68 Клещ как переносчик весенне-летнего энцефалита Лев Зильбер 1937 год

19 мая 1937 г. в поселке Обор Хабаровского края вирусолог Лев Зильбер высказал идею, что весенне-летний энцефалит переносят клещи. Сейчас болезнь, которую вызывает открытый экспедицией Зильбера вирус, именуется клещевым энцефалитом.

Что тайга весной опасна и там с первой зеленью появляется лихорадка, знали с незапамятных времен. Болезнь эта в 40 % случаев была смертельна, а пережившие ее часто становились инвалидами: слепыми, глухими или паралитиками. Страдали охотники и лесорубы, грибники и сборщики орехов, но медицина взялась за энцефалит, лишь когда на реке Уссури разместились части Красной армии, готовые отразить нападение японцев, оккупировавших север Китая.

Тайга была набита войсками. Ради маскировки не строили казарм, жили в палатках среди глухого леса — и несли ужасающие санитарные потери. В январе 1937 г. военврачи поведали об этом директору Центральной вирусной лаборатории Наркомздрава Льву Зильберу и предложили организовать экспедицию ближайшей весной.

Они обратились именно к Зильберу, потому что он был известен как эпидемиолог еще с Гражданской войны, когда в рядах той же Красной армии боролся с сыпнотифозной вошью. Позднее уже в качестве микробиолога он раскрыл причины вспышки брюшного тифа в Дзержинске и чумы в Нагорном Карабахе.

Власти Дзержинска по его настоянию раскопали канализационную трубу и обнаружили, что коллектор был подсоединен к городскому водопроводу. В Карабахе все было страшней: Зильбер высказал уверенность, что эпидемию легочной чумы вызвали а) добытый школьником чумной заяц и б) местный врач, который госпитализировал школьника, перезаразившего всю больницу. Азербайджанскому ГПУ больше нравилась версия с заграничными диверсантами, и в отместку за опровержение этой версии Зильбера на три месяца засадили в бакинскую тюрьму. Но то был 1931 г., когда «органы» еще могли ошибиться, так что Лев Александрович был освобожден и затем возглавлял в Москве разные учреждения, занимавшиеся вакцинами и сыворотками.

После сообщения об открытии в Англии вируса гриппа (1933) Зильбер увлекся вирусами. В его лаборатории научились разводить вирус гриппа в организме обычных мышей (англичане сумели выделить его только в опыте на хорьках) и сделали вакцину, которой в 1936 г. благополучно привили 26 москвичей-добровольцев (то была первая вакцинация от гриппа в России). Более того, Зильбер установил, что лейкоциты не убивают вирусы, а избавляется организм от этой заразы путем выведения с мочой (отсюда рекомендация пить побольше жидкости при простуде).

Но все эти успехи Зильбер воспринимал как промежуточные. Его главной целью был рак: он считал (и впоследствии это подтвердилось), что превращение нормальной клетки в опухолевую часто вызывается вирусом. Исследовательская программа лаборатории на 1937 г. затрагивала эту проблему, от которой и отвлекли Зильбера военврачи.

По плану Наркомздрава, в состав экспедиции должны были войти десять профессоров. Но Зильбер отказался в этом участвовать, полагая, что тогда на месте возникнет десять мнений о том, что делать дальше. А ответственное решение может принять только один человек. Поскольку, кроме Льва Александровича, такого смельчака не нашлось, нарком обороны Ворошилов приказал формировать экспедицию во главе с одним Зильбером, дав ему право выбирать кого угодно.

^{Лев Зильбер — начальник лазарета в лагпункте Канин Нос Печлага. Рисунок пациента-заключенного. 1943 г.}

Отобрана была исключительно молодежь: ребята мало знали и потому были свободны от заблуждений. Кроме того, предстояло жить в дощатых бараках, не спасавших ни от гнуса, ни от дождя, и работать до упаду — такое может выдержать только юность. Участники экспедиции могли также заболеть энцефалитом. Возбудитель и переносчик болезни были неизвестны; одна надежда — на собственную иммунную систему. Как раз тогда была только что доказана белковая природа антител, и Зильбер заставлял своих сотрудников поедать по восемь яиц в день, обогащая организм белком.

