XXIII. Его рецепт трезвости

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XXIII. Его рецепт трезвости

Финансовое положение доктора Боба улучшилось в 1940–х годах. «Вместе с тем, как росло движение АА и количество членов в нем увеличивалось, папина практика также росла, — рассказывает Смитти. — Он вернул себе былое уважение в местном обществе, и теперь его уважали как за талант хирурга, так и за работу, которую они с Биллом делали в АА.

Он был чрезвычайно серьезен во всем, что касалось работы его жизни, и старался изо всех сил исполнять свой врачебный долг, — говорит Смитти. — Он был очень компетентным, и постоянно стремился держаться на уровне новейших достижений медицины. Я не думаю, чтобы он когда?либо утратил свои идеалы, привитые в студенческие годы, или усомнился в своих принципах. Эти идеалы имели для него большое значение, и я знаю, что его ранило, когда он слышал о докторах, которые оперировали без необходимости, ради получения дополнительных доходов, хотя он никогда не упоминал чьи?либо имена, даже в кругу семьи».

Дороти О. (жена Джуда), которая вновь вернулась к работе медсестры в начале Второй Мировой войны, говорит: «Я могу себе представить, что прежде у него бывали периоды, когда у него не было столько пациентов, сколько ему бы хотелось, но когда я с ним познакомилась, у него была хорошая практика. Он был очень занят во время войны, потому что он был пожилым человеком, а очень многие из наших более молодых мужчин служили в армии. Он помнил дни, когда я работала, и всегда заходил повидаться со мной. Когда мы говорили о пациентах, он становился сухим и профессиональным. В остальное время мы просто дружески разговаривали».

«Он был настолько же серьезен и в своих усилиях помочь движению АА вырасти, — рассказывает Смитти. — Он старался делать все, что мог, хотя были некоторые вещи, которые он не любил — выступать перед большими группами, например. Я думаю, он не столько нервничал во время выступления, сколько не хотел выступать в роли важной персоны. Опять?таки, он был принципиален во всем, что касалось целей программы АА. Он старался добиться наилучшего соответствия любого принятого решения интересам группы и исключения личных амбиций. Он восхищался, когда это получалось. Он никогда не переставал удивляться, что так много людей искало его личного участия, тогда как он считал себя лишь орудием в руках Бога, не заслуживающим никакой благодарности за личные достижения».

Если говорить о приоритетах доктора Боба, то без сомнения, АА–евцы Акрона были для него на первом месте. «АА являлось главным в его жизни, — рассказывает Джон С. — Мы вдвоем пришли к нему однажды в кабинет после полудня. Там было четверо или пятеро пациентов. Он увидел нас и сказал: “Входите, парни. Черт, я могу поговорить с людьми с больной задницей каждый день, но мне нечасто удается поговорить в этом кабинете с АА–евцами”».

Его кабинет был открыт и для жен АА–евцев. Одна женщина вспоминает, как она пошла поговорить с ним о том, как ее удручает пьянство мужа. «Не давите на него, — сказал он мне. — Вы не должны давить на него, придираться к нему, или заставлять его что?то делать. Вы должны в него поверить».

В то же самое время дом доктора Боба оставался открытым для всех, кто нуждался в его совете или совете Анны. «Я обычно заходил к ним каждый раз, когда я приезжал в Акрон на выходные, — говорит Алекс М. — Мне становилось немного не по себе, пока я бродил по Мейн Стрит, делая покупки. Там было довольно оживленно. Вы могли слышать эти музыкальные автоматы. Я думал: “Ох, какую выпивку мне бы сейчас приготовили!” Вы ясно слышали, как они смеялись там, внутри — за полквартала. Я заходил в Стоуне в гриль–бар пообедать. Потом мне становилось совсем не по себе оттого, что там, в глубине, был бар, и я уходил к черту оттуда, брал такси и ехал к Доку домой.

Он говорил: “Держись подальше от этого места. У них там нет ничего такого, что ты не мог бы купить где?нибудь еще, будь то еда, сигареты или кола”».

Вспоминая свою собственную пагубную поездку в Атлантик Сити и эксперимент Билла, когда спиртное держали на буфете, чтобы доказать, что оно больше не является соблазном, доктор Боб рекомендовал избегать нетрезвых мест, насколько это возможно. «Вы же не просите Господа не ввести вас в искушение, чтобы потом повернуться и пойти прямо туда», — говорил он.

