3.1. Страх смерти

3.1. Страх смерти

А вдруг это рак?

К нам обратилась В., владелица 3-летней суки боксера. Женщина опасалась, что у собаки рак. Собаку неоднократно обследовали, но никакой органической патологии найдено не было. На наш вопрос, что заставляет ее думать, что собака больна, женщина ответила, что собака периодически поскуливает. Хозяйке кажется, что собака поскуливает от боли, источник которой ветеринары никак не могут определить.

В процессе интервью мы попросили хозяйку подробно описать все случаи поскуливания. Когда это происходит, при каких обстоятельствах, как это связано с режимом дня, как часто собака скулит, бывают ли дни, когда она скулит чаще или реже, чем обычно, и т. д.

Мы не выявили явных признаков отклонений в поведении собаки. Единственное, что можно было ей инкриминировать, — это попытки привлечения внимания хозяйки. При этом мы не могли не отметить, что отношение хозяйки к собаке столь гиперопекающее, что поведение с целью привлечения внимания естественным образом вытекает из взаимодействия с владелицей.

Но почему хозяйка столь опасается онкологии? Мы спросили, не было ли случаев злокачественных новообразований в ее семье? Оказалось, что сейчас она живет одна, а два года назад ее мать умерла от рака. Она долго болела и умерла на руках у дочери. Все обязанности по уходу дочь взяла на себя.

Когда только выяснилось, что мать больна, и опухоль неоперабельна, В. решила завести «веселую собаку-клоуна, чтобы маме было хоть немножечко повеселей, пока я на работе».

В течение года, пока мать болела и пока химиотерапия давала кратковременные и нестойкие улучшения, за которыми следовало новое наступление болезни, «эта собака была единственным светлым пятном в моей жизни. Иногда, чтобы не показывать маме своих слез, я несколько раз за вечер выходила с ней гулять и плакала на улице. А она подходила и лизала мне лицо, а потом предлагала поиграть, и становилось чуточку веселее, когда я смотрела, как она носится».

В последние дни жизни мать уже не приходила в себя, и В., понимая, что это конец, боялась лишний раз зайти к матери в комнату и с тоской думала о том, что хочет, чтобы все уже закончилось.

Первые полгода после смерти матери В. «жила как во сне, понимала — нет, это не то слово, не понимала, а просто знала, что надо вставать, умываться, идти на работу, но не понимала — зачем. Просто надо, и все. Ни одной мысли в голове не было, действовала, как автомат. По ночам постоянно плакала по маме и по себе, что я теперь одна, и когда я буду умирать, рядом не будет никого. А потом, не знаю, как это объяснить, как будто проснулась. Дина (собака) лизала мне лицо, и я поняла, что не одна, у меня же Динка есть, как я могла жить, как будто ее нет?! Я решила, что мне надо поменьше думать о себе и побольше о том существе, за которое я несу ответственность».

Спустя некоторое время после своего «пробуждения» В. стала замечать, что собака временами поскуливает и начала обследовать собаку в различных ветеринарных клиниках, убежденная в том, что собака тяжело больна.

Рис. 3.1. Рисунок семьи В

В этой истории мы видим сразу несколько пластов.

Изначально В., зная о том, что опухоль неоперабельна, понимает, что после смерти матери она останется одна, и тогда она заводит «собаку-клоуна». Страх будущего одиночества или изоляции заставляет ее принимать превентивные меры. Молодая собака, появившись в доме, должна скрасить ее будущее одиночество. Не случайно и определение «клоун». Клоун — что-то веселое, несерьезное, всегда потешное, клоун дарит возможность отвлечься от тяжелых жизненных обстоятельств, не думать о них, вытеснить их хотя бы на время. И здесь мы можем говорить о робкой попытке отрицания смерти. «Страх смерти всегда лежит у поверхности. Он преследует нас в течение всей жизни, и мы создаем защитные барьеры, многие из которых основаны на отрицании, с тем чтобы помочь нам справиться с осознанием смерти. Но мы не можем не думать об этом» [И. Ялом, 2007, с. 171].

Столкнувшись с тем, что близкий человек умирает, В. не может не думать о том, что и ее не минует чаша сия: «по ночам постоянно плакала по маме и по себе, что я теперь одна, и когда я буду умирать, рядом не будет никого».