17 мая прибыли в Хабаровск и узнали, что времени на подготовку и разведку нет: против ожиданий, энцефалитный сезон был уже в разгаре из-за ранней весны. Штаб-квартиру поместили в поселке Обор, куда вела проложенная прямо по земле, без насыпи, железная дорога. Тамошний леспромхоз врубился глубоко в тайгу, а болел каждый сотый.

Страдальцы лежали в больничке при леспромхозе, куда Зильбер и пришел в памятный день 19 мая изучать истории болезни. Скорбные листы за три года свидетельствовали, что болеют люди, работавшие в тайге и преимущественно весной. Контакта между собой они не имели. Это исключало воздушно-капельный путь заражения. Самые ценные сведения дала первая больная сезона, госпитализированная 4 мая и уже выздоравливающая. Домохозяйка, в тайге не работала. Но недели за две до болезни ходила собирать прошлогодние кедровые орехи и по возвращении домой обнаружила на себе впившихся клещей.

В конце апреля комаров в тайге еще не бывает. И хотя Зильбер ничего не знал о клещах, он счел, что других переносчиков быть не могло. Как некогда в Дзержинске, ему разом представился механизм распространения инфекции. Некие таежные животные (бурундуки? ежи? мыши-полевки?) — это природные хозяева вируса. Клещ (какой?) кусает их и заражается вирусом. (Каким? Его предстояло еще выделить; а может быть, это и не вирус вовсе.) А потом клещ (?) нападает на человека.

Члены экспедиции работали как заведенные. Одни соорудили виварий для бурундуков и полевок. Другие заразили мышей суспензией мозга погибших людей и вызвали у них энцефалит. Из мозга мышей было выделено 20 штаммов вируса. Третьи занялись клещами и профилактикой среди лесорубов и топографов: виновность клеща еще не была доказана, но всем, кто ходил в тайгу, строго предписали беречься от паукообразных. Самыми сообразительными оказались топографы. Они гнали перед собой стадо коров, которые отвлекали кровососов на себя. И заболеваемость среди топографов упала до нуля. Это значило, что экспедиция на верном пути.

Но трудностей возникала масса. Когда муссон принес обильные дожди, ученые проснулись в воде и едва успели спасти от затопления клетки с лабораторными мышами. Были заболевшие энцефалитом. Военврача Валентина Соловьева, который примкнул к экспедиции на месте и был весьма полезен знанием обстановки, поцарапала зараженная обезьянка. Соловьев на полгода ослеп. Бактериолог Михаил Чумаков, вскрывая череп умершего долотом за отсутствием набора патологоанатома, поранился и едва не умер от энцефалита. Он навсегда оглох и потерял возможность работать правой рукой.

Напоследок добытый дорогой ценой вирус выкинул неожиданный номер: сыворотка крови переболевшего человека не могла его нейтрализовать. Это значило, что в крови нет антител к этому вирусу. Либо энцефалит вообще не инфекция, либо выделили не тот вирус. А сезон уже заканчивался, и новых выздоравливающих было не сыскать. Тогда взяли кровь у выживших после болезни в мае, в том числе у вышеупомянутой домохозяйки. Ее сыворотка «сработала». У всех отлегло от сердца. Но что бы это значило?

Анализируя ход болезни, невропатолог экспедиции Алексей Шаповал сделал вывод: «Инфекция развивается без сопротивления». Оказалось, такое бывает. В случае клещевого энцефалита на первых порах иммунная система почти не вырабатывает антител к вирусу, и он беспрепятственно поражает все нервные клетки поблизости от места укуса. Поэтому так важно, куда именно забрался клещ. Если больной переживет самый опасный первый период, антитела производятся со все большим размахом и в конце концов спасают организм, а после победы их производство еще расширяется.

