Эх, жар-суховей, пар-береза на спине!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эх, жар-суховей, пар-береза на спине!

Завязалась у меня переписка после выхода в свет первого издания «Щедрого жара» с безвременно ушедшим от нас Федором Абрамовым, который был любителем и знатоком русской бани.

«Попариться еще не удалось (только что вернулся из Москвы) — сообщает в своем письме Федор Александрович. — Но тороплюсь это сделать, ибо не сомневаюсь в полезности оного. О русской бане мне приходилось говорить в разных сочинениях, но полнее всего в романе “Две зимы и три лета”, который Вам посылаю. Есть баня и в “Пелагее”, “Деревянных конях” и в последнем романе “Дом”.»

Еще строки из письма Абрамова «…Одна из моих шуточных записей о бане. На свадьбе в Пинеге. Пинежане, родня женихова, стали хвалиться местом своим: “У нас ведь здесь красота… Ширь-то какая. Река, луга”. А как стерпеть такую похвальбу родне невесты? Она в ответ. “А вы знаете, как в Земцове живут? Семгой баню топят, чухарями хвощутся, в молоке купаются…”»

«Банные» строки из повести «Деревянные кони».

«…Дождь не переставал. В конце концов, я накинул на себя плащ и пошел затоплять баню: хорошо из нынешней лесной купели да прямо на горячий полок… Бани в Пижме черные, с каменками, стоят рядком неподалеку от реки, под огородами, которые как бы греются на взгорке. Весной бани затопляет, и с верхней стороны против каждой из них врыты бревенчатые быки — для сдерживания и дробления напирающих льдин, а кроме того, от этих быков к баням протянуты еще могучие тяжи, свитые из березовых виц, так что бани стоят как бы на приколе.

Я спросил у Максима к чему эти премудрости? Не проще ли было бы поставить бани на взгорке, там, где расположены огороды?

— А затем, чтобы веселее жить».

А теперь «банные» фрагменты из романа «Две зимы и три лета».

«…Эх, жар-суховей, пар-береза на спине! В Пекашино любили попариться. Бывало, в субботу стукоток стоит за колодцами, у болота (там банный ряд) трещат, хлопают двери, раскаленные мужики да парни вылетают в белом облаке и бух-бух в снежный сумет или в озеринку. И в войну не забывали баню, в самые черные дни топили А как же иначе, если это и твоя единственная отрада в жизни, и твоя оборона от всех болезней и хворостей?».

«…Але? — подал голос Михаил, входя в сенцы. — Есть жар?

— Есть, наверное. Мне с этим жаром-паром не на луну лететь, — замысловато ответил из бани Егорша.

Горбясь под низким черным потолком, Михаил дотронулся пальцем до каменки — хорошо накалена! — и зашуршал березовым веником. Егорша панически приподнялся на полку.

— Ты что, опять будешь устраивать Африку?

— Да, надо немножко кровь разогреть. У меня что-то ухо правое ломит — надуло, наверно, на реке.

…Михаил, приспосабливая к короткому полку свои длинные ноги, попросил:

— Плесни маленько.

Каменка загрохотала как пушка. Сухой, каленый жар придавил Егоршу к полу.

— Подбрось еще ковшик!

— Ну ты и зверь! Скоро, как мой дедко, в рукавицах хвостаться будешь.

— Давай, давай.

— Да мне-то что — жалко! Вода не по карточкам, — Егорша зачерпнул из ушата, отступил, пригибаясь, в сторону… Когда немного спала жара, он ползком стал пробираться к двери.

— Ну тебя к лешему! Я еще не грешник, чтобы в таком жару жариться. Пошел на водные процедуры. Идешь?

— Говорю, у меня простуда.

Михаил повернулся на бок, прошелся веником по спине, потом, упершись ногами в каленые потолочины, еще раз похлестал колени (с осени сорок второго года, с той самой поры, как он пошел в лес, поскрипывает у него в коленях) и, наконец, совершенно обессиленный, выпустил из рук обтрепавшийся веник. За стеной у болота раздался всплеск воды — Егорша нырнул в озерину. Михаил поспешно слез с полка, кинул жару.

— Ух, ух! — с суматошным криком ворвался в баню Егорша. — Вот теперь и нам подавай градусов».