IX. Методы «Двенадцати Шагов» развиваются

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

IX. Методы «Двенадцати Шагов» развиваются

В конце августа 1935 года, когда Билл уехал из Акрона, в городке было уже четыре или, возможно, пять первопроходцев, если считать Фила, который мог находиться в процессе трезвления.

В ту зиму Билл у себя в Нью–Йорке помог обрести трезвость, среди прочих, Хэнку П. и Фитсу М. В апреле 1936 года он ненадолго приезжал в Акрон. Оттуда он написал Луис, что замечательно провел выходные и был «так счастлив по поводу всего, что там происходит. Боб, Анна и Генриетта Сейберлинг очень много работали с этими людьми, причем успех действительно потрясающий. Были очень приятные встречи дома у Боба, Генриетты и Уильямсов, по очереди».

В сентябре 1936 года Билл приезжал еще раз, и его визит послужил «сигналом к очень трогательной домашней вечеринке, — писал он. — Анна, Боб и Генриетта проделали огромную работу. С весны появилось несколько новых лиц».

В феврале 1937 года проводился очередной подсчет, появилось еще семь новеньких в Акроне, и в сумме стало уже 12. У половины из них произошел уже, или предстоял в будущем тот или иной вид срыва, и лишь один человек так и не достиг успеха в программе АА. Для большинства, однако, эти срывы оказались убедительными факторами для осознания. (Если считать день последней выпивки доктора Боба днем основания АА, то получается, что инцидент в Атлантик Сити являлся его последней пьянкой. Сам он, тем не менее, ссылался на этот эпизод, как на срыв).

Были дюжины других людей, которые участвовали в программе вплоть до февраля 1937 года. Кое?кто добивался успеха на время, а затем уходил из программы. Кое?кто возвращался. Кто?то умер. А некоторые, такие как «Лил», сумели найти другой способ.

Все это время доктор Боб и первые АА–евцы работали с новичками. Методы, которые они использовали, поначалу были достаточно жесткими, но становились все более и более гибкими и открытыми с течением месяцев и лет.

Все начиналось с беседы с женой, и эта практика продолжалась до начала 1940–х годов. Один из ранних АА–евцев вспоминал, как доктор Боб пытал его жену: «Ваш муж действительно хочет бросить пить, или ему из?за этого просто не очень комфортно? Достиг ли он конца этого пути?»

Затем доктор Боб заявил этому человеку: «Если Вы совершенно уверены, что хотите бросить пить навсегда, если Ваши намерения серьезны, если Вы не просто хотите почувствовать себя лучше, чтобы снова начать пить в один прекрасный день в будущем, тогда Вы сможете избавиться от этого».

«В Кливленде или Акроне вы не могли просто прийти в АА, как вы можете сделать это сегодня, — говорит Кларенс С. из Кливленда, один из тех первых АА–евцев, — за вас кто?либо должен был поручиться. Обычно, первой звонила жена, и для начала я шел поговорить ней. Рассказывал ей свою историю. Мне нужно было кое?что уточнить о потенциальном участнике и его отношениях с супругой. А также то, пьет ли он постоянно или запоями. После этого я понимал, какой подход к нему нужен, и что следует предпринять, чтобы он меня понял. Я мог даже устроить ему своего рода ловушку. У меня было много трюков в запасе».

«Мы ничего не знали о программе “привлекательности идей”, — говорит Уоррен С., рассказывая о тех сумасшедших днях прохождения Двенадцати Шагов в Кливленде осенью 1939 года. — Мы звонили жене, или шли повидаться с ней. Мы старались получить всю возможную информацию об этом новом человеке — где он работал, чем именно занимался. Бывало, мы даже встречались с его начальником, если тот был обеспокоен его пьянством. Когда мы садились и начинали разговор с этим парнем, мы уже знали о нем все.

В большинстве случаев они хотели как?то изменить свою жизнь, когда вы с ними разговаривали, — говорит Уоррен. — В те дни мы были полны энтузиазма и преданности делу, которые так помогали нам продвигать программу. Мы передавали человеку то, что сами чувствовали. К моменту, когда мы заканчивали наш рассказ, большинство хотело хотя бы попробовать.

