XIX. Меньшинства внутри АА получают признание

XIX. Меньшинства внутри АА получают признание

Как мы видели, ранние АА–евцы были преимущественно белыми, представителями среднего класса и мужчинами. Существовали также определенные требования для членства — вера в Бога, процедура признания и соответствие правилам и принципам Оксфордской группы — в дополнение к желанию (честному, искреннему, или какому?либо другому) перестать пить.

Все эти требования можно суммировать, сказав, что вы должны были верить до того, как начали участвовать. Тот факт, что некоторые участники думали об этом иначе — как это отражено в более позднем выражении АА: «Я пришел; Я пришел чтобы; Я пришел, чтобы поверить» — лежал в самой основе конфликта между членами АА и Оксфордской группы. Позднее этот конфликт продолжался в АА между создателями правил и их нарушителями.

Должен был произойти первый случай, чтобы кто?то заявился на собрание с парой порций «за воротником», и «нюхачи»[34] начали его выгонять, а кто?нибудь сказал: «Пусть остается. Может, хоть что?то просочится ему в голову». («Нюхачами», как объяснил один из ранних АА–евцев, назывались «люди, которые стоят у дверей, проверяя, не пахнет ли алкоголем от тех, кто входил на собрание».)

И когда этот пьяница по какой?то необъяснимой причине становился таким же трезвым, как человек, лежавший в госпитале, или которого посещали десять АА–евцев, отпало еще одно правило. В конце концов пионеры АА нарушили столько своих собственных правил, что правил просто не осталось!

В то же время ранние АА–евцы начали добираться и до тех, кто либо казался иным, либо чувствовал себя иным. К 1939 году в АА стало преобладать отношение, обобщенное в предисловии к Большой Книге, гласившее: «Единственным условием для членства является искреннее желание бросить пить».

Большинство участников АА хотело привлекать людей в программу, а не отталкивать от нее. Это могло означать преодоление присущих многим людям предрассудков, и пересечение социальных, религиозных, расовых и национальных границ ради того, чтобы донести послание о выздоровлении всем тем, кто нуждался в помощи, где бы они ни находились. Это также означало, что необходимо преодолеть эти предрассудки, чтобы принять помощь. И даже если бы у АА, как сообщества, никогда не было более замечательных достижений, все равно можно сказать, что большинство его членов делало гораздо больше, чем формальное служение этой идее.

Как показывает дискуссия по поводу Третьей Традиции в книге «Двенадцать Шагов и Двенадцать Традиций», имелась большая доля опасения в отношении алкоголиков, обладавших особенностями, или непохожих на других. На второй год существования АА в группу пришел мужчина, который сказал, что он является «жертвой еще худшего, чем алкоголизм, пристрастия».

Ветеран группы поговорил конфиденциально с двумя другими. Они обсудили «проблемы, которые этот странный алкоголик может вызвать», а также точку зрения, что может быть лучше «пожертвовать одним человеком во имя многих». В конце концов, один из этих троих сказал: «На самом деле, — сказал он, — мы боимся за свою репутацию». И он задал вопрос, который часто приходил ему в голову: «А что бы сказал Вседержитель?» Ответа на этот вопрос не требовалось.

Письма, написанные Биллом в 1938 и 1939 годах, проливают некоторый свет на эту ситуацию благодаря намекам на то, что этим ветераном был доктор Боб. Пересказывая этот случай в 1969 году, Билл в конце концов подтвердил это, назвав своего партнера по имени.

Тем не менее, доктор Боб проявлял гораздо меньшую уверенность, после первых столкновений, в отношении наиболее проблемного, и, в каком?то смысле, наименее приветствуемого в былые времена в АА меньшинства — женщин!

Мы уже видели несколько примеров его смятения при мысли о том, что в Акронскую группу вступят женщины. «Он не знал, что с ними делать», — говорит Смитти. Другие говорили, что доктор Боб считал, что программа не будет работать для женщины. Тем не менее, он пытался помочь нескольким из них.

