Подводим итоги. Двадцать четвертый месяц

Подводим итоги. Двадцать четвертый месяц

Масса тела: 72 кг

Погладил: 12 собак

Пою: 10 минут в день (предположительно уменьшает стресс)

Играл на диджериду: 2 раза

Запоминал: кваканье 9 лягушек (чтобы мозг оставался в форме)

В этом месяце я участвовал в триатлоне. Вот как это было. Мой будильник звонит в половине четвертого утра в воскресенье. Накануне я основательно поужинал углеводами и теперь чувствую тяжесть в желудке. Изучив вопрос, я пришел к выводу, что целесообразность подобной подготовки к соревнованиям не доказана. Но мне все равно. Я не одну неделю представлял, как проглочу полную тарелку фетучини, и ученые меня не остановят.

Я спускаюсь в метро и еду на паромную переправу. Тони ждет меня там. Мы поднимаемся на борт, и в половине шестого паром отчаливает. Пассажиры парома делятся на две категории, и отличить одних от других можно без особого труда. Одни с легкими велосипедами, аэродинамическими шлемами и бутылками воды; другие – подростки, которые возвращаются с Манхэттена после затянувшихся на ночь вечеринок, – в юбках «под леопарда», с волосами неестественных цветов и мохнатыми от туши ресницами.

– У меня только один вопрос, – говорит Тони, когда мы устраиваемся в салоне.

– Какой?

– Зачем? – спрашивает Тони. – Зачем люди делают это с собой?

– Ты имеешь в виду…

– Зачем обрекают себя на триатлон?

Я не знаю, что ответить.

Напротив, прислонившись к своему велосипеду, сидит мужчина лет тридцати. У него редкая рыжая борода и мощные бедра.

– Какая сумка! – говорит он мне.

– Спасибо, – отвечаю я.

Я понимаю: это первая вербальная атака со стороны триатлетов. Честно говоря, будь у меня выбор, я бы не взял эту сумку (единственную, которую нашел дома). Она с камуфляжным рисунком, но, по непонятным мне причинам, камуфляж не обычный зеленый. Раскраска – ярко-розовые и красные пятна. Наверняка это очень удобно, если устраиваешь засаду в комнате девятилетней девочки, но совсем не удобно, если хочешь выглядеть как триатлет.

– Еще и большая, – говорит бородатый. – Взял с собой запасное тело?

Тони поворачивается ко мне:

– Не нравится мне это.

Тони, бывший офицер полиции, может уложить этого типа одним ударом. Но я говорю, что перед стартом нужно беречь силы.

Мы сходим на берег и понимаем, что не ошиблись с пунктом назначения. Из динамиков раздается гимн спортсменов Born to Run Брюса Спрингстина. Поле уставлено сотнями велосипедов. Повсюду разбросаны шлемы, полотенца, пакетики с энергетическим гелем. Я подвешиваю свой велосипед к перекладине. Рядом со мной застегивает гидрокостюм двадцатилетняя блондинка.

– Вы уже участвовали в этом триатлоне? – спрашиваю я.

Она кивает.

– И как вода?

– О, просто ужас. И дыхание сбивается.

Через несколько минут по пути в туалет я задаю тот же вопрос другому постоянному участнику соревнований, мужчине, на макушке которого оранжевые очки для плавания.

– О, просто ужас. И дыхание сбивается.

Мы выстраиваемся в шеренгу на пляже и по свистку заходим в темные воды залива.

Холодная вода заливается под комбинезон. Это неприятно, как купаться в ледяной газировке. Но вот что странно. Я не чувствую ужаса, и дыхание у меня не сбивается. Не то чтобы я был особенно мужественным (хотя тестостерон у меня теперь в норме). Я просто так явно представлял заплыв в ледяной воде, что 15 °C кажутся мне вполне приемлемой температурой.

Может быть, мне помогли техники релаксации. Я дышу диафрагмой. Я ложусь на спину. Я не стесняюсь в выражениях – доказано: это уменьшает боль. Я пробую буддистский подход: «Интересное ощущение!» Я продвигаюсь вперед, разбрызгивая воду, и каждые тридцать секунд высовываю голову, чтобы сориентироваться. Через одиннадцать минут я проплываю мимо оранжевых финишных буйков. Весь этот ужас, и всего одиннадцать минут.