Но не все, — добавляет он. — Иногда меня выставляли за дверь из самых фешенебельных домов в городе. “Что? Я алкоголик? Пошел к черту отсюда!”»

Вслед за этим предварительным разговором, потенциальный участник обычно госпитализировался и «выводился из тумана». Оглядываясь назад, кое?кто вспоминает, что ему постепенно снижали дозы виски. Другие мало что помнили вообще (скорее всего, по причине слишком уж сильного «тумана»), тогда как состояние некоторых не требовало специального лечения, но их все равно госпитализировали.

Когда новичок приходил в себя, начинались ежедневные визиты всего городского АА в полном составе. Их было трое или четверо поначалу, 20 и более спустя несколько лет. АА–евцы делились собственным опытом в надежде на то, что будущий участник «почувствует себя своим». В то же время доктор Боб объяснял медицинские факты простыми, обыденными словами. После этого пациенту говорили, что решение остается за ним.

Если новичок соглашался следовать программе, от него требовали признать, что он был бессилен перед алкоголем, и что он вручает свою волю в руки Господа в присутствии одного или более АА–евцев. Хотя акцент на это признание делался сильнейший, первые АА–евцы признают, что Боб представлял для них Бога, как Бога любви, которому были небезразличны их отдельные жизни.

Пол С., преодолевший первые трудности и ставший одним из самых активных и влиятельных ранних АА–евцев Акрона, впервые встретил доктора Боба в январе 1936 года, и тот показался ему человеком грубым и неприветливым.

«У меня было впечатление, что он знает, о чем я думаю, и позднее я выяснил, что так оно и было, — рассказывает Пол в разговоре с Биллом Уилсоном. — Он не доверял мне в течение нескольких месяцев. Он знал, что я его обманываю.

У доктора Смита появилась привычка заезжать к нам на кофе по вторникам и четвергам, когда он заканчивал прием в кабинете, — рассказывает Пол. — Поначалу темой разговора была честность, и после нескольких посещений он предложил мне прекратить обманывать самого себя. И тогда тема изменилась на веру. Веру в Бога.

Мы много молились вместе в те дни, потихоньку начали читать Священное Писание, а также обсуждать практические подходы к его применению в нашей жизни» — рассказывает он.

Примерно год спустя, в феврале 1937 года, Пол С. попытался заинтересовать программой своего брата. «Я объяснил сестре, что не могу себе позволить, чтобы меня видели с подобными людьми, — ответил Дик С. — Но я, разумеется, оплачу все расходы Пола, если это удержит его от пьянства».

Джей. Д. Х., который пришел в АА в сентябре 1936 года, вспоминает, что о нем заботились «девять или десять человек, которые предшествовали мне». Джей. Д. уже встречал доктора Боба и был наслышан о его «бредовой идее» по поводу пьянства. Он был из Вермонта, а я был южанин, и, на мой взгляд, у него был этакий северный тип профессионального отношения к проблеме — грубоватый и прямой. Но позже, когда он рассказал мне свою историю, я понял, что это была всего лишь его манера говорить.

Он очень часто использовал сленг. Меня он обычно называл «Аберкромби». Почему, я не знаю. Он звонил и говорил: «Возьми с собой свою пустышку», — имея в виду мою жену. Лексикон у него был весьма своеобразный, но совершенно замечательный. Он был образованным человеком, но кое?что из его сленга вам вряд ли доводилось слышать от нормальных людей».

Смитти замечает, однако, что, хотя его отец и использовал немало сленга, он никогда не богохульствовал, «даже когда попадал себе молотком по пальцу. “Черт подери!” было самым сильным выражением из всех, какие я слышал от него».

Хотя Джей. Д. и слышал о «средстве», поиском способа помочь ему занималась его жена, как это было тогда в большинстве случаев; муж или ничего не знал, или ему нечего было сказать по этому поводу. Она позвонила доктору Бобу домой. Был понедельник, и он играл в бридж в Городском Клубе, поэтому Смитти и гостивший у них Билл Уилсон заехали за ней и отвезли к доктору Бобу.