Билл вспоминает о «взрывах», которые происходили по поводу «внебрачных связей» и появления женщин–алкоголиков на собраниях. «Вся группа приходила в волнение, и некоторые люди напивались, — рассказывает он. — Мы опасались за репутацию АА и за выживание сообщества».

Женщинам–алкоголикам приходилось преодолевать двойной стандарт, который был гораздо более жестким в 1930–е годы, чем сегодня — мнение, что порядочные женщины не напиваются. Это изначально создавало для женщин серьезные препятствия в том, чтобы признаться в своей проблеме, не говоря уже о том, чтобы быть принятой в АА.

Женщины, которые вступали в Акронскую группу в самые первые дни, имели достойные, чтобы не сказать исключительные, рекомендации. Джейн была замужем за вице–президентом большой металлургической компании, а Сильвия была привлекательной богатой наследницей. Насколько мы знаем, «Лил» так и не хватило духу самостоятельно посетить собрание.

Ни одна женщина не откликнулась на статьи в «Plain Dealer», а первую из тех, кто пришел, по воспоминаниям Уоррен К., выгнали из АА жены. «Она была настолько плохой, что они не пускали ее в свои дома», — говорит он.

Но эта женщина в конечном итоге обрела трезвость, по воспоминаниям Кларенса С. Она начала работать с детьми и переехала во Флориду, где она заработала большие деньги в недвижимости. Однако, она никогда не принимала участия в АА из?за того первого отказа.

Доктор Боб всегда соглашался поговорить с теми немногими женщинами, что приходили к нему; после этого он обычно передавал их Анне и другим женам, которые соглашались работать с ними.

Элджи считает, что Анна сыграла большую роль в том, что он в конце концов изменил свое отношение. «Док обычно качал головой и говорил: “Что ж, я думаю, что мне лучше работать с мужчинами, потому что женщины… Я не уверен. Я не знаю”.

Анна же говорила: “Давай попробуем и посмотрим”. Она всегда полагала, что если не попробуешь, то никогда не узнаешь. Его беспокоило то, что большинство женщин приходило с ярлыком “нимфоманка”. Большинство жен отказывалось иметь с ними дело, а мужчины смотрели искоса, потому что они боялись, что могут попасть в какую?нибудь ситуацию. Поэтому поначалу женщин рассматривали как проблему. Никто не хотел ими заниматься.

Но я считала: “Почему нет? Какая, собственно, разница? Они такие же пьяницы, как и мужчины”».

Рут Т. из Толедо была еще одной благополучной женщиной, которая пришла в АА — потому что ее отец и ее адвокат связались с акронской группой — весной 1939 года.

Док попросил Элджи взять ее к себе, «что было смешно, — как откомментировала это Элджи, — поскольку мы с мужем были женаты всего год и жили в маленьком домике в не совсем обычной части города. Я ничего не знала о ее прошлом и о ней самой тогда. Я пригласила ее к себе, заботилась о ней и разговаривала с ней. Мне просто было ее очень жаль. Мы ходили на собрания. Мы работали с ней и, казалось, она все воспринимала.

Затем ей пришло время ехать домой, но суд не дал согласия на то, чтобы она находилась в доме со своими детьми одна, если там не будет еще какого?нибудь ответственного лица, наблюдающего за тем, чтобы все было в порядке.

Тогда Док сказал: “Что ж, Элджи, у тебя нет детей. Я думаю, Джон согласится. Почему бы тебе не поехать к ней домой? Тогда дети смогут приходить из школы домой, а ты поможешь им собраться в летний лагерь”».

И Элджи поехала к Рут домой на неделю. «В выходные приехали Боб, Анна, Роланд и Дороти Дж. навестить нас и остались. Мы говорили о том, чтобы организовать группу в Толедо, и Док сказал, что он думает, Рут сможет с этим справиться. Когда она увидела, что они хотят доверить ей сделать что?то, она как бы вышла из заперти, и ей стало интересно продвигаться вперед. Я не знаю, как долго она оставалась трезвой. Но я знаю, что группа образовалась, и они проводили там собрания».

