38 Иммунитет Илья Мечников 1883 год

На рождественской неделе 1883 г. Илья Мечников использовал устроенную для детей елку в опыте, который привел к открытию иммунитета.

Жизнь Мечникова определило дорожное происшествие на пути в Славянск. Летом 1850 г., когда Илье было пять лет, семейство помещиков Мечниковых ехало купаться в соленых озерах. У современной границы Донецкой области на них напали крестьяне. Связали кучера и форейтора, отняли лошадей и взяли детей с матерью в заложники, требуя тысячу рублей выкупа.

Илья держался за дрожащую мамину руку и ждал, когда их уведут в лес и убьют. Ехавшего с Мечниковыми родственника отпустили, чтобы привез выкуп. А он вернулся с солдатами. «Ну теперь, — подумал Илья, — нас не убьют. Теперь им достанется. Так им и надо». Пока запрягали, мальчик наблюдал расправу. Она была омерзительна. Мужиков избили, связали. Прибежали бабы. Одна обматерила и ударила по лицу офицера. Тот в ярости кричал, чтобы ей забили рот землей. Солдаты повалили ее; деревенские швыряли в них грязью.

Вот первое сильное впечатление в жизни Мечникова. Он возненавидел насилие и все, что вызывает страдания. Не пожелал стать офицером, как отец. Собирался учиться на врача. Мать отсоветовала: «У тебя слишком мягкое сердце; ты не будешь в состоянии постоянно видеть страдания людей».

^{Илья Ильич Мечников (1845–1916) с женой, ее братом и сестрой — теми самыми детьми, для которых была устроена «елка» на мандариновом деревце. Фотография 1887 г.}

Тогда Илья поступил на естественный факультет. Чувствуя призвание к зоологии, так спешил заняться наукой, что окончил Харьковский университет за два года. В 20 лет присутствовал на съезде зоологов в немецком городе Гисен как автор самостоятельного исследования. Скоро он узнал, что в жизни ученого страданий тоже предостаточно.

Пока Илья Ильич был зоологом, он совершал великие открытия. Но все загадочным образом оборачивалось против него. Удар следовал за ударом, вгоняя Мечникова в пессимизм.

Сначала его обокрал научный руководитель — директор Гисенского зоологического института Рудольф Лейкарт, который приписал себе наблюдение Мечникова, что потомство паразитов-гермафродитов на воле становится разнополым. От ученого с мировым именем Илья Ильич такого не ожидал. Впредь он работал только самостоятельно.

Когда Мечников обнаружил, что у беспозвоночных (каракатиц) зародыш развивается по тем же законам, что и у людей — в подтверждение теории Дарвина об эволюции от общего предка, — ему стали завидовать молодые ученые. Ровесники голосовали против назначения его профессором петербургской Медико-хирургической академии (ныне Военно-медицинская академия).

От усиленных занятий с микроскопом воспалились глаза. Мечников боялся, что это хориоидит и теперь он совсем ослепнет. Когда любимая жена умерла от чахотки, Илья Ильич проглотил оставшийся от нее морфий. Выжил случайно: слишком большая доза яда вызвала рвоту.

Эволюционная теория не утешала Мечникова, она как будто приняла сторону дегенератов. Если предки глистов, обитавшие на воле, имели кишечник, органы чувств, развитую нервную систему, свободу передвижения, то в чужой кишке это все не нужно: знай держись да плодись.

Напрашивался печальный вывод: «Выживают не лучшие, а более ловкие. Разве история земного шара не показывает нам, что множество низших животных пережило существа несравненно более развитые и сложные по организации?.. Зловонные тараканы сохранились с отдаленных времен и кишат вокруг человека, не особенно смущаясь всем тем, что он делает для их уничтожения».

А сам человек — разве удача эволюции? Детская смертность ужасна. Дикарь едва успевает достичь брачного возраста. Цивилизованный человек не оставляет потомков из-за конфликта любви с бедностью. И тоже норовит опочить во цвете лет: вторая жена Мечникова — гимназистка, которой он давал уроки зоологии, — едва не погибла от брюшного тифа. Выхаживая больную, муж так нервничал, что у него начались трудности с речью. Мнительный фантазер заподозрил у себя бульбарный паралич. А может ли молодая женщина быть счастлива с безъязыким инвалидом? И Мечников снова попытался наложить на себя руки. Теперь под видом эксперимента: ввел себе кровь больного возвратным тифом, якобы для проверки ее заразности.

Заболел в тяжелой форме, но выздоровел, и все пошло на лад. Внятность речи вернулась, исчезло навсегда воспаление глаз. Жена, Ольга Николаевна, унаследовала два имения, под Киевом и под Чигирином, — появились деньги на занятия наукой. Зиму 1882–1883 гг. вместе с братьями и сестрой жены Мечниковы провели в Мессине.

