ГЛАВА ТРЕТЬЯ От девяти до восемнадцати месяцев

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

От девяти до восемнадцати месяцев

В этот период не произошло никакого заметного улучшения здоровья Кушлы, но она стала развиваться физически, хотя и очень медленно.

В десять месяцев девочка научилась переворачиваться со спины на живот, лежа на полу. Как было отмечено в предыдущей главе, этот навык она приобрела уже в полгода, но был утерян во время ее пребывания в больнице.

Ровно в двенадцать месяцев — к этому времени Кушла могла недолго сидеть на высоком детском креслице — она научилась брать легкие предметы со «столика» креслица и тащить их в рот. Они каждый раз падали, прежде чем она успевала сунуть их в рот. К этому времени ее ножки могли короткое время выдержать ее вес, и если ее держали за ручки, она стояла прямо. Она также могла недолго сидеть одна, если за ней постоянно присматривали (обычный ребенок достигает этого уровня примерно в восемь месяцев).

Между одиннадцатым и двенадцатым месяцем жизни Кушлы ослабли, а затем прекратились ее судорожные подергивания. Дозу преднизона, который ей был назначен в семимесячном возрасте, постепенно уменьшали, а в двенадцать месяцев отменили. Рецидива подергиваний не было, хотя тенденция некоторой «судорожности» (подергивание лица, дрожь в ногах) отмечалась впоследствии во время болезней при высокой температуре. В более ранний период, напротив, все тело охватывало внезапной резкой судорогой.

Исследования отклонений в почках и селезенке продолжались; одной из болезненных и зачастую пугающих процедур, которым девочка регулярно подвергалась, был рентген с барием. Весь этот период Кушла почти все время страдала от ушных или горловых инфекций, или от той и другой вместе. Раз в две недели девочку показывали врачам Оклендской больницы и постоянно прибегали к помощи семейного доктора. Кушла продолжала спать все так же нерегулярно; ночной сон ее родителей был разбит, они постоянно бодрствовали. Кушле пробовали давать валиум и другие седативные средства, но неизменно отказывались от них. Их действие уменьшало живость Кушлы во время бодрствования, и родители твердо решили, что она должна иметь возможность реализоваться полностью.

Когда Кушле исполнился год, ее мать и еще несколько молодых женщин, посещавших группу Родительского центра до рождения ребенка, решили создать детскую группу и встречаться раз в неделю. В нескольких семьях были дети от двух до четырех лет, которым не удалось попасть в расположенные по соседству детские сады, и образованная группа рассматривалась как замена или временная мера. Мать Кушлы играла ведущую роль в создании этой группы, что дало девочке возможность наблюдать, как играют другие дети, и видеть свою мать в компании, где она получала помощь, в которой так нуждалась все это время.

К пятнадцати месяцам стало ясно, что ножки Кушлы достаточно сильны, чтобы дать ей возможность ползать, и что овладеть этим навыком ей мешают руки.

Ее родители в это время использовали такую обучающую программу: один из них поддерживал девочку снизу, так что ее руки и ноги находились в подходящей для ползания позиции, другой двигал руки девочки, а тот, кто поддерживал, передвигал девочку вперед. (Стало понятно, что ее ноги достаточно развиты для ползания, во время этой процедуры она двигала колени вперед должным образом.)

Но скоро родители убедились, что эта программа не подходит, во всяком случае в данный период, по двум причинам. Во-первых, мышцы рук девочки не могли принять на себя ее вес, и, во вторых, она не могла контролировать свои руки. Пока не было никаких признаков того, что Кушла сумеет координировать движения рук и коленей и научиться ползать, даже имея достаточно силы в руках.

Тем не менее она освоила некий вид ползания. Поддерживая себя на предплечьях на полу, она делала несколько ползающих «шажков» коленями, руки оставались неподвижными. Затем скользящим движением она выбрасывала руки вперед, и все повторялось. Таким образом она продвигалась на несколько ярдов, хотя этот процесс требовал от нее слишком больших усилий, чтобы она могла достичь какой-то реальной подвижности. (Следующий этап был достигнут восемь месяцев спустя, в год и одиннадцать месяцев, к этому времени Кушла могла сделать самостоятельно несколько рывков вперед. Все еще пытаясь ползти, она двигала поочередно рукой и ногой естественным образом, но вместо левой кисти использовала предплечье, а правая рука была вытянута вперед. Это позволяло ей перенести большую часть веса на левое предплечье. Ни на каком этапе она не использовала для этого оба предплечья, всегда только левое.)