Собака, появившаяся, чтобы скрасить одиночество и избавить от мыслей о собственной смерти, становится постепенно смыслом жизни: «как я могла жить, как будто ее нет?! Я решила, что мне надо поменьше думать о себе и побольше о том существе, за которое я несу ответственность», т. е. мы можем говорить о явно выраженной динамике отношения к собаке. Собака уже не просто спасает от одиночества, она спасает от мыслей о смерти и привязывает к жизни.

При этом смерть матери продолжает конфронтировать с собственной смертью В. Она не может просто восстановиться и вернуться на уровень жизни, предшествующий утрате. Страх болезни и смерти столь силен, что В. начинает искать болезнь у собаки.

Смысл жизни В. теперь обращен на «существо, за которое она несет ответственность», мысли о возможной собственной болезни и смерти проецируются на собаку. Страх за себя трансформируется в страх за собаку.

Наконец, можно говорить и о таком аспекте переживаний В., как чувство вины. В последние дни жизни матери В. боялась заходить к ней в комнату и думала о том, что хочет, чтобы все поскорее закончилось. Теперь, подозревая у собаки рак, В. готова вновь пройти весь путь выхаживания больной и остаться с ней до конца, т. е. как бы «переиграть» те последние дни болезни матери.

Можем ли мы говорить о том, что в данном случае собака решила задачу, которая была поставлена перед ней хозяйкой? Безусловно, собака стала тем «костылем», на который опирается В., чтобы жить дальше не как «автомат». В этом смысле собака выполняет свою функциональную роль. Наверное, качество жизни В. не слишком высокое, учитывая ее постоянную тревогу, на сознательном уровне проявляющуюся в страхе за здоровье собаки. Обратим внимание, что на схеме (см. рис. 3.1) границы Я у В. и границы ее собаки пересекаются, что можно трактовать как страх за здоровье В., который вытесняется и проецируется на собаку. Тем не менее диада «хозяйка-собака» находится в состоянии равновесия. Следовательно, можно говорить, что в данном случае приобретение собаки в определенной степени помогло В. решить ее внутренние проблемы, а, следовательно, оказало и положительный терапевтический эффект.

Прости меня, пожалуйста

И. пришла на прием с 9-месячным щенком боксера, который недостаточно хорошо, на ее взгляд, выполнял команды, хотя они занимались с дрессировщиком с пяти месяцев.

Щенок был абсолютно адекватен, лишь слегка непоседлив. У многих собак в подростковом возрасте проявляются реакции негативизма, которые с возрастом проходят. Тогда мы наблюдаем такое парадоксальное явление, как то, что собака спустя год после окончания курса дрессировки выполняет команды лучше, чем через неделю после того, как дрессировщик сообщил вам, что курс пройден.

Однако И. настаивала на том, чтобы мы предложили хоть какие-нибудь рекомендации. Ее собака должна быть абсолютно послушной. На наш вопрос, как, на ее взгляд, должна вести себя абсолютно послушная собака, И. описала дистанционно управляемого робота. Нас заинтересовало, почему по отношению к собаке ведется политика столь жесткой сверхтребовательности. Первая гипотеза, пришедшая нам в голову, была о том, что И. не хватает власти (в семье или на работе), и эту нехватку она хочет компенсировать абсолютной властью над собакой.

Но реальная история И. была куда сложнее и драматичнее.

И. 45 лет, она состоит во втором браке. От первого брака у нее 20-летний сын, которого второй муж воспитывает с полутора лет. Круг общения И. довольно узкий. Она программист, занимается созданием Интернет-сайтов и веб-дизайном и работает дома. Четыре года назад у И. погибла в результате ДТП подруга, с которой они дружили со школьной скамьи. Детей у подруги не было, зато была собака породы боксер и муж, по словам подруги, «не помню уже, который по счету», с которым она состояла в гражданском браке. И. говорит, что «этот последний муж мне особенно не нравился. Он жил за ее счет, полагая, что если он моложе на 9 лет, то это оправдывает любое поведение. И пес у Кати был под стать этому подонку. Бог знает что вытворял. Катя избаловала его до крайности. Она его очень любила. Она вообще всех любила, очень легкий была человек».

И. тяжело переживала смерть подруги и была крайне возмущена тем, что последний муж подруги, по ее мнению, «не слишком страдал, как будто вообще не понял, что она не погулять вышла, а навсегда».