«Это был первый случай в ее жизни, когда она отправилась куда?то из дома в кампании двоих незнакомцев, даже не зная, куда они едут, — рассказывает Джей. Д. — Но она была готова на все, чтобы помочь мне с проблемой пьянства».

На следующий день жена дала ему немного выпить и добилась согласия встретиться с доктором Бобом в среду. Но предупредила, что к этому времени он должен быть абсолютно трезв.

«Мы отправились к Доку в его кабинет, и он рассказал мне о своем периоде пьянства, — вспоминает Джей. Д. — Потом мы поехали к нему домой на улицу Адмор, где я познакомился с Эрни, Джо Д., Гарольдом Г. и Полом С. Затем они целый день возили меня по городу, даже без ланча, рассказывая о том, как важно оставаться трезвым. Но никто из них не сказал мне, как это сделать».

В этот вечер Джей. Д., один из немногих, не проходивших госпитализацию, был приглашен на собрание в дом Т. Генри. «Я встретил там еще семь человек с проблемой пьянства, включая доктора Боба и Билла Уилсона. Они все рассказали свои истории, и я решил, что у меня тоже может быть надежда.

Я сидел под лампой для бриджа, а вся эта толпа на меня уставилась. Жена рассказала мне, что я весь вечер просидел там с глупой ухмылкой на лице, как Кэлвин Кулидж. Но я был смущен, знаете ли, среди этих незнакомых людей. После собрания Билл поговорил со мной примерно пол–часа, и другие парни тоже подошли и поговорили. Потом мы пили кофе на кухне.

На следующий день я позвонил кое–кому из этих парней, и в тот же вечер двое из них позвонили мне домой. Кажется, что мы уже просто жили вместе, когда я первый раз пришел на группу — я, Пол С. и Гарольд Г. В течение дня мы могли переходить из дома в дом, но заканчивали каждый вечер в одном и том же месте — у Боба Смита».

Джею Д. не разрешалось что?либо делать или говорить, когда они приглашали новеньких. «Я только слушал и учился, и меня учили» — вспоминает он.

В конце концов ему разрешили поговорить с новичком — после того, как все остальные уже встретились и побеседовали с ним. У нас был уже установившийся метод, — вспоминает Джей. Д. — В разговоре мы сначала ходили вокруг да около и думали, кому из ребят лучше поговорить с новым человеком. Мы хотели попасть в точку и в выборе правильного парня, и в том, чтобы поймать подходящий психологический момент. Ведь нам предстояло рассказать ему о духовной части нашей программы.

Док обычно наносил “первый удар”, используя медицинские факты. К примеру, он описывал мой срыв как рецидив, или обострение болезни, точно такое же, как обострение у диабетика после сладкой пирушки. Он также подчеркивал, что это смертельная болезнь, и единственный способ, с помощью которого человек может излечиться от нее или, другими словами, не умереть от нее — это удержаться от первой рюмки. Это была основа всех основ. В свою очередь, мы вколачивали эту идею друг в друга. После этого мы переходили к духовной части».

Некоторые АА–евцы, вступившие в сообщество в тот период и вплоть до 1940–х годов, вспоминали, что доктор Боб использовал аналогию с сахарным диабетом для объяснения алкоголизма новичками, тогда как другие вспоминали, что он описывал его как аллергию.

«Когда я спросил доктора Боба, как развивалось его понимание алкоголизма, — рассказывает один участник, — он ответил: “Если у вас аллергия на клубнику, вы ее не едите, не правда ли? С алкоголиком то же самое. У него аллергия на алкоголь. Его организм с ним не справляется. Это именно то, что я пытаюсь донести до этих парней, что они на самом деле пьют яд, потому что их организм просто не может его выносить”. И еще он говорил: “Если у вас образовалась повышенная чувствительность на что?либо, ваш организм уже не сможет с этим справиться”».

Джей Д. отмечает: «Мы обсуждали новичков, а также то, как мы можем помочь другим, уже пришедшим в группу, но находившимся на грани. Мы пытались предупреждать срывы. Например, однажды вечером Боб сказал мне, что нам нужно поехать и повидаться с тем парнем, который постоянно богохульствовал, пропустил пару собраний, и уже почти созрел для срыва.

