42 Возбудитель столбняка Сибасабуро Китасато 1889 год

27 апреля 1889 г. на съезде немецких хирургов работавший у Коха японский ученый Сибасабуро Китасато сообщил, что вывел чистую культуру бактерии — возбудителя столбняка. Более того, он установил, что за проявления этой страшной и неизлечимой тогда болезни ответственны не сами бактерии, а вырабатываемый ими яд. Сообщение привело к открытию антител и серотерапии, победе над столбняком и дифтерией. Отвергнув соблазнительные предложения университетов Европы и США, Китасато вернулся на родину, чтобы развивать юную японскую науку. А когда правительство Японии попыталось игнорировать его, этот патриот вступил в борьбу с правительством.

Еще Пирогов догадался, что причина столбняка — смерти от пустяковой царапины — это обитающая в почве бактерия. Саму столбнячную палочку видели в микроскоп Нестор Монастырский, Артур Николайер и многие другие микробиологи. Но понять, как с ней бороться, сумел только Китасато. И сделал он это потому, что у него не было другого выхода.

Доктор Китасато был сыном деревенского старосты с острова Кюсю — самого южного из больших японских островов. Тамошние жители славятся упрямством. Китасато посмел возразить своему учителю в бактериологии — профессору медицинского факультета Токийского университета Огате Масанори. Тот считал причиной болезни бери-бери бактерии и даже предъявил микроорганизм-возбудитель. Но японский морской врач Канэхиро Такаки уже доказал, что бери-бери возникает, если долго питаться белым полированным рисом: это приводит к нехватке тогда еще неизвестного витамина B1.

^{Сибасабуро Китасато (1853–1931) в лаборатории Коха, 1889 г. Справа — аппарат Киппа для получения водорода, которым наполнялись колбы для разведения анаэробных бактерий — столбнячной палочки и дифтеритной бациллы}

В Японии тех времен отношение к факту было своеобразным. Флот контролировали самураи клана Сацума. И раз о диетической природе бери-бери заявил морской врач, значит, на флоте так оно и есть, и матросов стали кормить рисом с ячменем. А министерство здравоохранения и сухопутную армию контролировал клан Тёсю. Если «их» главный микробиолог настаивает на том, что бери-бери — заразная болезнь, значит, в армии и минздраве это инфекция. Предписывается есть полированный рис и разыскивать возбудителя. Здравый смысл и врожденное упрямство мешали Китасато поддержать своего сенсея. В результате, когда по императорской программе обучения за границей наш герой отправился в лабораторию Коха, расстался он с Огатой Масанори нехорошо.

Немцы живо объяснили Китасато, что он прав и в науке надо отстаивать собственное мнение: даже твой учитель может ошибаться. Кох поручил японскому стажеру трудоемкие задачи, до которых у него не доходили руки, — получать в чистом виде культуры уже изученных бактерий. Китасато делал это с редким рвением и большой технической изобретательностью. Но его печалило, что трехлетний срок стажировки подходит к концу, а каковы перспективы? Только рабство у профессора Огаты в единственной на всю Японию бактериологической лаборатории единственного медицинского вуза. Нужно было что-нибудь придумать.

В соседней комнате работал Эмиль Беринг — военный врач, увлекшийся химией. Он занимался обеззараживанием и заметил, что кровь подавляет рост микроорганизмов. Китасато часто ходил к Берингу в гости. За чаем среди прочего обсуждали столбняк: почему подозреваемая в его возникновении палочка наблюдается только в сопровождении других микробов, а размножается лишь на дне пробирки? Беринг знал французский и пересказал Китасато вычитанное в трудах Пастера учение об анаэробных бактериях. Столбнячная палочка анаэробна: она размножается, когда другие бактерии рядом поглощают кислород. Беринг занимался еще одним анаэробным организмом — бациллой, вызывающей дифтерию.

Китасато сумел развести столбнячную палочку в атмосфере водорода и показал Берингу, как это делается. Друзья объединили усилия. Но надо было спровоцировать Коха, чтобы тот оставил японца у себя еще на пару лет. На ближайшем семинаре Китасато взял слово и сказал, что нашел противоречие. Великий постулат Коха гласит: за каждую болезнь отвечает только один микроорганизм. А вот Флюгге с Николайером наблюдали столбнячную палочку только в обществе других микробов. Может быть, Кох неправ и тут имеет место симбиоз?

Кох завелся и сказал: «Вот сами и проверьте!» И направил в японское министерство внутренних дел, где служил Китасато, письмо о том, что этот специалист нужен ему еще на два года. Из уважения ко всемирной славе Коха японский император выделил Китасато свой личный грант. Всего через полтора месяца стажер предъявил чистую культуру столбнячной палочки. В докладе от 27 апреля 1889 г. он не просто описал эту бактерию и ее патогенное действие на мышей. Китасато сказал, что в парализованных столбняком нервах палочки нет. Клинические проявления болезни вызывает не сама бактерия, а выделенный ею токсин.