По возвращении домой с триумфом Зильбер был арестован за то, что якобы открыл вирус с целью заражения комаров, которых он собирался распустить рядом с дачей товарища Сталина. Сам ученый ни в чем не сознался, хотя ему на допросах сломали два ребра и отбили почки. Зильбер чуть не умер в лагере Печорстроя от стенокардии, но сумел постоять за себя и вернуться в науку.

Было так: у жены начальника лагпункта начались родовые схватки. Акушеров среди врачей лазарета не нашлось. Построили заключенных: «Медики, шаг вперед!» Зильбер без раздумий вышел из строя. На ходу вспоминая курс гинекологии, он определил, что плод вроде бы лежит правильно, а женщина с виду здорова. Тогда Лев Александрович выгнал всех из помещения и велел роженице орать что есть сил: якобы это облегчает боль. Ребенок родился быстро, Зильбер перевязал пуповину, но долго не пускал никого в комнату. Наконец, через пять часов он предъявил гражданину начальнику жену с младенцем и сказал, что роды были патологические, так что с трудом удалось избежать несчастья. Начальник поверил и назначил Зильбера руководить лазаретом.

Истощенные пациенты лазарета сплошь страдали пеллагрой — недостатком витамина PP. Зильбер придумал подкармливать их дрожжами, выращенными на ягеле, которого в тундре вокруг было предостаточно. Кипячением готовился препарат антипеллагрин, который вливали внутривенно. Он творил чудеса: больные, которые не могли пошевельнуть рукой и умирали от поноса, вставали с постели, а смертельная диарея прекращалась. Ближайшие лагеря переняли передовой опыт. Зильбер даже устроил для этого конференцию врачей Печлага. Он также вернулся к опытам по раковой иммунологии на мышах, которых зэки ловили ему за белковый концентрат из дрожжей.

О победе над пеллагрой прознали на Лубянке. Зильбера перевели в Москву, где им занимался генеральский чин — комиссар госбезопасности 2-го ранга. Он предложил поработать в шарашке, занимавшейся бактериологическим оружием. Лев Александрович отказался, пытаясь растолковать комиссару, что его идея гораздо важнее оружия: ведь война скоро кончится, а рак останется.

Канцерогены, говорил он, подобны механизму, которым взводят курок. «Но ведь убивает пуля. Так и при раке — убивает вирус, а все, что считают причиной рака, дает вирусу возможность “выстрелить”», — объяснял Зильбер в понятных слушателю метафорах. И просил дать ему возможность разместить в журнале статью о вирусной теории рака под любой вымышленной фамилией, чтобы советские исследователи могли пользоваться этими данными. Комиссар только и спросил с презрительной улыбкой: «Может, еще опубликовать это ваше “произведение” в “Известиях” или “Правде”?»

Наконец Зильбер нашел возможность передать написанную микроскопическими буквами на клочке бумаги статью своей бывшей жене Зинаиде Ермольевой, создательнице советского пенициллина. Ермольева собрала целое созвездие медицинских светил во главе с Бурденко и Орбели, которые обратились к Сталину с предложением освободить автора столь ценной идеи. Едва Зильбер вышел на свободу, нарком здравоохранения Митерев ласково принял его, обещал институт и предложил написать в центральную газету статью «Проблема рака». Материал вышел в 14-м номере «Известий» в 1945 г.

Вскоре автор был опять вызван к тому же самому комиссару 2-го ранга. Оказалось, у жены комиссара нашли рак, и теперь он интересовался, нет ли какого-нибудь нового метода лечения. Картина была безрадостная: опухоль обнаружили слишком поздно. Зильбер сказал, что для своевременной диагностики и профилактики надо исследовать поведение вирусов в организме, чем он и намеревался заняться в 1937 г. Напоследок съязвил: «А что, товарищ комиссар, читали вы “Известия” с моей статьей?»