Мы обсуждали также, как привлечь новичков, и как с ними обращаться. Мы говорили о том, какие ошибки мы допустили, рассказывая свои истории. Мы не стеснялись критиковать друг друга. Мы предлагали убрать некоторые слова из рассказа, а некоторые, наоборот, добавить, чтобы сделать разговор более эффективным. Все это превратило нас в команду психологов–любителей и послеобеденных спикеров».

Все это время, вспоминает Джей. Д., он встречался с доктором Бобом ежедневно, либо у него в кабинете, либо дома. «Я бывал там четыре или пять раз в неделю днем и заканчивал там вечер.

Я приходил к ним домой утром, открывал дверь и заходил, — рассказывает Джей. Д. — Никто еще не вставал. Я приступал к приготовлению кофе. Слышался чей?нибудь оклик: “Кто там внизу?” — подразумевавший, что может быть, это какой?то алкоголик, оставшийся на ночь. Анна никогда не знала, кого она обнаружит на диване, когда встанет утром.

Она относилась к очаровательному типу по–матерински заботливых женщин, не любить ее было невозможно. Ее не очень волновала мода. Если она хотела куда?нибудь пойти, она шла, вне зависимости от того, было у нее новое платье, или не было. Она брала шляпу, которой могло быть и пять лет, и десять, надевала ее и шла. Я слышал, как она говорила, что у нее была всего одна пара чулок.

Вот за что я особенно благодарен Бобу и Анне, — рассказывает Джей Д. — За два дня до того, как я пришел в группу, доктор Боб с Анной собирались уехать в Вермонт. Но Анна вдруг проснулась посреди ночи и сказала, что у нее такое чувство, что им не следует ехать, и что они будут нужны здесь».

Похожая история была рассказана Дороти С. М. (ее первым мужем был Кларенс С.). Она рассказывает, что у Анны было «глубокое чувство веры в указания свыше. Когда у нее появлялось ощущение, что что?то должно случиться, или что?то является правильным, ничто не могло уже ее поколебать», — говорит Дороти.

«Я ночевала у нее, и мы все собирались поехать на пикник в воскресенье. В субботу вечером Анна твердо объявила, что она не поедет. Что?то сказало ей, что это будет неправильно. И действительно, где?то около пяти часов утра позвонили из Детройта и сообщили о человеке, которого они собирались прислать.

И мы стали ждать маленького Арчи Т. Он жил у Смитов почти год, потому что был слишком слаб и слишком нищ, чтобы найти работу. Позже он стал основателем группы в Детройте. Таким образом, это был один из примеров того, как полученное Анной указание действительно сработало».

Арчи Т. рассказывал в более поздние годы: «Я был взят с улицы и возвращен к жизни заботами Анны Смит. Я был не только без гроша и без работы, но был также слишком болен, чтобы выходить из дома в течение дня и искать работу. Любовь Анны была столь велика, ее терпение по отношению ко мне было столь безграничным, а ее обращение со мной столь понимающим, что через десять месяцев я почувствовал себя новым человеком, насытившись, возможно, всего несколькими зернами этой любви.

Их любовь друг к другу и к детям была так велика, что наполняла собой весь дом, и если кто?то жил в этом доме и хотел этого, их любовь буквально проникала сквозь кожу. В течение десяти месяцев, пока я жил в их доме, — рассказывает Арчи, — юный Смитти и Сью обращались со мной так, как будто я был членом семьи. Ни один из детей никогда, ни разу не сделал или не сказал ничего такого, что заставило бы почувствовать себя “вне семьи”.

Анна давала мне возможность чувствовать так, как я чувствовал, без какого?либо вмешательства, давала мне возможность понять многие вещи для себя, зная, с той мудростью, которая дана лишь немногим, что этим способом я чему?то научусь и смогу использовать в своей жизни то, чему я научился».