По мнению Элджи, идея о том, что мужчины должны помогать мужчинам, а женщины женщинам, возникла в АА как средство самосохранения, еще до того, как опыт доказал ее мудрость для блага новичков. Единственная проблема заключалась в том, что в АА было слишком мало женщин, чтобы помочь новым женщинам. Поэтому жены продолжали выполнять эту работу. В ноябре 1940 года, например, Дороти С. писала, что они работают с двумя женщинами и пытаются организовать действительно анонимную группу для них.

И, наконец, Этель и Ролло М. пришли в программу вместе, в мае 1941 года. Джон и Элджи приняли звонок и поехали поговорить с этой парой.

Как рассказывала Этель на собрании несколько лет спустя, перед этим она сказала одному парню в баре, что она подумывает позвонить в АА. «Он сказал: “Сестричка, если ты думаешь, что у тебя еще не окончательно съехала крыша — подожди, пока ты туда вступишь. Они орут хором и катаются по полу. Но я знаю кое–кого из них и могу помочь тебе туда попасть”».

Излишне говорить, что Этель обдумывала все это еще довольно долго. «Затем одна женщина в баре сказала мне, что ее муж — АА–евец, и что он может мне помочь. Он и еще несколько человек пришли поговорить со мной и Ролло».

«Она весила почти 140 кг, — рассказывает Элджи, — а ее муж, Ролло, был худым маленьким парнем, примерно вполовину ее меньше — где?то 155 см ростом. Они были веселыми и шумными, как Матт и Джеф[35], и все время обменивались репликами друг с другом. Джон задал им несколько вопросов, а затем мы дали им возможность немного рассказать о себе и поспорить, — говорит Элджи. — Потом мы ушли и сказали, что еще вернемся. Мы уже знали тогда, и это до сих пор так, что если люди еще не готовы принять АА, то нет смысла тратить на них время.

Док обычно говорил: “Если они готовы, работайте с ними. Если они еще не готовы, вы имеете полное право уйти, потому что они все равно не перестанут пить”».

«На моем первом собрании я уже знала нескольких людей, — рассказывает Этель. — Я почувствовала себя принятой и окруженной любовью сразу же. Я помню, как Аннабелла Г. сказала: “Я понимаю, что вы тоже пьете”. — “Да, — ответила я, — именно поэтому я здесь”. На самом деле я думала, что жены, будут смотреть на меня свысока, но это продолжалось недолго. Я очень сблизилась с Генриеттой Д.»

«Этель и Ролло работали вместе, одной командой, и это было безопаснее, — говорит Элджи. — Все чувствовали себя спокойно. Но каждая женщина, которая приходила одна, была как предостерегающий сигнал для всех жен. Они боялись их до смерти».

«Да, мы не доверяли женщинам, которые только начинали обретать трезвость», — говорит Эмма К. (которая впоследствии заботилась о докторе Бобе во время его последней болезни). «Я думаю, что мы смотрели на них свысока и не вполне доверяли им, потому что “леди так не поступают”. Женщинам приходилось преодолевать гораздо большее, чем мужчинам. Сейчас, я думаю, в АА так же много женщин, как и мужчин». (К 1978 году, когда бралось это интервью у Эммы, скорее всего, это соответствовало действительности только в некоторых группах в больших городах. В целом, женщины составляли уже около трети участников; но это соотношение быстро росло.)

«Этель была очень активной с самого начала, — вспоминает Эмма, — и после того, как Ролло умер, АА стало для нее смыслом жизни. Она стала спонсором многих женщин, которые пришли в Сообщество в последующие годы».