Между тем Кушлу каждый день учили ходить, и она реагировала на это с присущей ей живостью. Она не могла удерживать равновесие, но передвигала ножки и пыталась ходить, если ее держали за руки, и к семнадцати месяцам она могла пройти несколько шагов, если взрослый держал ее только за одну руку. Подтягиваться или ходить, держась за мебель, она все еще не умела; ее ручки не были ни достаточно сильными, ни достаточно координированными, чтобы помочь ей справиться с этими задачами. Но постепенно руки становились все более послушными ей. Хотя иногда (и, конечно, когда ее тело «отдыхало», а не было занято каким-либо действием) руки Кушлы бессильно болтались, отведенные назад и в стороны, но все чаще она пыталась протягивать их вперед и использовать кисти. К двенадцати месяцам она пыталась перевернуть страницу книги, которую ей читали, а к пятнадцати месяцам могла проделать это довольно ловко. В это время она научилась показывать предметы, изображенные на картинках в книге.

Однако в восемнадцать месяцев она еще не умела хлопать в ладоши; координировать движение обеих рук было для нее слишком трудно, месяцы тренировки прошли без каких-либо заметных успехов. Но как только Кушла овладела этим искусством, она стала большой любительницей хлопать! И это не были изысканные хлопки, Кушла с чрезвычайно сосредоточенным видом вытягивала руки под прямым углом к телу, ее глаза поблескивали, а рот был слегка приоткрыт, она замирала, как всегда перед началом заметного усилия. Затем она сводила руки вместе, и в момент их соединения застывшее выражение сменялось волнением и восторгом.

Удовольствие Кушлы в таких случаях могло сравниться только с радостью ее родителей.

Для занятий с Кушлой продолжали использовать книги, которые были упомянуты в главе второй, их значение для Кушлы то усиливалось, то уменьшалось с течением времени. «М — медведь» и «Расскажи историю» (автор обеих Дик Бруна) продолжали играть важную роль в «читательской» жизни Кушлы, а «Кот и Сова» и «Дом, который построил Джек» всегда служили для нее развлечением.

«Коричневый мишка, коричневый мишка» (Brown Bear, Brown Bear) Билла Мартина (Bill Martin) появился, когда Кушле было около одиннадцати месяцев, и имел большой успех. В этой книге используется повторяющийся прием сочетания в рифмованных куплетах целого списка похожих и непохожих животных: черная овца, синий конь, лиловый кот.

Коричневый мишка, коричневый мишка, кого ты видишь?

Я вижу желтую уточку, которая смотрит на меня.

Желтая уточка, желтая уточка, кого ты видишь?…

Кажется, с точки зрения Кушлы, в «Коричневом мишке» было все. Эта книга воплощала в себе и яркие, без фона, иллюстрации книг Бруны, и повторяющиеся рифмы «Дома, который построил Джек». Во всяком случае, в этот период она тут же стала одной из любимых.

Кушла теперь умела прочно сидеть на колене взрослого и со все большей ловкостью показывала изображения и переворачивала страницы, могла в восторге хлопать по странице, выказывая свое одобрение. Вероятно, она могла бы и оттолкнуть от себя книгу, если бы ей не хотелось слушать историю. Но этого никогда не случалось, рассматривать книги по-прежнему было для нее важным и интересным занятием.

Когда Кушле было одиннадцать месяцев, ее мать однажды перевернула вверх ногами книжку «М — медведь», в то время как девочка внимательно рассматривала страницу. Кушла немедленно попыталась повернуть голову, чтобы восстановить прежний порядок. Впоследствии эту реакцию проверяли, показывая Кушле картинки из знакомых книг вверх ногами (не показывая их сначала нормально). Девочка безошибочно распознавала несоответствие и пыталась исправить положение, повернув нужным образом голову. (К пятнадцати месяцам это превратилось в игру, и Кушла научилась говорить «вверх ногами».[1] Гости всегда с изумлением приветствовали это достижение, Кушла тоже смеялась и радовалась вниманию.)