Там Илья Ильич исследовал обитателей пролива — морских ежей, губок, морских звезд. У них пищеварением занимаются особые подвижные клетки. Они хватают частицы пищи так же, как это делают инфузории. Отметив это как наследие одноклеточных предков, Мечников направил мысли в иную сторону.

Вот как он сам об этом рассказывал:

«Когда вся семья отправилась в цирк смотреть каких-то удивительных дрессированных обезьян и я остался один над своим микроскопом, наблюдая за жизнью подвижных клеток у прозрачной личинки морской звезды, меня сразу осенила новая мысль. Мне пришло в голову, что подобные клетки должны служить в организме для противодействия вредным деятелям.

Чувствуя, что здесь кроется нечто особенно интересное, я до того взволновался, что стал шагать по комнате и даже вышел на берег моря… Я сказал себе, что заноза, вставленная в тело личинки морской звезды, не имеющей ни сосудистой, ни нервной системы, должна в короткое время окружиться налезшими на нее подвижными клетками… как у человека, занозившего палец. Сказано — сделано. В крошечном садике при нашем доме, в котором несколько дней перед тем на мандариновом деревце была устроена детям рождественская “елка”, я сорвал несколько розовых шипов и тотчас же вставил их под кожу великолепных, прозрачных как вода, личинок морской звезды. Я, разумеется, всю ночь волновался в ожидании результата и на другой день с радостью констатировал удачу опыта».

Вокруг занозы наблюдалось гнойное воспаление, и гной состоял из подвижных клеток. Значит, воспаление — целительная реакция! А ведь оно происходит, если в рану попадают микробы. Мечников стал вводить в личинку бактерии и наблюдал, как подвижные клетки пожирают их.

В Мессине отдыхал Рудольф Вирхов, отец патологии, который показал, что болезни бывают, если клетки организма функционируют неправильно. Увидев препарат Мечникова, Вирхов остался доволен: клетки не только болеют, но еще и борются с болезнями. Однако старик предсказал Мечникову большие неприятности. Патологи считали воспаление болезнью сосудов, а лейкоциты — переносчиками микробов, которые устроились внутри, как в карете. Врачам не приходило в голову, что это не доставка, а пожирание. Столь свежий взгляд постороннему не простят.

Это Илью Ильича не смущало. Он поверил, что в организме есть собственная целительная сила. Ее можно исследовать, а значит, развить, нарастить, сделать непобедимой. Не так уж плохо устроен человек, если силой разума способен менять свою природу.

Защитников организма назвали фагоциты, по-гречески «клетки-пожиратели». Первой патогенной бактерией, на которую Мечников натравил их, стала сибиреязвенная палочка. Крупная. Хорошо видна в микроскоп. От нее уже делали прививки. Илья Ильич ввел вакцинированному кролику бациллы сибирской язвы и наблюдал, как на них с жадностью набросились фагоциты. У контрольного непривитого кролика тоже фагоцитов хватало, но они будто не замечали противника и ничего не предпринимали до самой гибели животного. Вот в чем смысл вакцинации: армия должна знать, кто враг, чтобы его атаковать.

Едва Мечников напечатал это в «Вирховском архиве», патологи набросились на него, как лейкоциты на занозу. Настала пора подтверждать теорию сотнями новых опытов. А времени не было, поскольку русская жизнь, по выражению Мечникова, это «препятствия, исходящие и сверху, и снизу, и сбоку».

Сверху норовили что-нибудь запретить. Когда в 1886 г. в Одессе Мечников руководил бактериологической станцией, он пытался заражать сусликов, опустошавших поля, возбудителем куриной холеры. Градоначальник не разрешил, потому что считал, что куриная холера может перейти в ту самую страшную азиатскую.

Снизу — мужики, которые не выполняли договоров аренды, дергали у Мечникова свеклу и пасли скот на его лугах. Когда поставили сторожа, крестьяне убили его, и 12 человек пошли на сахалинскую каторгу.

«Сбоку» — сотрудники, которым нельзя просто «поручить и забыть». Стоило отлучиться, как они, прививая от сибирской язвы скот помещика Панкеева, недосмотрели и убили 3549 овец из 4414. Этот случай стал последней каплей. Мечников переехал жить и работать в Париж.

Пастер дал ему половину второго этажа своего института и врачей-стажеров, но с условием работать бесплатно. Институт еле держался на плаву благодаря прививкам и урокам. Поначалу единственным сотрудником Ильи Ильича была жена, не боявшаяся черной работы. Жили они только доходами с имения до 1909 г., когда банкир Озирис (Даниэль Иффла) завещал институту свои миллионы и началась выплата жалованья.

По своей натуре Мечников терял интерес к теме, если с ним никто не спорил. Однако у теории фагоцитоза образовались толпы противников. Благодаря им Илья Ильич задержался в иммунологии, совершив в ней не меньше открытий, чем весь остальной институт.