В течение многих лет Арчи было очень трудно даже рассказывать свою историю кому?либо. В конце концов, в свой десятый юбилей в АА, в 1948 году, у себя в Детройте, когда он представлял Анну полутора тысячам людей, он вдруг понял, что должен поделиться своей историей с другими. Юбилей Арчи также послужил поводом для последнего большого выступления доктора Боба, из которого в эту книгу попало большое количество цитат.

«Когда я приехал в Акрон, я был просто чуть живой, совершенно истощен физически, умственно и эмоционально», — рассказывает Арчи.

«Он был настолько измучен, что у него почти не осталось сил, — соглашается Смитти, — Мы считали его простофилей».

Арчи вспоминает, как он думал тогда: «Как я собираюсь выйти и зарабатывать себе на жизнь? Что думают обо мне Смиты, если я только сижу здесь и ничего не делаю? Хватит ли у меня силенок, чтобы сделать вид, что я возвращаюсь обратно в Детройт, а затем, когда я от них уйду, покончить с собой?

Ни слова никому о том, что я думал. Я всегда был очень замкнутым человеком. Однако, Анна прочитала мои мысли. Ни с того, ни с сего, она сказала: “Арчи, мы с Бобом хотим, чтобы ты знал, что пока у нас есть дом, этот дом будет и твоим тоже”. Я не помню, что я сказал или сделал тогда, но я точно знаю, что весь тяжкий груз депрессии и страха улетучился. Вряд ли большее утешение может быть передано кому?то с помощью таких простых слов».

Боб Е. вспоминает, что он тоже проводил очень много времени с Анной. «У нее была тихая и мягкая манера заставить вас почувствовать себя как дома. Я делился очень многими жизненными проблемами с ней. Она читала Библию и обсуждала ее со мной.

Она всегда старалась держаться просто. Я сказал ей, что я нервничаю и совсем деморализован. И она сказала мне пару фраз, чтобы произносить их, если я упаду духом, или буду в растерянности, не зная, что делать, или расстроен. Одна, которую я помню, была: “Бог есть любовь”. И я использовал ее постоянно».

Боб Е. встретил Пола С. у буфетной стойки, во время ланча, в начале 1937 года. К тому времени минуло уже шесть месяцев, как Пол вышел из Городского госпиталя. «Он носил новую фетровую шляпу и держал в руке упаковку “Лаки Страйк”», — вспоминал Боб.

“Если ты хочешь узнать побольше, почему я неплохо одет и в хорошей форме, приходи ко мне в офис завтра, и я тебе расскажу”, — сказал Пол.

«Все это было какой?то фантасмагорией, — рассказывает Боб. — Когда позже люди приходили навестить меня в госпитале, они не говорили мне, как стать трезвым. Они просто в течение всех семи дней рассказывали истории о том, как они пили.

Я пришел к Полу в офис, и он рассказал мне об этой программе для “алкогольной команды”, проводимой Оксфордской Группой. Затем он отвез меня к доктору Бобу, который был дома из?за простуды. Он лежал на диване, укрытый одеялом.

Он посмотрел на меня. Мне было всего 32 года, и меня трясло так сильно, что в руках ничего держать не мог. Я помню, как пытался спрятать свои руки. “Вы довольно молоды, — сказал он, — я не знаю, справитесь ли Вы с этим”. Затем он сказал: “У меня нет ни времени, ни сил, чтобы тратить их на Вас, если Ваши намерения недостаточно серьезны”.

После этого он сказал мне, что впереди меня ждет одно из трех: смерть, психушка или тюрьма, если я не перестану пить. Он заявлял это с места в карьер каждому, с кем разговаривал на подобные темы. И что я должен определиться, прямо здесь и сейчас, достаточно ли серьезно я настроен.

Доктор Боб сказал, что нет никаких сомнений, что я алкоголик и что я нуждаюсь в помощи, иначе меня бы здесь не было. Он сказал, что по своей биохимии я отличаюсь от остальных людей, и что у меня аллергия на алкоголь. Он не говорил о духовной стороне. Он изложил мне все это на основе принципов сообщества, и на основе того, что позднее назвал моральной философией.