Совершенно неожиданно около года она начала произносить первые буквы отдельных существительных, когда показывала на картинки. Наверное, стимулом послужила книжка «М — медведь». Кушла, разглядывая книгу с близкого расстояния и показывая пальчиком, тихонько шептала «ф-ф-ф», когда появлялся филин, «п» при виде поросенка. В ее возрасте это казалось необычным, и, похоже, прецедентов в литературе не отмечалось. Напротив, были свидетельства обратного.

Журова (1963) проводила ряд экспериментов, обучая детей дошкольного возраста (от трех до семи лет) анализировать слова в понятиях отдельно взятого звука. Результаты показали, что первоначально младшие дети не могли понять, что значит «первый звук». Пытаясь обособить его, они как бы заикались, почти всегда произносили все слово, например «с-с-собака». Кроме того, Браун и Белладжи (1964), отмечая, что очень маленькие дети, которых просят повторить произнесенное слово, всегда сохраняют содержательные части речи (которые несут семантическое содержание или значение), предпочитая их другим словам, предполагают, что это частично происходит из-за того, что в произношении на них падает ударение. Таким образом, из предложения «это рыба» ребенок сохранит «рыбу» и ударную часть слова, «ы» в сочетании либо с предшествующей «р», либо с конечным «ба». В семнадцать месяцев Кушла ясно произносила глухие согласные «с», «п» и «ф» и носовой «м» соответственно при виде изображений собаки, поросенка, филина и мыши. Можно с уверенностью сказать, что такое запоминание необычно.

В этот период Кушле были предложены четыре книжки серии «Берк Хоум-старт», поскольку они обладали вышеупомянутыми особенностями — яркие простые рисунки на светлом (в данном случае не белом) фоне с простым текстом. Эти книжки, написанные Эйлин Райдер (Eileen Ryder) и проиллюстрированные Л. Эй. Айвори (L. A. Ivory), были: «Чей это малыш?» (Whose Baby Is It?), «Кто мы?» (Who Are We?) «На что мы похожи?» (What Do We Like?) и «Какого цвета?» (What Colour Is It?).

Все эти маленькие книги (16x16 см) оформлены сходным образом. Описание рисунка можно свести к одной фразе, в каждом случае отвечающей на вопрос, поставленный в названии книги: «Масло желтое, лимоны тоже желтые» (из «Какого цвета?»). Основные принципы иллюстраций — ясность, статичность людей, животных и предметов (как на иллюстрациях Ленски), четкость контура на белой странице, очевидно, больше всего способствовали восприятию их Кушлой. После внимательного изучения картинки с близкого расстояния она переводила взгляд из стороны в сторону или вниз, на буквы, фокусируя на них взгляд с несомненным интересом.

Ее кузен, Сэмюэл, старше ее на четыре месяца, совершенно по-иному реагировал на эти и схожие книги. Как и Кушле, ему давали смотреть книги с раннего детства, но в противоположность ей энергичный, активный ребенок, который к пятнадцати месяцам ходил, вставал и ловко обращался с предметами, бегло оглядывал каждую страницу, мог показать на картинку, которая привлекла его внимание, назвать ее на своем малопонятном языке и побыстрее перевернуть страницу. В самом деле, скорее всего, Сэмюэл предпочитал переворачивать страницы, а не рассматривать иллюстрации.

Наблюдение за другими детьми этого возраста позволило сделать вывод, что нормальна реакция именно его, а не Кушлы. Можно только теоретизировать относительно того, что обращение Кушлы с книгами развилось в ответ на ее собственные индивидуальные потребности и на то, как они были восприняты взрослыми в ее жизни. Трудно предположить иную причину ее глубокого интереса к печатному тексту как таковому, чем представить, что для ее плохой координации взгляда резко выделяющиеся на светлом фоне очертания букв представляли собой ясно видимые изображения. Конечно, каковы бы ни были причины, Кушла по сравнению со средним ребенком такого раннего возраста проявляла необычный интерес к знакам.

В это время к библиотеке Кушлы прибавились две книги Лоис Ленски (Lois Lenski): «День Дэви» (Davy’s Day) и «Папа Смолл» (Papa Small). Обе эти книги постоянно издавались в течение тридцати лет; обе можно считать классическими. Маленькие коренастые персонажи Ленски взрослому могут показаться неинтересными, а их занятия приземленными, но они дают маленькому ребенку возможность увидеть, может быть, впервые, как на страницах книги идет жизнь.