Спустя несколько дней после похорон муж подруги позвонил И. и спросил, не хочет ли она забрать собаку, так как он не может оставить пса себе. И., которую избалованный и невоспитанный пес раздражал, отказалась, посоветовав сдать собаку в приют. На это муж подруги ответил, что в государственных приютах нет мест, а за то, чтобы собаку взяли в частный приют, надо заплатить. И. ответила, что, учитывая сумму, которую ее подруга потратила на мужа, тот мог бы найти деньги, чтобы пристроить собаку. На этом разговор был завершен.

Через некоторое время И. позвонила, чтобы узнать, удалось ли пристроить собаку, и получила ответ, что подходящего приюта так и не нашлось, поэтому собаку пришлось усыпить. «Неожиданно мне стало так жаль этого дурачка Джоки. Он, в сущности, был неплохой пес. Такой же добрый, как и Катя. Он тоже всех любил. Знаете, может, странно так говорить про собаку, но он жизнь очень любил. Выходил на улицу и носился как сумасшедший от радости. Встречал гостей и скакал от радости. Ел за троих, а потом опять бежал к столу, клянчил и все время улыбался. Он был еще молодой и не заслужил такого конца».

После этого И. два раза приснился сон, что она и ее погибшая подруга гуляют с Джоки. В первом сне Джоки был взрослой собакой, и подруга все время молчала и была хмурой. Во втором сне Джоки был маленьким щенком, и они с подругой все время смеялись.

И. стала думать, что подруга осуждает ее за то, что случилось с собакой. Она винила себя за то, что отказалась взять Джоки в память о подруге. Ей казалось, что кроме нее, о погибшей подруге никто не вспоминает, даже собака, которую усыпили из-за того, что И. отказалась ее взять.

Таким образом, И. приняла на себя вину за смерть собаки и за забвение подруги.

И. стали посещать мысли о том, что после ее смерти о ней также некому будет вспомнить. «У сына своя жизнь, я выполнила свою роль в его жизни и уже ему не нужна. А муж, он уже меня не замечает. Я что-то вроде привычной детали интерьера для него. Иногда мы можем по нескольку дней не разговаривать. Не потому, что поссорились, мы вообще не ссоримся, а просто потому, что уже все друг другу давно сказали».

И. все чаще стала задумываться о том, как искупить свою вину перед подругой. Она решила, что ее сны дают ей ответ на этот вопрос. По ее мнению, в первом сне подруга осуждает ее за то, что произошло с Джоки. А во втором сне они гуляют вовсе не с Джоки, как она сначала думала, а с другим щенком той же породы. И. решила, что раз во втором сне подруга смеется, значит, она хочет, чтобы И. завела собаку и чтобы «эта собака жила за Джоки».

И. еще долго не могла решиться, но наконец приобрела щенка боксера. К своему собственному удивлению, она очень привязалась к собаке и сейчас жалеет, что не взяла ее раньше. Единственное, что ее беспокоит, это непослушание собаки, ее излишняя активность, «почти как у Джоки».

В ответ на вопрос, почему это так ее беспокоит, ведь она же сама сказала, что Джоки был неплохой пес и любил жизнь, И. ответила, что вдруг, если она тоже умрет, муж и сын откажутся оставить собаку из-за того, что та непослушная и невоспитанная.

В этой истории мы также видим страх смерти. Однако если в предыдущем случае страх смерти выражался в боязни процесса умирания, то в данном случае речь идет о страхе забвения (муж и сын забудут, и даже собака забудет) и тревоге о загробной жизни — там, в загробной жизни, подруга осуждает И. за отказ взять собаку. И. должна искупить свою вину перед подругой.

Помогает ли в данном случае собака решить глубинную проблему существования, способствует ли она разрешению «первичной тревоги» страха смерти? Отчасти да. Заведя собаку, И. снимает с души груз тревоги перед «объяснением» с подругой после смерти.

Однако страх перед забвением остается. И. пытается решить его, вновь и вновь дрессируя собаку на абсолютное послушание, что, безусловно, невротизирует пса и, в свою очередь, вызывает новую тревогу самой И.