«Вы всегда могли пойти к нему, и вы всегда получали от него ответ, — рассказывает Алекс. — Ему достаточно было взглянуть на вас, чтобы понять, что у вас что?то стряслось. Я еще только пожимал ему руку, а он уже говорил: “Тебя что?то беспокоит”. — Я отвечал: “Да уж. И Вы в том числе”.

Я говорил так потому, что у меня были трудности с пониманием духовности программы. “Я попробую немного упростить тебе задачу, — говорил он. — Попробуй найти своего собственного Бога, как ты его понимаешь”.

Мы очень много разговаривали, но я не хотел отнимать у него много времени, я был не один, кто хотел с ним поговорить. Он был для всех примером, и он должен был знать все ответы. И он знал! О чем бы вы его ни спросили, у него на все был ответ. Но он не был Богом. Он был человеком. Обычным человеком во всем. Он был человечным человеком».

Дэн К. вспоминает, что пять или шесть лет спустя все было так же: «Я шел к дому 855 на Адмор Авеню и садился на ступени. Док и Анна выходили встретить меня. Я говорил: “Я посижу здесь”. — А доктор Боб взглянет на меня и спросит: “Что случилось, Дэн? Какие трудности сегодня?” — Он мог понять это по моему лицу. Я был молод, и справиться с бедой мне было трудно.

«Знаешь, Дэн, — говорил он мне, — многие люди, придя в АА, неправильно понимают лозунг “будь проще”, но я надеюсь, что ты понимаешь его правильно. Он не означает, что ты должен просто сидеть на заднице, не ходить на собрания и позволять другим людям трудиться, чтобы программа работала для тебя. Он не означает также, что у тебя настанет легкая жизнь без выпивки. “Будь проще” означает, что ты выполняешь программу постепенно, день за днем, шаг за шагом.

Он говорил мне, что прежде, чем я смогу быть честным с ним, со своим спонсором, или с кем?либо еще, я должен “стать честным вот с тем типом в стекле”.

Я не понял, что он имел в виду под “тем типом в стекле”. Он сказал мне, что это человек в зеркале: “Когда ты будешь бриться завтра, будь честен с тем человеком, который смотрит на тебя из зеркала”.

Доктор Боб рассказал, что даже после этого у него не всегда получалось “быть проще”: “Утром, когда я вставал, и опускал ноги на холодный пол (по–видимому, у них не было ковров от стены до стены), я весь день боролся с собой, чтобы не выпить. Знаешь, Дэн, были периоды на заре Анонимных Алкоголиков, когда, проезжая мимо кабаков, я вынужден был съезжать на обочину и произносить молитву”.

Когда меня не принимали другие выздоравливающие алкоголики из?за того, что я был молод, — продолжает Дэн, — он говорил мне, что они завидуют моей молодости, завидуют, что сами не позаботились о выздоровлении раньше, как я.

Доктор Боб и Анна возили меня на собрания примерно полтора года, потому что у меня не было водительских прав. И еще одно: обычно я звонил доктору Бобу и говорил: “У меня есть спикер для общего собрания[40]. Вы не возражаете, если он приедет поговорить с Вами?” — “Почему бы и нет, Дэн?” — Он никогда мне не отказывал.”»

Таким образом мы видим, что попасть к доктору Бобу было легко, и он постоянно консультировал множество АА–евцев практически с самого начала движения АА, и до момента, когда из?за болезни он уже не мог ни с кем видеться.

«Он был просто замечательным человеком, — говорит Мейделин В., в одном из самых теплых и живых воспоминаний. — Он был не из тех, кто легко сходился с людьми и вступал в разговор. Ему говорили: “Здравствуйте, доктор Боб”, и все, что он говорил в ответ, было: “Привет”.

И все же он был мне очень близок. И Билла я знала. Я очень нервничала в глубине души, ожидая, что сейчас войдут Боб и Билл и спросят: “Где Мейделин? Где Мейделин?” — А я как раз тут.

Боб говорил мне: “Оставайся открытой и честной. Ты такая непосредственная. Оставайся самой собой. А если тебе понадобится помощь, ты можешь прийти сюда, в АА. Мы готовы прийти и разделить нашу программу с тобой”.

Анна была очаровательным человеком. Она мне очень нравилась. Она всегда подходила и садилась рядом со мной. Она говорила: “Я хочу пересесть к Мейделин”. Она просила людей, сидящих рядом со мной: “Извините, я хотела бы сесть рядом с Мейделин”.