«Дэви встает рано. Он чистит зубы и умывается. Он завтракает». Каждая страница, до самого конца книги, когда он «принимает ванну, читает одну-две хорошие книжки…», точно отображает ежедневные занятия двухлетнего ребенка. «Папа Смолл» описывает повседневную жизнь семьи: Папы Смолла, Мамы Смолл, Полли Смолл, Пола Смолла и Малыша Смолла, которые работают, играют, ходят за покупками, а по воскресеньям идут в церковь, где «Малыш Смолл плачет и его приходится забрать оттуда».

Кроме того, иллюстрации книги четким контуром выделяются на белом фоне, простой текст расположен на противоположной странице, напротив рисунка. Вряд ли Кушла в пятнадцать месяцев могла многое понять из текста каждой из этих книг. Ее опыт был даже более ограничен, чем у здорового нормального ребенка ее возраста. Но она любила слушать и внимательно изучала иллюстрации. И «одна-две хорошие книжки» Дэви непременно должны были вызывать у нее отклик!

«Шумная книжка» (The Noisy Book) была в каком-то смысле новшеством среди книг для маленьких детей. Каждая страница иллюстрировала звуки — солдат с барабаном, мальчик со скрипкой, парикмахер, стригущий волосы, или просто какое-нибудь животное. В каждом случае соответствующий звук «извивался» по странице большими черными буквами: «Тра-та-та…», «Ме-е-е-е!» «Хрю-хрю!». Кушлу забавляла эта книга — главным образом, надо сказать, потому, что она давала возможность взрослому, занимавшемуся с девочкой, проявить свои актерские способности в изображении шума. В самом деле, эту книгу можно было читать только со взрослым, готовым устроить представление! Книга была отличным средством развития отношений, и это нравилось Кушле.

В это время с Кушлой стали читать «Боунар Манипулейтив Букс» в попытке поощрить ее действовать руками. «Где дом?» (Where is Home?) — книжка с «клапанами», каждая открывающаяся страница показывает фрагмент картинки и отвечает на вопрос: «Где дом у кошки? Где дом у цыплят?». Кушла быстро поняла, в чем тут фокус, и с радостью и удовольствием «докапывалась» до спрятанной части страницы.

«Маленький, большой, еще больше» — в этой книжке страницы были разной ширины. Последовательно переворачиваемые страницы показывали «маленького слоненка, большого слона, слона еще больше» остроумный трюк разъединения первоначального предмета, когда при переворачивании первой, узкой страницы обнаруживаешь под ней большую часть. Эта уловка, остроумная сама по себе и бесконечно привлекательная для детей чуть постарше, не имела такого успеха, как менее изощренный трюк в «Где дом?», но ее четкие яркие рисунки и крепкие плотные страницы вызывали у Кушлы желание переворачивать страницы, и она стала с этим справляться. Несколько месяцев спустя, когда Кушле было около двух лет, она очень полюбила эту книгу.

Книгу Томаса и Ванды Закариас (Thomas and Wanda Zacharias) «Но где же зеленый попугай?» (But Where Is the Green Parrot?) стали давать Кушле, когда ей было около восемнадцати месяцев, чтобы она научилась находить объект, который не виден ясно. Зеленый попугай по мере развития сюжета прячется все лучше; сначала он ярко выделяется на фоне красной крыши дома, у которого были «…синяя дверь со щеколдой, желтый балкон с цветочными горшками…», затем прячется в вазе с цветами, которые прекрасно маскируют его, потом на дереве с густой листвой. Сначала Кушле требовалась помощь; потом она сама внимательно изучала каждую иллюстрацию и, найдя попугая, бывала страшно довольна.

В этот период Кушла выражала свой восторг хлопаньем в ладоши и довольным смехом. При этом она отводила взгляд от книги, потом она опускала руки и снова приближала глаза к странице, чтобы сфокусировать взгляд. Усилия, которые на это требовались, меняли ее настроение, из веселой она становилась серьезной; что ж, постижение смысла книги требует рассудительности.

В семнадцать месяцев Кушла прошла тестирование в клинике Отделения педагогики Оклендского университета. Использовались тесты Гезелла и Денверский тест психомоторного развития.

По результатам личностно-социального теста Кушла в свои семнадцать месяцев выглядела как четырнадцатимесячный ребенок. «Мелкие движения рук под контролем зрения» были оценены на уровне шести месяцев, «крупные движения» — на уровне девяти месяцев и речь — на уровне двенадцати месяцев.