Мне нужно снять гидрокостюм, и я бегу, оставляя за собой мокрые следы. Вот чего я не понимал: сколько во время триатлона нужно переодеваться. Похоже на энергичную версию какого-то бродвейского мюзикла.

Стянув с себя мокрый комбинезон, я вытираюсь полотенцем, надеваю велошорты, носки, кроссовки и наношу солнцезащитный лосьон. Это занимает десять минут.

– Второй этап, – произносит Тони, когда мы седлаем велосипеды.

На шоссе ни одной машины. Движение перекрыто на время соревнований.

Мы проезжаем мимо аптек, пары стоматологических кабинетов, поля, где гуляют полдюжины индеек. Мы мчимся вперед на красный свет, который – о, счастье – ничего не значит. Мы едем в тишине.

Хотя нередко раздаются крики, когда кто-нибудь ударяется подбородком о руль проносящегося мимо велосипеда.

Тридцать три минуты, две упаковки сладкого энергетика, и мы бросаем наши велосипеды и бежим по дощатому настилу вдоль пляжа.

– Я не тороплюсь, – говорит Тони. – Не нужно спешить из-за меня.

– Я тоже не тороплюсь, – отвечаю я.

Мы бежим бок о бок молча. Я вхожу в ритм: вдох – четыре шага, выдох – четыре шага. Я устал, но не смертельно. Мне это вполне по силам. Я много тренировался, слишком много на самом деле. Как я и говорил, страх публичного унижения прекрасно мотивирует.

Я вижу, как вода плещется у пирса. Слышу, как нас подбадривают болельщики.

– Еще немного! – кричит лысый парень, который уже финишировал и влился в толпу. Я даже не против его несколько покровительственного тона. Мне нравится. Я наконец чувствую то, что Крис Макдугл называет радостью бега. Я наконец могу ответить Тони на вопрос «зачем?».

Мы пересекаем финишную черту и обнимаемся по-братски. Спускаемся за велосипедами.

Тони поворачивается ко мне:

– Мы это сделали.

И я произношу два предложения, которые даже в тот момент, когда я произношу их, странно звучат из моих уст:

– Здорово было, да? Я, пожалуй, попробую еще.

На пароме мы с Тони пытаемся все взвесить, чтобы понять, полезен или вреден триатлон. С ним связана масса не самых здоровых моментов. Прежде всего завтрак после соревнований: уплетая блины, каждый из нас (включая меня) получил предостаточно простых углеводов. Добавьте недосыпание, шум, кишащую бактериями воду, которой я наглотался во время заплыва, и неизвестные токсины из маркера, которым нам проставляли номера на руках и ногах.

С другой стороны, было и полезное. Мне пришлось тренироваться каждый день. А когда мы ели блины, один из участников предложил мне сироп без сахара, который намного лучше Aunt Jemima’s. Благодаря триатлону у меня появился повод встретиться с Тони – и цель на несколько недель, какой бы нелепой она ни была.

Оказавшись дома, я бросаю свою сумку с розовыми разводами и обнимаю сыновей.

– Ты победил? – спрашивает Зейн.

– Я пришел раньше многих, – отвечаю я.

Кажется, он рад.

– Но сотни других пришли раньше меня.

Это ему не нравится.

Кстати, это был не последний триатлон, в котором я решил поучаствовать. Через пару месяцев я заплатил (без права вернуть деньги) огромный взнос за участие в Нью-Йоркском триатлоне. Мне предстояли заплыв на полтора километра, заезд на велосипедах на 40 километров и забег на 10 километров. Тренировки шли хорошо, я чувствовал себя уверенно. И вот за две недели до соревнований мне написал Тони:

«Ты знаешь, что на водоочистной станции на 135-й улице был пожар? До того как все удалось починить, в реку каждый час выливалось 20 тыс. кубометров нечистот. Городские власти настоятельно рекомендуют избегать контактов с речной водой. Я прошу тебя задуматься».

Ему не пришлось меня долго просить. С одной стороны – моя цель, с другой – миллион кубометров фекалий. Уж лучше в следующем году.