Комиссар улыбнулся и ответил: «Чего у нас не бывает, товарищ профессор…»

Примечание

В литературе и документальных фильмах о Зильбере утвердилось неизвестно откуда взявшееся мнение, будто он был освобожден по приказу Сталина и великий вождь якобы даже принес Льву Александровичу свои извинения. Высказываются версии, что Сталин (или кто-то из Политбюро) боялся рака и потому освободил ведущего теоретика раковой иммунологии. Однако рассказы самого Зильбера и Ермольевой, которая организовала его освобождение (и к которой его привезли прямо из тюрьмы в марте 1944-го), этого не подтверждают.

Военный прокурор, занимавшийся реабилитацией Зильбера, не обнаружил в его деле никакого постановления об освобождении. Он так и сказал Льву Александровичу: «Вас не только арестовали, но и освободили незаконно». Ермольева намекала, что высокопоставленный гэбист, чью дочь вылечили пенициллином, объяснял, как было дело.

Письмо-ходатайство об освобождении Зильбера украшали автографы группы знаменитостей: Бурденко, Орбели, Гамалея, Морозов, Ермольева, Соловьев, Шубладзе, Чумаков, Энгельгардт. Формальным лидером подписавших был Бурденко, главный хирург армии, у которого на столе стояла «вертушка» для прямой связи с Верховным главнокомандующим.

Нет никаких следов распоряжения Сталина ни в устной, ни в письменной форме. И Ермольева, и Зильбер считали, что распоряжение об освобождении отдал лично Берия, испугавшись, что на самом верху переспросят у Бурденко, в чем дело. Ведь такого созвездия просителей, да еще столь важных для фронта, прежде не собиралось. Вероятно, Сталин так ничего о Зильбере и не узнал. Позднее они не виделись и не говорили; ни о каких «извинениях» Зильбер не рассказывал. Скрывать подобный факт он при своем громадном честолюбии не стал бы, особенно в последние десять лет, т. е. после XX съезда[9].

ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ

Dasha Karpenko: Невозможно не думать о том, каких высот достигла бы советская наука, если бы гениальные ученые жили с целыми почками, с целыми пальцами, не дрожали за себя и семью…

Ответ: Так ставился вопрос в 1960-е гг., когда ученые направляли в правительство коллективные письма против Лысенко. А ведь на деле никакой «советской», «российской» или «английской» науки нет. Наука — всеобщее достояние. Зильбер брал идеи у англичан, а идеями Зильбера пользовались французы (тесные связи с Институтом Пастера налажены еще со времен Гамалеи). Преступление против ученого, где бы он ни жил, — это покушение на будущее всего человечества.

И не только смерть, но даже простая изоляция советских ученых от зарубежной научной жизни сильно навредила медицине всего мира. Например, Зильбер еще в 1928 г. открыл обмен генами между микробами. Хватились много лет спустя, когда оказалось, что это основа механизма возникновения резистентности к антибиотикам. И многим ли известно, что коллектив лаборатории Зильбера в 1937 г. вплотную подошел к исследованию структуры ДНК бактерий? Кто знает, быть может, двойную спираль открыли бы на десяток лет раньше, и в этом случае мы бы уже теперь имели те средства борьбы с диабетом и рассеянным склерозом, которые сейчас проходят испытания, а в продаже появятся через десять лет. Люди, которые в эти годы умрут от этих двух патологий, еще живы, но уже убиты теми, кто некогда вынудил Зильбера вместо генетики вирусов заниматься пеллагрой.

Да, он и от пеллагры спас в лагерях тысячи людей. И между прочим, оставил нам важное наследство: обнаружил, что при росте дрожжей на ягеле образуется много белка. В Печлаге прекратился квашиоркор, потому что повара стали добавлять в кашу белковый концентрат, полученный лагерной лабораторией Зильбера. Берите на заметку, вдруг пригодится.