Они никогда не говорили много, только: “Если ты хочешь получить помощь, ты должна попросить о ней”. И еще они говорили: “Мы не можем сказать тебе, что делать, но мы можем помочь”. Если вы были на собрании, вам не следовало беспокоиться о том, как вы доберетесь домой. Они говорили мне: “Тебе нужно только добраться до собрания, а мы позаботимся о том, чтобы ты попала домой”.

Некоторые из ветеранов говорили: “Приходите на собрание, и вы познакомитесь с Мейделин. Она пожмет вам руку”. И это именно то, что я делала. Я пожимала им руки и говорила: “Я очень рада, что вы пришли. Спасибо Господу за это. Я надеюсь, что вам понравится у нас”.

И еще, сестра Игнатия. Она была моим дорогим другом. Когда ее куда?нибудь приглашали, она часто просила меня пойти с ней. Если я стеснялась, люди говорили: “Разве Вы не видите, что Сестра хотела бы, чтобы Вы пошли с ней. Если Вы не пойдете, она, может быть, тоже не пойдет. Мы рады, что она согласилась прийти, и мы сказали ей, что мы попросим Вас прийти тоже”.

Я пришла в АА, когда мне было за сорок. Я бросила пить и никогда не срывалась. Благодарю Бога за это. И я никогда ни на кого не давила с программой АА. Доктор Боб мне всегда говорил: “Мейделин, что бы ты ни делала, с кем бы ни разговаривала, не дави на них”. — “Ну, а кто говорит, что я давлю? — отвечала я. — Потому что я никогда не давлю”.

Тогда он начинал смеяться, а потом говорил: “Не дави. Просто расскажи им, как ты оказалась в АА, как ты благодарна за это, и как все изменилось. Рассказывай о себе. А затем скажи им:"Если вам нужна помощь, если вы хотите этой помощи, вступайте в АА"”.

Мне не нужно было ехать к нему, когда мне требовалась помощь. Кстати, каждый раз, когда он приезжал в Св. Томас, он громко кричал: “Где Мейделин? Где, черт побери, Мейделин? Ее что, нет сегодня здесь?” Я могла быть на кухне, помогая молодым девушкам что?нибудь готовить, и вдруг закатить истерику. “Для чего я вам нужна? — спрашивала я. — Что я могу сделать? Вы и сами все можете”. Затем он давал мне какой?нибудь смешной ответ, и мы смеялись. А они говорили: “Ну вот, Боб и Мейделин помирились”.

Знаете, это было просто шуткой, — рассказывает Мейделин, которая в 1977 году жила в красивом доме для престарелых в предместье Акрона, где, по ее словам, “не было никакого пьянства, а были только хорошие люди”. — Я никогда не ссорилась с ним. Я была благодарна, и я благодарна до сих пор — за помощь, которую я получила от группы и доктора Боба, и Билла Уилсона, и Этел М. (жены Ролло). Она была взрослой девочкой, и была удивительной душкой. Я помогла ей открыть женскую группу.

У меня был прекрасный муж. Мы были так счастливы. Он отвозил меня на собрания и всегда говорил: “Мейделин, держи курс и ни о чем не беспокойся”. Когда я пила, я не была настоящей женщиной. Я стала женщиной, когда я вступила в АА.

Да, когда я приезжала в Королевскую школу, все кричали: “Здесь старушка Мейделин”. Я спрашивала: “А с чего вы взяли, что старушка?” А они говорили: “Мы просто тебя разыгрываем”.

Я ни с кем не виделась с тех пор, как приехала сюда. До этого они звонили мне и спрашивали, на какое собрание я собираюсь прийти. Если вы знаете кого?нибудь, скажите им, чтобы они рассказали об АА. Скажите, что вы говорили с женщиной, которая рассказывала больше о том, как она была трезвой, чем о своем пьянстве.

Я знаю всех ветеранов. Я зову их славными ветеранами. Вот мы какие, славные ветераны, снова вместе. И я думаю: “Мейделин, тебе так повезло попасть в АА”. Я получила всю помощь, какую только могла получить, в АА, и я благодарна за это.

Я так рада, что вы приехали, и что вы собираетесь написать книгу о докторе Бобе — и о былых днях. Назовите ее “Ветераны” — “Славные ветераны”».