Психолог дал следующий комментарий:

Легкое отставание в личностно-социальной и языковой сфере. Явное отставание в развитии крупных движений и особенно мелких движений связано с аномальными реакциями рук и ног и с необычными особенностями зрения.

Отмечены три различных уровня функционирования в реакциях кистей рук:

1) Непроизвольные движения — руки подлетают в воздух, предметы удерживаются одно мгновение и тут же выпадают, так как рука (обычно правая) разжимается.

2) Соответствующие намеренные движения совершаются с сосредоточенностью и усилием — подуть в свисток, потрясти погремушку, потянуться к книжке с картинками.

3) Обращение с книгами, к которым ее приучили взрослые, весьма продвинутое. Она рассматривает книги с близкого расстояния, изучает картинки, без подсказки издает соответствующие некоторым картинкам звуки («м» — мышь; «п» поросенок; «с» — сова; «ф» — филин) и переворачивает страницы — задача координации мелкой моторики.

(Я проверила это тщательно, поскольку это противоречит остальному.)

Личностно-социальная оценка Кушлы несколько улучшилась за восемь с половиной месяцев, которые прошли с момента ее первого тестирования в возрасте тридцати пяти недель (см. главу 2). По шкале Гезелла она сейчас была на три месяца ниже уровня своего возраста. Вероятно, ее затруднения с фокусированием и ориентацией все еще препятствовали ей как в этой области, так и в остальных. Однако более высокие оценки (в сравнении с ее более ранним результатом: двадцатичетырехнедельный уровень личностно-социального развития в тридцатипятинедельном возрасте), возможно, отражали большую заинтересованность в людях и вещах, чем раньше.

Сон Кушлы был все так же беспорядочен. Ночью она спала беспокойно и не больше нескольких часов подряд. Укрыть ее было невозможно, так как она металась во сне и всегда просыпалась в тревожном состоянии.

Никакой систематической программы, чтобы справиться с этой ситуацией, не проводилось, хотя родители пробовали различные методы. От применения лекарств отказались, как уже было сказано, из-за их воздействия на ее живость во время бодрствования, и ни один из способов помочь ей уснуть снова не действовал наверняка. Иногда спасала бутылочка теплого молока, а иногда Кушлу нужно было вынуть из кроватки и развлекать, пока она не уснет, обычно под чтение книги. Вероятно, этот фактор, приводящий к почти постоянному переутомлению, способствовал развитию личностно-социального поведения Кушлы.

Денверский тест психомоторного развития, использованный в то же время, обнаружил, в сущности, ту же самую картину, но с одним явным различием: в соответствии с этим тестом оценка речи Кушлы была совершенно нормальной, то есть она достигла к семнадцати месяцам уровня, который ожидается от нормального ребенка этого возраста.

Это расхождение в речевых тестах, вероятно, обусловлено случайным невниманием девочки или отсутствием сотрудничества во время проведения первого теста или действительно выявляет некоторое отставание. Однозначный вывод здесь невозможен, но легко себе представить, что Кушла, с ее трудностями в фокусировании и ориентации, при любом тестировании могла продемонстрировать свои способности не в полной мере.

Ее «явное отставание в развитии крупных и особенно мелких движений» было выявлено полностью; Кушла в свои семнадцать месяцев достигла уровня шестимесячного ребенка по результатам каждого теста. Нормальный ребенок в семнадцать месяцев хорошо ходит, часто уже нетвердо бегает. Он способен поднять и бросить игрушку, сесть на ступеньку или маленький стульчик, «вдвигаясь» в него попкой. Все это было недоступно Кушле — но, к удивлению проводившего тестирование психолога, она могла переворачивать по одной странице книги: «задача координации мелкой моторики», как записано в отчете. (Следует отметить: для того чтобы перевернуть страницу, Кушла взмахивала запястьем, что не характерно для детей ее возраста, обычно переворачивающих страницу движением всей руки. Это было вызвано слабостью руки, которая всегда лежала на плоской поверхности во время этого процесса.)

Нужно понять, что представляет собой дополнительный комментарий, начинающийся со слов: «Обращение с книгами, к которым ее приучили взрослые, весьма продвинутое…» — это честное и слегка удивленное признание со стороны психолога, что особая тренировка в узкой области преодолела двигательные ограничения, которые обычно считаются препятствием для приобретения таких навыков.