Нам было очевидно, что И. следует сместить фокус внимания с собаки на отношения с мужем и сыном. Мы спросили, в какой степени сын и муж участвуют в воспитании собаки. И. ответила, что пока не участвуют, так как она хочет, чтобы, «когда придет время, они увидели, что собака ведет себя так, что ею можно гордиться».

— А сейчас собакой еще совсем-совсем нельзя гордиться? — спросили мы.

И. замялась, потом ответила, что она-то и так гордится своим псом, но так как пока он еще не слишком послушный, то муж и сын, наверное, не смогут гордиться им в той же мере, что и она.

— А вы спрашивали у них, как они относятся к собаке?

— Нет.

— А как вам кажется, как к ней относится ваш сын? А ваш муж?

— Ну, им приятно, когда пес встречает их, когда они приходят домой. Они постоянно кидают ему подачки, когда сидят за столом, поэтому я не могу отучить его клянчить. Мужу нравится, когда Джим поочередно дает ему лапы за кусок. Из-за этого Джим и на меня вечно кладет лапы и может порвать колготки. Вообще, мы с мужем даже стали больше разговаривать, когда Джим появился. Мы из-за него спорим. Например, я отучаю Джима попусту лаять, это может раздражать соседей, а мужу смешно, когда Джим лает, он говорит, что Джим — наш защитник. А сын разрешает ему валяться на постели. Я запрещаю, а сын разрешает. В результате стоит мне где-нибудь появиться, как я обнаруживаю, что Джим спрыгивает с очередного дивана.

— Как вы считаете, ваши домашние любят Джима?

— Ну, я не знаю. Он их забавляет. Но если меня вдруг не станет, я не уверена, что они будут заниматься им столько же, сколько и я.

— А кормить будут? Гулять будут? Ну, давайте представим, что вы уехали в длительную командировку на несколько лет.

— Наверное, будут.

— Чего Джиму будет не хватать (кроме вас, конечно)?

— Ясно, что не дрессировки (смеется). Не знаю, чего будет не хватать, кроме меня.

— Значит, если вас не будет, Джиму необязательно становиться абсолютно послушным, чтобы от него не избавились ваши домашние?

— Наверное, необязательно.

На этом этапе мы вернулись к первоначальной гипотезе о том, что И. не хватает ощущения своей власти или значимости в семье. Отсутствие полноценной коммуникации с мужем и сыном, ощущение своей ненужности им: «у сына своя жизнь, я выполнила свою роль в его жизни и уже ему не нужна. А муж, он уже меня не замечает», усиливает страх перед забвением после смерти, заставляет задуматься о смысле жизни — что я оставлю после себя?

И. решает, что после нее останется идеально выдрессированная (в отличие от мужа и сына) собака, которая своим существованием будет напоминать домашним о жене и матери, т. е. собака — это некая система доказательств значимости И. в семье. Подсознательно И. воплощает в жизнь мысль не о том, что муж и сын не бросят собаку, а о том, что они не забудут И.

В процессе беседы приходит понимание, что муж и сын позаботятся о собаке, даже если она не будет идеально выдрессирована, т. е. то, чему И. уделяла в последнее время столько внимания, теряет тот смысл, который изначально в дрессировку вкладывался.

Но само появление собаки привносит в жизнь И. новый смысл. Она начинает больше общаться с мужем, «вообще мы с мужем даже стали больше разговаривать, когда Джим появился, мы из-за него спорим». Интересно, что, пока И. не озвучила это во время нашей беседы, она даже не задумывалась о том, что появление собаки способствовало интенсификации ее общения с мужем. Поглощенность дрессурой с целью получения идеальной собаки мешала ей, но отчасти и оберегала ее от того, чтобы сосредоточиться на других аспектах существования семьи. И. нарисовала следующий рисунок семьи (см. рис. 3.2):

Рис 3.2. Рисунок семьи И

Если собаке удастся и далее остаться предметом обсуждения между И. и мужем, т. е. фактически выполнять функциональную роль ребенка, возможно, это улучшит их отношения, что снизит тревогу И. и окажет позитивный терапевтический эффект на женщину.

Что я оставлю детям?

А. пришла на прием с годовалым красавцем лабрадором. Причина ее появления на консультации заключалась в том, что ее беспокоило, что лабрадор совсем не слушается ее десятилетнего сына и даже может зарычать на него, если ребенок пытается командовать собакой. Собака была крупной, активной, и для нас было очевидно, что такой пес не станет подчиняться командам 10-летнего ребенка просто в силу внутрисемейной (для собаки стайной) конкуренции за внимание лидера (А.) и за более высокую иерархическую позицию в семье.

