улучшение (!). Женщины уже не довольствовались ударами, наносимыми по руке, а в свою очередь также раздевались и таким образом доставляли луперку возможность еще рельефнее доказать силу и ловкость своих мышц. Шутники утверждали, что дамы приходили в такой восторг от подобного «удовольствия», празднество представлялось настолько восхитительным и так нравилось всем, принимавшим в нем участие, что сохранилось даже позднее того, как многие другие языческие обряды и обычаи перешли в область воспоминаний. Конец этим луперкалиям был положен папой Гелазиусом, но его запрещение встретило столько неудовольствия и возражений, что он вынужден был даже написать и обнародовать особую извинительную записку.
Бичевание во время празднеств вошло у многих народов древнего мира просто в род обряда; свое происхождение оно берет из Египта. Отец истории Геродот рассказывает, что во время ежегодного праздника в Бузурисе в честь богини Изиды «в то время, когда совершалось жертвоприношение, все поклонявшиеся в количестве нескольких тысяч человек, мужчины и женщины, занимались избиением друг друга». По убеждению сирийцев, таким поведенем можно было умилостивить божества; при этом жрецы пользовались особым инструментом, приготовленным из сплетенных из шерсти веревок с заделанными в них небольшими узлами.
В Лакедемонии ежегодно устраивался праздник, называвшийся «день бичевания»; он состоял, главным образом, в том, что перед алтарем Дианы усердно секли мальчиков. Аналогичные описания встречаются у различных авторов, причем все историографы сходятся в том, что родители и друзья наказываемых мальчиков при этой торжественной экзекуции не присутствовали. Таких мальчиков избирали преимущественно из самых знатных домов, и только позднее допускалось вербовать жертв из менее почтенных слоев населения и из служащего класса. Церемония производилась особым служащим, от которого требовалась полнейшая строгость и отсутствие жалости; для того же, чтобы исключить возможность более сострадательного отношения, у алтаря во время экзекуции находился жрец с небольшой статуэткой богини в руке, которая при малейшем ослаблении ударов плети внезапно становилась неимоверно тяжелой. Родители требовали от своих сыновей полнейшего воздержания от криков во время порки, ибо самое незначительное, но громкое выражение боли считалось для лакедемонянина позорным. Очень часто из ран мальчиков струилась кровь, и, несмотря на это, редко раздавался стон или вообще какое-нибудь выражение страха или боли, хотя многие из секомых так и умирали под плетью. Подобная смерть считалась в высшей степени почетной, похороны несчастной жертве устраивались самые торжественные, и голова покойника украшалась венком из прекрасных цветов. Происхождение этого празднества остается до сих пор неисследованным. По мнению некоторых, учреждение его относится к Ликургу, который таким путем имел в виду приучить спартанское юношество к лишениям, болям и терпеливому отношению к ранам. Это называлось «закалить мальчика». Другие же утверждали, что такие экзекуции были предписаны, но смягчены впоследствии оракулом, который требовал, чтобы на алтарь Дианы приносилась в качестве жертвы человеческая кровь; учредил их, будто бы, по словам этих историографов, Орест после того, как привез изображение Дианы из Тавриды в Грецию. По другим преданиям, Павзаний, совершая жертвоприношение богам, перед началом войны против Александра Македонского, подвергся нападению огромного количества лидийцев, помешавших обряду и обратившихся в бегство после того, как на них посыпался град палок и камней, служивших в руках спартанцев единственным оружием самозащиты. В воспоминание этого события и было введено избиение мальчиков, которое почиталось всеми так глубоко, что пережило многие политические течения, существовавшие в спартанской республике. О фракийцах также рассказывается, что в определенных случаях народ этот прибегал к порке юношей из лучших семейств, причем экзекуция производилась самым жестоким образом.