По воспоминаниям Оскара У., «была еще одна женщина, сложенная как футболист и носившая большую плоскую кепку. Если она была у вас спонсором, а вы напивались, она забирала вас и задавала основательную трепку. Затем она говорила вам, что если вы не протрезвеете, то получите еще».

Даже сестра Игнатия считала, что трудно понять, как «порядочная» девушка может иметь проблемы с пьянством, по мнению Анны С. «Она знала мою мать и моего отца, и всю мою семью еще до того, как появилось АА. Когда она узнала, что я участвую в программе, она сказала:

— Как это могло случиться с тобой, если у тебя такая замечательная семья? Этого не может быть!

— А тебя не радует, что я здесь? Или ты хочешь, чтобы я вернулась туда, где была? — ответила я.

— О, нет, нет.

Но в течение многих лет она говорила всем, что она не предстапвляет, как я стала алкоголиком».

Ви С., которая пришла в программу в Кливленде со своим мужем, Фредди, в 1941 году, вспоминала, что каждый раз, когда она видела разговаривающую парочку жен, ей казалось, что они разговаривают о ней: «какая я пьяница. Я не могла рта раскрыть. Я могла поздороваться с ними, но это и все, на что я была способна. Других знакомых женщин в АА у меня тогда не было. Жен я боялась чудовищно, просто до смерти. Думаю, что они действительно пытались принять меня, но я была слишком нелюдимой.

Однажды я решилась выступить публично, — говорит Ви, — и поблагодарить Кларенса за то, что он позволил женщинам вступать в АА. Дело в том, что я знала, что они не хотели меня там видеть. Можно сказать, они говорили мне, что я недостаточно взрослая, недостаточно сильно пила, и что я не нуждаюсь в программе. Их предложение состояло в том, что если программа поможет Фредди, тогда они меня примут.

Мы организовали женскую группу. Я никогда нигде не выступала, кроме как там, до тех пор, пока мне не исполнилось пять лет[36], и однажды вечером мы поехали в Акрон. Фредди, как обычно, встал и начал рассказывать, какой пьяницей я была. Доктор Боб сидел в одном конце комнаты, а Пол С. в другом. Они оба встали, почти одновременно, и сказали: “Фред, позволь Ви самой рассказать собственную историю”.

Я не могла поднять голову. Я даже не знаю, что я говорила. Потом я сказала доктору Бобу, что я все время думаю о вещах, о которых я действительно должна была сказать. “Пусть это тебя не беспокоит, — ответил он, — у меня такое тоже бывает”».

Билл Д. (АА–евец номер три) обычно ходил на все собрания. Фред спросил его, почему. Билл ответил: «Знаешь ли, Фред, это то, что помогает мне оставаться трезвым. Тогда мы решили, что если это необходимо ему, то это необходимо и нам».

Чтобы дать некоторое представление об опасностях, связанных с женщинами, Оскар У. вспоминает о первом мужчине, погибшем при исполнении Двенадцатого Шага.

«Он навестил ее, когда муж уехал на работу, — рассказывает Оскар. — Соседи видели это и рассказали мужу. Однажды вечером муж залег в бурьяне снаружи дома, поджидая этого парня, и когда АА–евец приехал, чтобы отвезти женщину на собрание, муж разнес его в клочья зарядом из дробовика. Это было в северной части штата Нью–Йорк, и, говорят, там назвали клуб именем этого парня.

Они открыли пансионат для женщин в Кливленде, потому что они не могли устроить их в госпиталь, — говорит Оскар. — До этого они размещали их по домам, но затем потребовалось больше места. Они арендовали двухквартирный дом, и медсестра из АА со своим мужем там поселились.

Соседи видели, что туда приходило и уходило много женщин. Некоторые из них были явно пьяны. И они вызвали полицию, которая приехала и обнаружила их всех в ночных халатах и тому подобном. Представьте себе, как вы рассказываете дежурному сержанту, что вы помогаете им обрести трезвость. А он просто смотрит на вас и ухмыляется».