В свое время одно из исследований, проведенных в нашей лаборатории, было посвящено выявлению причин покусов собаками детей в семье. [Подробное описание этого исследования см. А. Никольская. Диагностика и коррекция отклоняющегося поведения у собак. М., 2007.]

Агрессии, проявляемые собакой по отношению к ребенку, могут быть нескольких видов. Защитной или доминантной — она является вследствие борьбы за лидерство, которая напоминает поведение животного, занимающего более высокий статус, в отношении молодого животного, нарушившего один из законов социальной жизни стаи. При проявлении доминантной агрессии собака негативно реагирует на попытки ребенка командовать, демонстрировать свое превосходство (например, определенным образом дотрагиваться до собаки, наклоняться над ней, пристально смотреть в глаза). При агрессии сопернического типа собака может агрессивно реагировать на ребенка, воспринимая его как соперника, когда тот играет со взрослыми членами семьи, берет в руки игрушки собаки, приближается к ней. Агрессия также бывает родительской, игровой (агрессия во время игры) и т. д.

По отношению к детям 10–12 лет собаки чаще всего проявляют доминантную и соперническую агрессии, так как уже могут воспринимать их как соперников и конкурентов в борьбе за внимание хозяина.

Таким образом, случай А. вполне укладывался в полученные нами данные. Мы рассказали об этом исследовании А., обратив ее внимание также на комплементарность агрессии ребенка и собаки в семье. По мере приближения к подростковому возрасту, дети становятся агрессивнее, вызывая усиление агрессии собаки. К сожалению, это так, этот период надо пережить, объяснив ребенку мотивы поведения собаки. Повзрослев, он сможет занять для собаки место вожака, но пока столь крупная и сильная собака, которая взрослеет гораздо быстрее ребенка, вряд ли признает его более высокий статус. Ребенку не следует играть с собакой в силовые игры (борьба), не следует навязывать собаке командный тон. Чем спокойнее и нейтральнее по отношению к собаке будет вести себя мальчик, тем лучше будут их взаимоотношения.

Однако А. продолжала настаивать на том, что мальчик должен стать для собаки безусловным лидером. И тогда мы попросили ее рассказать о себе, ее ребенке и их взаимоотношениях.

А. 34 года, у нее 10-летний сын и 13-летняя дочь. Она в разводе с отцом своих детей уже семь лет. Отец — актер, как она выразилась «из третьего десятка». Когда он получает роль, он часто появляется в жизни бывшей семьи, делает детям подарки и дает деньги. Когда же роли нет (а это бывает чаще), он пьет, пропадает на целые месяцы и не оказывает бывшей семье никакой помощи. Поэтому А. никак не может сказать, что на ее бывшего мужа можно положиться. При этом сама А. работает врачом, имеет обширную клиентуру и зарабатывает достаточно, чтобы содержать себя и детей, в состоянии каждое лето вывозить их на отдых. Она довольна своей работой и своей жизнью. Она очень любит своих детей и рада, что освободилась от мужа, который «накладывал на меня груз дополнительных обязательств, а отдача от него была близка к нулевой».

Полгода назад она завела собаку и очень надеялась, что дети возьмут на себя все хлопоты по уходу за ней. Но ее дочь, хотя и очень любит собаку, не слишком стремится заниматься псом. У нее помимо спецшколы с углубленным изучением английского и французского языков еще занятия живописью, гитара и большой теннис. Также у девочки много друзей, и в свои 13 лет она вполне самодостаточна.

Что же касается сына, то он «никак не повзрослеет. Представляете, два-три раза в неделю он прибегает ко мне по ночам, потому что замерз или ему приснился страшный сон, ложится ко мне в постель и просит, чтобы я пела ему колыбельную и гладила по спинке. Он еще совсем ребенок. Дочь в десять лет такой не была. Девочки как-то быстрее взрослеют, что ли. И мне за него очень страшно. Кто его защитит, если я не смогу? Он очень ранимый, очень тонко чувствующий и очень зависим от меня».

— И Вы хотите, чтобы роль защитника вашего сына выполняла собака?