Он разговаривал со мной три часа и убедил меня лечь в госпиталь и попробовать. Я сказал ему, что у меня совсем нет денег, но он ответил, что эту проблему можно решить. “Ложитесь в госпиталь”. В конце концов, они списали на чужой счет. Позже АА перестало пользоваться услугами Городского госпиталя из?за проблем с деньгами. Но свой счет я оплатил, когда получил работу. Я чувствовал за это моральную ответственность.

Мне нравилось, когда эти люди приходили навещать меня. Доктор Боб приходил по крайней мере один раз в день. Последним, что я исполнил в госпитале, было признание, которое, как я думаю, было очень важным. Вы должны были встать на колени, с другим человеком, молиться и вслух делиться своими мыслями. Вы знаете, в первом варианте Двенадцати Шагов люди должны были вставать на колени, когда делали признание. Но остальные пьяницы заставили Билла убрать это оттуда».

После выхода из госпиталя Боб Е. поддерживал постоянный контакт с другими АА–евцами. «По средам было официальное собрание, но мы встречались каждый вечер, — рассказывает он. — Мы были крепко напуганы. Мы уже потеряли все, и боялись пить. До этого ничто не срабатывало, и мы далеко не до конца были уверены, что это сможет.

День обычно начинался в доме доктора Смита, утром, — вспоминает Боб. — Он пытался вернуть себе место в госпитале в то время, а его практика не приносила больших доходов. Кофейник был включен постоянно, и в любое время в доме кто?нибудь был.

Док был таким же как все мы. Позже, когда на него стали давить больше, он оказался вынужден больше держать в себе. Но тогда он был просто одним из парней, и был очень раскован в своих разговорах. Придя в госпиталь, он мог заявить: “Пошевеливайтесь. Я также устал, как и Вы”. Он зажигал папиросу и говорил: “Что ж, еще один гвоздь в крышку моего гроба”. “Гробовые гвозди” называл он их.

Доктор Боб был заметным человеком в Акроне. Его знали все. Когда он перестал пить, люди спрашивали: “Это что еще за клуб для непьющих Вы там соорудили?” — “Сообщество Христиан”, — отвечал он. Это потому, что мы начинали собрания молитвой, и заканчивали тоже молитвой. Первый несчастный случай, который я помню, произошел с Биллом Дж. Он был коммивояжером, и поехал в Цинциннати. У него хватило ума позвонить. Мы все собрали деньги и отправили Гарольда Г. за ним. Это обошлось нам в 10 или 20 долларов. Это были большие деньги в то время. Билла обнаружили вдрызг пьяным в отеле.

Но дело тут не в деньгах, — говорил Боб Е., — я вспоминаю, как я пожаловался на отсутствие работы, а Пол сказал: “У тебя есть работа. Твоя работа — это оставаться трезвым и работать по этой программе. Это само по себе является работой на полный рабочий день”».

Билл В. Х., который пришел в программу в сентябре 1937 года, вспоминает, что первое впечатление о докторе Бобе у него сложилось в госпитале: «Я просто лежал там и наслаждался общением с ним. Он приходил каждый день. Он говорил: “Один я ничто”. Я стараюсь обладать таким же смирением, какое я увидел в нем и Анне. Их дверь всегда была открыта, и в их маленькой кухоньке всегда был наготове большой кофейник с кофе. И кофе был действительно крепким, это помнят все, кому довелось его пить».

Одной из жен, которую труднее всего было убедить, была Аннабелла Г. Возможно, причина была в том, что ее муж, Уолли, привел домой АА–евца, которого он встретил в баре. Это был Пол С., «завязавший» в начале 1936 года. Пол сказал ей, что если она хочет, чтобы Уолли бросил пить, она должна поговорить с доктором Смитом.

Естественно, она была настроена довольно скептически. Затем ее личный врач, кабинет которого находился в том же здании, что и у доктора Боба, сказал ей: «Здесь есть доктор Смит, внизу, на одном из нижних этажей, у которого, похоже, есть метод для людей, которые слишком много пьют». Они спустились вниз поговорить, но его на месте не оказалось.