Беринг и Китасато догадались, что этому яду противодействуют антитела, появляющиеся в крови животных, у которых вызвали привыкание к столбнячному токсину. А значит, сывороткой крови таких животных столбняк можно излечить. Совместная статья об этом настолько революционна, что в ней нет ни одной сноски — просто не на кого было ссылаться. Чтобы процитировать хоть что-нибудь, друзья в конце статьи привели фразу из Гёте, а именно слова Мефистофеля, убеждающего Фауста подписать договор с дьяволом кровью: «Кровь, надо знать, совсем особый сок»[6].

Первой болезнью, которую победили сывороткой, стала дифтерия. Есть предание, будто на Рождество 1891 г. Китасато и Беринг в клинике Шарите спасли задыхающуюся от дифтерийной пленки безнадежно больную девочку. Но этого не было. Впервые победную инъекцию сделали 16 марта 1893 г., действительно в Шарите. В ход пошла сыворотка Беринга, которому Китасато перед отъездом на родину оставил все свои наработки.

Открытие антител принесло Сибасабуро всемирную известность. Он стал первым иностранцем, которому в Германии присвоили звание профессора. Пошли предложения из лучших университетов. Но Китасато считал своим долгом развитие Японии, которая выделила ему решающий грант. Правда, родина встретила его равнодушно. Там по-прежнему царил Огата, который вконец обнаглел и даже написал Берингу письмо, что это он придумал лечение кровью. Поборник бактериальной природы бери-бери не понимал разницу между переливанием крови и инъекцией сыворотки. Зато отлично знал, как оставить вернувшегося Китасато без работы. Никакого института или хотя бы отдела наш герой от государства не получил. Привезенные им из Германии приборы пылились в камере хранения, пока Беринг в своей работе уходил далеко вперед.

Китасато вернулся в другую страну: пока его не было, в Японии приняли конституцию, а бюджет оказался под контролем свободно избранного парламента. К этому по заданию императора готовил общественное мнение самый популярный в Японии публицист Фукудзава Юкити — богатейший газетчик и издатель. По образованию — врач. Когда Фукудзава узнал о судьбе Китасато и поговорил с ним, то решил устроить для него частный институт: подарил участок собственной земли в Токио и ссудил половину денег на строительство. Вторую половину дал экспортер фарфора Итидзаэмон Моримура. Прежде Моримура никогда не участвовал в благотворительности, потому что в Японии она была только государственная, а чиновников фарфоровый магнат презирал за страсть к откатам. Тем не менее этот недоверчивый человек вручил 10 тысяч иен профессору, которого видел впервые в жизни. Надо сказать, что инвесторы не прогадали: Китасато бесплатно лечил их обоих — пожилых людей со множеством хронических заболеваний. А доходы от продажи сывороток позволили вернуть инвестиции всего за год.

В 1894 г. началась третья пандемия чумы. Китасато отправился в Гонконг, где искал бактерию — возбудителя этой инфекции. И то была его последняя серьезная работа: далее он превратился в администратора. Издалека наблюдал, как Беринг за противодифтерийные сыворотки получает первую в истории Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Было обидно, что в его лекции упомянуты 17 человек, в том числе научные соперники из Института Пастера, а Китасато забыт. Но это можно было простить за то, что Беринг принимал на стажировку учеников из института Китасато.

Авторитет учреждения прирастал успехами его талантливых сотрудников: Киёси Сига выделил возбудителя дизентерии, Сахатиро Хата в лаборатории Пауля Эрлиха синтезировал препарат № 606 — первое настоящее лекарство от сифилиса, известное как сальварсан. Китасато наступил на горло собственной песне и занялся политикой: он дружил с чиновниками министерства внутренних дел, лечил их, давал приданое их дочерям и даже пошел на национализацию института, поскольку воздействовать на государственную машину удобнее изнутри.

Но институт его был включен в систему министерства внутренних дел. А в министерстве здравоохранения процветал прежний идиотизм: бери-бери считали инфекцией, кормили солдат белым рисом, из-за чего в ходе войн с Китаем и Россией из строя выбыло 250 тысяч человек, многие навеки. Не стань Китасато «князем от науки», играть бы ему по тем же правилам.

Его независимость раздражала. В 1914 г. Япония вступила в Первую мировую войну на стороне Англии, Франции и России. Германия стала противником. Поскольку Китасато продолжал переписку с немецкими друзьями и материально помогал разоренной войной вдове Коха Хедвиге, чиновники пытались объявить его шпионом. И тут профессор взял родную Японию за горло. Он подал в отставку. Вслед за ним ушли его сотрудники. А никто в стране больше не умел делать противостолбнячную сыворотку, которая на войне нужна тоннами. Сотрудники профессора Китасато были преданы своему директору — среди них не нашлось ни одного штрейкбрехера.

И правительство было вынуждено заключить контракт с частной корпорацией Китасато и новым негосударственным институтом, носившим его имя. До самой смерти в 1931 г. профессор возглавлял это учреждение и напоследок завещал сотрудникам не позволять никому — даже императору — диктовать себе, что нужно делать. Девизом ученого должно быть слово «неукротимость».

ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ

Anna Bobrova: Почему этого не было в учебниках по микробе [микробиологии]?

Ответ: Наверное, неукротимость не хотят пропагандировать.