— Ну да.

— Но ведь собака не споет ему колыбельную и не успокоит, если его обидели, и не заменит вас. Роль защитника пес может выполнить только в чисто утилитарном плане. Да и то, лабрадор — все же не собака-телохранитель. Если только отпугнет возможных хулиганов лаем и своими размерами.

— И все же мне очень нужно, чтобы собака слушалась сына.

— Давайте разберемся, почему вы так настаиваете на этом.

— Понимаете, недавно я была у астролога. Мне сказали, что в течение года у меня высокая вероятность летального исхода в результате несчастного случая. Я очень боюсь умереть. Что после меня останется детям? Вдруг они меня забудут?

— Вы думаете, что оставить им собаку — наилучшее решение?

— Я уже не знаю, что думать. Я просто очень боюсь.

— Кроме бывшего мужа, какие у вас есть родственники?

— У меня есть родители и старший брат.

— У вас хорошие отношения с ними?

— Да.

— А у ваших детей?

— Да, и бабушка с дедушкой, и брат с женой любят моих детей, и они их любят.

— А чего именно вы боитесь? Вот вы умерли, что произойдет такого страшного?

— А как же дети?

— У них есть бабушка, дедушка, дядя с тетей, отец, наконец. Их все любят, они тоже любят родственников. Вы допускаете мысль, что ваши родственники отдадут детей в детский дом?

— Нет.

— А в материальном плане дети будут ущемлены по сравнению с сегодняшним днем?

— Нет, брат — обеспеченный человек, в этом смысле им будет даже лучше, чем сейчас. Он позаботится об их образовании, питании.

— Значит, дети не слишком пострадают?

— Получается, что не слишком.

— А что еще страшного в том, что вы умрете?

— Страшно умирать.

— Но ведь когда-нибудь все равно придется.

— Да, действительно. Тогда что же получается, что нет ничего страшного в том, что я умру?

— Получается, что ничего.

— Знаете, а ведь пес очень любит моего брата, его он прекрасно слушается. Значит, если я умру, и дети, и собака отправляются к брату. Ну и слава богу, и правда, не так страшно! Все будут пристроены, ну, поплачут немножко. А с другой стороны, я — несдержанный человек, я кричу и на детей, и на собаку. А брат — он спокойный, он никогда не повышает голос. Он намного добрее меня. Может, детям даже лучше будет с ним.

— А вы попробуйте, пока у вас еще есть время, вести себя с детьми спокойнее, и с собакой тоже. Не кричите на детей, не принуждайте собаку слушаться ребенка.

— Это хорошая идея. И правда попробую.

Рис. 3.3. Рисунок семьи А

Мотивом приобретения собаки здесь также является страх смерти, но страх смерти многолик. Если в первом случае он заключался в боязни самого процесса умирания, а во втором — боязни забвения и тревоге о загробной жизни, то здесь на первый план выходит забота об оставшихся.

В случае смерти А. дети не остаются одни — у них есть много любящих родственников, но А. не считает это своей собственной заслугой. Ей хочется оставить детям нечто осязаемое, преданное и взращенное ею лично. На ум приходит собака. Лабрадор — крупный, сильный, добрый, он, в представлении А., будет оберегать детей после ее кончины. Правда, в эту красивую и трагичную картину, которую А. нарисовала в воображении, совсем не вписывается рычание на ребенка. И объяснения, данные нами, и заключающиеся в том, что это нормальный период развития ребенка и собаки в семье, в эту картину не вписываются также. Это вызывает дискомфорт и заставляет А. объяснить нам, почему для нее так важно, чтобы сын стал для собаки вожаком.

К счастью, А. оказалась уникальной пациенткой — умной и с чувством юмора. Она позвонила нам через неделю и сказала, что панический страх смерти у нее прошел, она очень старается не раздражаться и не кричать на детей, «хотя не всегда получается, а еще я согласилась признать себя единственным вожаком нашей стаи, чему очень рад наш пес».

В этом случае собака фактически не сыграла никакой роли в решении проблемы хозяйки. Она не выполнила, да и не могла бы выполнить ту функцию, которую на нее хотела возложить А., но при этом не только не усугубила внутренние проблемы семьи, а, наоборот, прекрасно вписалась в семейную структуру и оказала позитивный терапевтический эффект.