Постепенно ситуация изменилась. «Они старались сделать для вас больше, если вы были женщиной», — говорит Полли Ф. Л., которая пришла в чикагское АА в 1943 году, а позже работала в Центральном Офисе Обслуживания АА в Нью–Йорке. «Мужчины говорили: “Если уж женщина может оставаться трезвой, тогда я тоже могу оставаться трезвым”. Я чувствовала некоторую подозрительность со стороны жен, но они вели себя дружески по отношению ко мне. Многие из них даже просили меня попробовать, не смогу ли я убедить их мужей делать то, что необходимо».

Пэг С., которая пришла в АА в середине 1940–х, говорила, что «жены в АА готовы были просто вывернуться наизнанку, чтобы быть добрыми и помочь мне. Однажды вечером я была на собрании, и пара других женщин из АА стояла за моей спиной. Одна сказала другой: “Будь чертовски осторожной с тем, как ты себя ведешь в присутствии этих жен. Они думают, что ты та самая малышка, с которой гулял их муж”. Я подумала над этим некоторое время, потом повернулась и сказала: “Нет, вы ошибаетесь. Может быть, здесь и есть такие, но мне они ни разу не попадались”».

Образование первой негритянской группы в Кливленде произошло вокруг женщины; таким образом, сразу два меньшинства приняли в ней участие. «Мы получили звонок в три часа ночи от той чернокожей женщины, она работала в ночном клубе, и ее жизнь вызывала у нее отвращение, — рассказывает Оскар У. — Я поехал поговорить с ней, читал ей Большую Книгу и разговаривал с ней. Затем ворвался какой?то парень и погнался за мной по лестнице, швыряя мне вслед молочные бутылки.

Через день эта женщина позвонила мне и сказала, что она до сих пор трезвая, и хочет знать, что делать дальше. Я отвез ее на группу в Лейк Шор. Они сказали, что она может вступить в АА, но что она должна посещать другую группу. Несмотря на весь наш либерализм, мы все же не могли принять негритянку, — признается Оскар. Мы сели в холле и разговаривали, еще парочка парней с нами, но к нам подошел менеджер и сказал, что мы должны уйти. Она была единственной чернокожей женщиной, поэтому нам пришлось организовать группу для нее.

Многие ребята помогали мне. Мы образовали группу вокруг нее, в негритянском квартале, на Седар Авеню, и очень быстро распространилась новость о “каких?то сумасшедших, людях, которые могут помочь бросить пить”. Мы также нашли ей работу, лифтершей, но она ей не нравилась, потому что она не получала так много денег, как раньше.

Шофер одной известной семьи вступил одним из первых, и он привел еще двоих или троих, и довольно скоро набралось около 15 человек. К тому времени я уже собирался завершить работу с этой группой, и вот в один прекрасный день шофер приезжает на собрание на большом Ролс Ройсе. Он открывает дверь, и из машины выходит белый мужчина. Они оба входят внутрь, и шофер представляет всем нового участника группы, своего босса».

Несмотря на то, что «у нас тогда были предубеждения», Оскар вспоминает апрельский номер Кливлендского Бюллетеня (издание новостей АА) за 1945 год, который писал: «Мы, белые, если мы проповедуем братскую любовь, должны следовать ей на практике. И если негр обращается к нам за помощью и указанием пути, это наш Христианский долг дать ему самое лучшее, что есть в нас, понимая, что это человеческая душа, отданная нам в руки, и что мы можем либо помочь ей, либо погубить ее».

Кларенс С. вспоминает, как они продолжали работать с другим меньшинством — с отвергнутыми и опустившимися на самое дно. В 1942 году члены АА пришли в ночлежку Армии Спасения и начали разговор с людьми, которые не говорили ничего в ответ. В конце концов, парень, который, по–видимому, был их лидером, задал вопрос. Ответ, похоже, удовлетворил его, и он задал следующий вопрос. «Это было началом, и дело пошло быстро», — говорит Оскар.