В конце концов, пастор Дж. М. Райт нашел женщину, которая поговорила с Аннабеллой и затем они договорились о встрече с доктором Бобом. Это произошло уже более чем через год, летом 1937 года.

Аннабелла вспоминает: «Я пошла туда, и разговаривала с доктором Смитом около двух часов, но все еще очень сомневалась.

— Вы думаете, есть какая?нибудь надежда для Уолли? — спросила я.

Он облокотился на стол, и сказал:

— После всего того, что я вам рассказал, у вас по–прежнему есть сомнения?

И я сказала:

— Конечно, есть. Вы не знаете моего Уолли.

— Вас убедит, если я позвоню 15 или 20 людям, и они все будут здесь через пол–часа. Это люди, у которых была такая же беда, как у Вашего мужа. Это Вас убедит?

— Нет, не убедит, — ответила я.

— Что ж, давайте попробуем, и приведите его сюда в субботу, сказал доктор Боб.

— Я прослежу, чтобы он здесь был.

— Я не хочу, чтобы Вы проследили, что он сюда пришел. Я хочу, чтобы он пришел по своей собственной воле, не пьяный. И я хочу, чтобы он захотел прийти.

Позже Док позвонил мне и сказал: “Что же, большой мальчик был у меня, и я думаю, что это его заинтересовало. Но не удивляйтесь, если он придет домой пьяный. Я сказал ему многое, над чем стоит подумать, но сейчас я ухожу в отпуск. Если он обдумает все это и захочет, чтобы ему помогли, мы можем поместить его в госпиталь, когда я вернусь”.

Уолли продолжал пить, пока не вернулся через две недели доктор Боб. Затем Уолли поместили в госпиталь. Он выглядел совсем другим, когда вышел оттуда, и я подумала, что может быть, это подействовало.

Тем временем доктор Боб позвонил жене Тома Мейбелл Л. и сказал ей: “Присмотри за этой дамой, за Аннабеллой, иначе ее муж напьется меньше чем через два часа после того, как выйдет из госпиталя”. В общем, можете догадаться, что я собой представляла», — говорит Аннабелла.

«Она позвонила мне и попросила меня прийти. Я закатывала персики и прерваться не могла. Она спросила:

— Что для Вас важнее, персики или Ваш муж?

— Что ж, если хотите знать, то персики — ответила я. Но тем не менее пришла. Я пробыла там всего несколько минут, и вошли Док с Анной.

Я была вся на нервах, — рассказывает Аннабелла, — Мейбелл повела меня наверх, и я выплеснула ей душу.

— А почему бы тебе не доверить его Господу? — сказала она. — Отпусти с Богом.

В ту ночь я не могла уснуть, и неожиданно я сказала вслух: “Хорошо, Господи. Я ничего не могу сделать. Может быть, Ты сможешь. Позаботься о нем”. Я почувствовала такой душевный покой, что сразу же заснула.

Затем Анна Смит взяла меня под свое крыло. Она мне очень много рассказала, и звонила мне каждый день. Я видела, что у Уолли появился интерес; он стал другим. Тогда я решила, что должна понять, что же со мной?то происходит. Я стала изучать программу, и вы знаете, она принесла огромное благо и мне, и Уолли.

Мы ходили на собрания, и все эти люди были очень дружелюбны. Они называли друг друга по именам и окружали заботой и вниманием новичков, стоило им только прийти. Женщины собирались вместе, и мы разговаривали, раскрывая друг другу наши сердца, и все, что мы держали в себе так долго».

Аннабелла вспоминает, что иногда женщины устраивали отдельные беседы у Т. Генри, но не очень часто. А иногда они собирались вместе у Смитов.

Вспоминая о тех днях вместе с Биллом Уилсоном, Аннабелла также замечает, что они с Уолли много читали о собраниях Оксфордской группы в отеле Мейфлауэр, но лишь намного позже они узнали, что собрания у Т. Генри были «своего рода тайным братством внутри Оксфордской группы».

«Это верно, — отвечает Билл, — кое?кто в группе действительно довольно сильно критиковал Уильямсов за то, что у них собирались все эти алкоголики».