В обращении с книгами Кушла преодолела дефект «аномальных реакций рук и ног» и «необычных особенностей зрения», досаждавших ей с самого рождения и отмеченных при этом тестировании.

Тот факт, что Кушла выполняла конкретные задания — дула в свисток, трясла погремушку — «с сосредоточенностью и усилием», согласуется с ее повседневным поведением. Сосредоточенность на определенной задаче была характерна для нее; она привыкла, что ей покажут, как надо что-то сделать, и помогут достичь цели.

В период от девяти до восемнадцати месяцев обнаружился прогресс Кушлы — от состояния, дававшего мало надежды на последующее развитие, до состояния, позволявшего ждать улучшений.

Успехи девочки в том, как она переворачивалась, и последующие (хотя и неудачные) попытки ползать внесли ноту надежды, которая раньше казалась беспочвенной, а теперь поддерживала растущую убежденность семьи, что девочка достаточно волевая. Спонтанные физические упражнения постоянно перемежались с периодами болезни, требующей лечения антибиотиками, и она, должно быть, постоянно ощущала переутомление. Тем не менее Кушла пыталась двигаться, с неизменными, хотя и малозаметными, результатами.

Свидетельство того, что она в одиннадцатимесячном возрасте была в состоянии понять, что картинка перевернута, бесспорно. Значит, в этом возрасте такое распознавание возможно, хотя и необычно. Конечно, Санча, младшая сестра Кушлы, в одиннадцать месяцев никак не давала понять, что замечает, что картинка в знакомой книге показана ей вверх ногами.

Уотсон (1964) разработал и осуществил три эксперимента с целью установить, могут ли дети до шести месяцев воспринимать ориентацию предметов. Для этого он наблюдал за тем, как они улыбаются при виде изображения лица, повернутого под разными углами. Далее он поставил задачу «оценить восприятие ориентации предмета по другим реакциям ребенка, а не по улыбке, которая скорее зависит от того, что нарисовано на картинке, чем от того, под каким углом она повернута». Уотсон приходит к выводу, что «способность воспринимать ориентацию прочно устанавливается к четырнадцатой неделе». Однако он различает результаты, полученные при использовании человеческого лица или изображения человеческого лица и других символов, утверждая, что «любое значение ориентации для других объектов не наблюдалось, в то время как различие в ориентации лица давало явный эффект».

Заключительный вопрос Уотсона о значении — «либо младенцы видят различие в ориентации, но это не имеет для них значения, либо они просто не в состоянии увидеть различие в ориентации этих отдельных нелицевых форм». Ответ на этот вопрос, замечает он, ему неизвестен.

В таком случае, возможно, Санча видела различие в ориентации, но «это не имело для нее значения», в то время как для Кушлы, более ограниченной в активности и поэтому более зависимой от изображенных образов для получения информации, это имело значение, и, получая неправильную ориентацию, она пыталась компенсировать это, поворачивая голову.

Все это время, до восемнадцати месяцев, Кушла все еще занималась с бессюжетными книгами, хотя можно было ожидать, что две книжки Ленски, «День Дэви» и «Папа Смолл», приведут к мысли, что на следующих одна за другой страницах изображен тот же самый герой. Есть свидетельства, что девочка уловила эту мысль; она легко узнавала Дэви на каждой странице. Кушла каждый раз сосредоточенно показывала на него. Этот период послужил прелюдией к настоящим историям, с темой, сюжетом и кульминацией.

К тому времени, как Кушле исполнилось восемнадцать месяцев, ее дефекты еще не получили объяснения и даже еще не все были выявлены. Но если когда ей было девять месяцев, родители со страхом думали о будущем, опасаясь, что для Кушлы его может и не быть, то теперь они строили планы для нее и ежедневно обсуждали ее растущие потребности.

Несмотря на все странности, Кушла вырастала жизнерадостным ребенком. Постоянно преследуемая болезнями, вынужденная переносить болезненные медицинские процедуры, несмотря на периоды, когда даже руки родителей лишь в малой степени могли защитить ее от непонятного мрачного мира, она, тем не менее, вырастала сильным духом и непосредственным ребенком, который готов смеяться и радоваться хорошим временам и воспрянуть после плохих.