«Мы договорились с Армией Спасения о том, чтобы использовать их нижние комнаты, — рассказывает Оскар У. — Сначала мы пытались завлечь туда мужчин с помощью кофе и пончиков, но они не хотели в этом участвовать. Тогда мы придумали хитрость. Мы стояли снаружи с карманами, полными мелочи. Они подходили к нам и просили пять центов на чашку кофе, или десять центов заплатить за ночлежку. “Будьте честными, — говорили мы, — для чего они вам?” — Они отвечали: “Нам они нужны, чтобы купить курево у Смоуки Джо”, — и мы им давали.

Распространились слухи про каких?то дураков, которые ничего не дают на еду или ночлежку, но дают немного мелочи, если ты хочешь выпить. Они начали нам доверять, и трое парней из цитадели[37] вступили в АА. Так получилось, что первым протрезвел сын семейной пары, работавшей в Армии Спасения, и они решили, что мы делаем прекрасное дело.

Они нас полностью поддержали и выделили нам 40 коек. Единственный способ, с помощью которого бездомный мог ее получить, это найти себе в АА спонсора. Их обследовали врач–терапевт и стоматолог, у них была еда и постель в течение 90 дней. А иногда они даже работали при этом.

Члены АА сами разрушили все это, когда пришли и начали учить сотрудников, как им вести свой бизнес. Да и не очень?то многие протрезвели», — говорит Оскар.

Еще одно меньшинство в АА составляли те, кто говорил на других языках и не говорил по–английски. В начале 1940 года Дороти С. отмечала в письме в Нью–Йоркский офис, что им стало известно, что пара мексиканцев из западной части Кливленда «починили» кого?то в Мехико.

Одним из мексиканцев в Кливленде был Дик П., пожалуй, первый испаноговорящий АА–евец, также как и первый из тех, кто попытался донести послание АА за пределы южной границы страны. В то время нелегал в Соединенных Штатах, Дик пришел в программу АА в 1940 году, после истории о Ролли Х. в Кливлендском «Plain Dealer». В 1963 году, спустя многие годы, после того, как иммигрантский статус Дика изменился, и он получил гражданство, Дик стал менеджером в Кливлендском Центральном Офисе.

Дик вспоминает свой приход в АА: «Гарри Р. пришел меня навестить и сказал, что я могу посещать группу в Очард Гроув, если я перестану врать, воровать и не буду пить. Я оставался трезвым, и начал навещать других мексиканцев, которые, как я думал, нуждались в АА. У меня не было ничего, кроме моих слов, и моя жена решила перевести несколько предложений из Большой Книги. Она переводила все дальше, и спустя какое?то время предложила перевести ее всю. Работа была закончена в 1946 году. Когда я получил свой первый тираж, я привез ее в Нью–Йорк и подарил Биллу».

Еще раньше Дик возил в Мексику кое–какую литературу, которую он отдавал священникам и социальным работникам. «У нас там было собрание, и газеты нам немного помогли, но ничего особенного не произошло, — рассказывает он. — В конце концов, группа в Мехико была организована американской женщиной, чей муж был переведен туда из Соединенных Штатов».

А еще одним меньшинством были инвалиды. Норман У., слепой АА–евец, сделал Большую Книгу на языке Брайля в 1940 году и разослал ее из Кливлендской библиотеки другим слепым участникам. «Нас тогда было 19 человек», — рассказывает он.

Самым странным было то, что сам Норман так и не читал книгу. «Я не прочитал ни одного слова в АА, — говорит он. — Вам не нужно было читать. Вам не нужны были все эти брошюры, которые они выпускали. Вы могли научиться жить в этой программе, просто научившись думать.

АА — это прекрасная вещь, которую надо знать и применять, — говорит он, — но ко всей вашей жизни. Вы должны жить ею на улице. Если вы видите, что у кого?то возникли проблемы, помогите им, независимо от того, кто они. Это — АА».