Мюнхенский врач Ганс Бухнер показал, что сыворотка крови без фагоцитов тоже убивает микробы. Мечников догадался, что это происходит in vitro: при свертывании крови фагоциты в ней погибают, из них выходят вещества, которыми они убивают чужеродные клетки. Антитела — не оружие против микробов, а метки на их поверхности, для фагоцитов: это чужой, приканчивай да ешь.

Спор с Паулем Эрлихом завершился одной Нобелевской премией на двоих. Эрлих спросил: а как же антитоксины, которые возникают в крови по мере привыкания к яду и нейтрализуют, например, яд кобры? Мечников показал на опыте: кроме подвижных фагоцитов крови, есть в тканях более крупные неподвижные — макрофаги. Они поглощают токсины и вырабатывают антитоксины. Они же поедают избыток собственных тканей организма — например, лишние мышцы разросшейся матки после родов. Могут макрофаги приняться и за нужные клетки. Отсюда аутоиммунные болезни и аллергия. А также одряхление в старости. Начинается с поседения волос, где макрофаги приходят в движение, поедая по дороге пигмент меланин. То есть седина — иммунный ответ. Но если так, рассуждал Мечников, то старение вызывают постоянно присутствующие токсины, продукция обитающих в кишечнике микробов. Этих можно потеснить, принимая простоквашу, чтобы заселить толстую кишку молочнокислыми бактериями, которые не дают ядовитых продуктов гниения.

А еще лучше создать иммунитет ко всем инфекциям. Тогда человек не будет дряхлеть и в глубокой старости умрет естественной смертью. Желанной, как сон после рабочего дня. Пока мы продолжаем болеть, такая смерть — большая редкость, и страх перед кончиной крадет у нас радости жизни.

Инфекций — тысячи, ото всех не привьешься. Но должен существовать естественный иммунитет. Скажем, туберкулезные микобактерии широко распространены, а болеют далеко не все. Почему? Этот вопрос разрешила в 1911 г. организованная Мечниковым экспедиция в калмыцкие степи. Уже была диагностическая реакция Пирке, определявшая наличие иммунитета к туберкулезу.

В глубине степи, где нет микобактерий, у живущих изолированно калмыков иммунитет не нашли. Для них контакты с приезжими — риск. А ближе к городам чахоточных много, но есть и здоровые калмыки с иммунитетом, возникшим при общении с русскими. Мечников предрек, что будущее медицины — в открытии механизма такого природного иммунитета.

Сравнивая состояние калмыков с тем, что он видел 38 годами ранее, Илья Ильич отмечал, как усилились четыре бича кочевого народа — туберкулез, водка, сифилис, несущая все это русская колонизация. Положение русских тоже не радовало: бесправие, мракобесие, Распутин во дворце. Зачем запретили студенческие собрания? Почему из университетов ушли лучшие профессора?

На предложение вернуться в Россию, чтобы возглавить Институт экспериментальной медицины, Мечников 26 марта 1913 г. отвечал: «Хотя я и враг всякой политики, но все же мне было бы невозможно присутствовать равнодушно при виде того разрушения науки, которое теперь с таким цинизмом производится в России».

Той зимою он перенес инфаркт и спокойно ждал смерти, находя у себя то самое здоровое желание умереть. Вроде бы ничто больше не волновало — ни состояние науки в России, ни цветение весны. Но жизнь жестока: Мечников дожил до мировой войны и пришел от нее в смятение, добившее больное сердце. По мнению врачей, сердечная недостаточность была далеким эхом возвратного тифа.

Выступая последний раз в русской печати, Мечников сокрушался и надеялся: «Безумная война, которая как снег на голову упала вследствие неумения или нежелания людей, поставленных для охранения мира, повлечет за собой продолжительный период спокойствия. Следует надеяться, что эта беспримерная бойня надолго отобьет охоту воевать… Пусть те, у кого воинственный пыл не остынет, лучше направят его на войну не против людей, а против микробов».

ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ

Lilia Nechaeva: Хориоретинит от работы с микроскопом — весьма сомнительная взаимосвязь.

Ответ: Вы правы, и в этом смысле всем нам повезло, иначе бы воспаление вернулось — микроскопировал Мечников очень много до конца 1915 г. Но сам Илья Ильич и все его знакомые врачи, в том числе Боткин-старший, грешили на микроскоп, и это Мечникова угнетало.

Наталия Сергеева: Читаешь и понимаешь, сколько лет упорной работы, наблюдений, рисков переживали ученые, открывшие нам микромир и медицину в целом. И как мало надо ума и совести, чтоб перечеркнуть труды ученых одним дебильным фильмом про «вред» от прививок.

Ответ: Ничего этот фильм не перечеркнет, и никакой другой тоже. В борьбе с наукой применяются те же технологии, что и в предвыборной борьбе. Но природа науки иная — здесь не так важно «общественное мнение» и процент голосующих за то или иное решение. Потому что науку всегда двигало вперед меньшинство. От того, что фильму про плоскую землю присуждают премию, земля не становится плоской. Любой антипрививочник, покусанный бешеной собакой, мчится в травмпункт и просит его поскорее привить.