Рыбка доктора Рухадзе

Рыбка доктора Рухадзе

В один из майских дней 1925 года небольшое парусно-моторное судно «Янычар», приписанное к Стамбулу, ошвартовалось в Сухумском порту. Таможенник, поднявшийся на его борт, несколько раз обошел вокруг продолговатого металлического ящика, принайтовленного к палубе.

— Не знаю, как и быть? — тяжело вздохнул он, просматривая грузовые документы. — Живая рыба еще никогда не прибывала в Сухум из-за кордона.

Немолодой человек в светлом чесучовом костюме тронул таможенника за рукав, улыбнулся:

— Мой груз представляет опасность только для личинок малярийного комара и ни для кого больше.

— Не знаю, не знаю... — недовольно отмахнулся таможенник, вытер потное лицо носовым платком и неожиданно спросил: — А как исчислять таможенную пошлину на ваш груз?

— Груз является собственностью государства и поэтому не должен облагаться таможенными сборами.

— А откуда известно, что он является государственной собственностью? Документы есть?

Человек в чесучовом костюме — Николай Павлович Рухадзе, заведующий Сухумской малярийной станцией — достал из кармана сложенный лист бумаги, аккуратно развернул его и протянул таможеннику.

— Это мой мандат, подписанный наркомом здравоохранения товарищем Семашко.

Таможенник повертел в руках мандат, сдвинул на затылок форменную фуражку.

— Значит, груз из Италии? — спросил он, возвращая мандат.

— Гамбузия закуплена в Генуе, а туда она доставлена из Центральной Америки.

Таможенник присвистнул и уставился на ящик, затянутый проволочной сеткой, а Рухадзе продолжал:

— Напоминаю: груз дорог и деликатен. Он в пути уже второй месяц, и поэтому прошу вас не тянуть с оформлением грузовых документов. Рыба начинает задыхаться: вода в резервуаре не менялась несколько дней. На «Янычаре» запас пресной воды ограничен.

Таможенник вздохнул еще раз и снова вытер потное лицо платком.

— В Сухуме груз транзитом? Он пойдет в Москву?

— Нет, — улыбнулся Рухадзе. — Надеюсь, гамбузия навсегда поселится в Колхиде.

Таможенник махнул рукой грузчикам, устроившимся в тени палубной надстройки, и подписал коносамент (Коносамент — грузовой документ).

— Все в порядке, товарищ Рухадзе.

На полубаке застучала лебедка, окутываясь облачком пара, и грузовая стрела оторвала от палубы металлический ящик, легко перенесла его через фальшборт и опустила на телегу, стоящую на причале. Возница погасил о ящик окурок, стегнул вожжами по крупу лошади, громко прищелкнул языком, и телега, скрипя колесами, медленно тронулась в сторону портовых ворот.

Так маленькая американская рыбка гамбузия оказалась в нашей стране. Ее ожидали славные и удивительные дела.

Вечером того же дня в дом доктора Рухадзе пришли его коллеги — сухумские врачи. С фонарями и керосиновыми лампами в руках они неторопливо расхаживали вокруг бассейна, сооруженного во дворе, и вглядывались в толщу воды. В воде, шевеля плавниками, стояли сотни маленьких — не длиннее спички — рыбок. Их светлые веретенообразные тела перечеркивали черные полоски, идущие поперечно.

— Водяная зебра, — пошутил кто-то. А хозяин дома рассказывал:

— Гамбузия — самая прожорливая из пресноводных рыб. И питается она в основном личинками комара анафелес. Одна рыбка за сутки поедает до ста пятидесяти личинок.

— Ну и аппетит! — заметил кто-то. — Форменная акула.

— И следовательно, в местностях, где обитает гамбузия, не может быть малярии.

Фонари и лампы освещали цементное дно бассейна, казавшееся рябым от скользящих по нему теней.

— Все очень просто. Гамбузия уничтожает личинки, и, следовательно, нет новых выплодов комаров анафелес, — объяснял Рухадзе, — а если нет комаров — переносчиков болезни, то, естественно, нет и малярии.

Кто-то шумно вздохнул.

— Все подозрительно просто, коллега. Прямо как в сказке.

Рухадзе вышел из темноты, присел на край бассейна.

— Время покажет. Новое всегда непросто, и я готов к неудачам на первых порах. Они — закономерны.

Пожилой патологоанатом, доктор Герсамия, направил луч электрического фонарика в угол бассейна и спросил:

— А приживется ли у нас в Колхиде это теплолюбивое существо?

— Думаю, не только у нас, но и в Средней Азии, и даже, возможно, в южных районах Украины.

— Вашими бы устами, Николай Павлович... Вокруг засмеялись.

Когда гости, налюбовавшись на рыбок, поднялись на террасу и разместились за праздничным столом, Рухадзе продолжил:

— Идея уничтожения личинок малярийного комара отнюдь не нова. Лет сорок назад военные врачи Золотарев и Красиков на острове Ашур-Ада в Каспийском море начали заливать болота нефтью и заболеваемость малярией среди солдат гарнизона снизилась в несколько раз. Способ хорош, но слишком дорог. Дорог и способ доктора Васильева, предложенный сравнительно недавно. Васильев считает, что места выплода малярийного комара следует опылять мышьяком. На мой взгляд, способ крайне опасен для окружающей среды. Мышьяк — сильнейший яд, убивающий все живое.

— А по-моему, лучший способ борьбы с малярией — осушение всех болот и непроточных водоемов! — горячо заговорил чернобородый гость — доктор Джапаридзе — и прищелкнул пальцами. — Или вы не согласны со мной, Николай Павлович?

Рухадзе ненадолго задумался.

— Итальянцы занимались ирригационными работами в малярийных очагах, и с неплохим эффектом. Правда, это потребовало колоссальных материальных затрат и времени. Я уже не говорю о малярии, которая буквально косила рабочих-землекопов.

С близкого моря тянуло влажной прохладой. Одинокая бабочка вилась вокруг лампы под потолком. В темноте осторожно шумели листья деревьев, тронутые ветром. Монотонно журчал ручеек, питающий бассейн. Над черными хребтами гор поднималась яркая луна.

— Другое дело — гамбузия, подаренная нам самой природой. Предстоит только построить питомник для ее разведения и расселить рыбу по водоемам. Затраты — я подсчитывал — самые минимальные.

Рухадзе встал из-за стола, прошелся по террасе. Все внимательно слушали его.

— У этой рыбки есть еще одно замечательное свойство, о котором я вам пока не рассказывал: она очень быстро размножается. За год самка дает семь пометов. Это живородящая рыбка.

— Сколько же мальков она приносит за один помет? — спросил Джапаридзе, раскрывая блокнот.

Рухадзе засмеялся:

— Она ужасно плодовита. Мамаша-гамбузия рожает сразу двести деток.

За столом неожиданно смолкли.

— Двести? — переспросил Джапаридзе. — Вы не оговорились, Николай Павлович?

— Двести рыбок в один помет! Вы не ослышались, друзья мои. Астрономическая рождаемость у нашей американской гостьи, и в этом мне видится залог успеха.

Кто-то тихо спросил:

— Но очевидно, у гамбузии есть и враги? В противном случае она давным-давно заполонила бы всю планету, не так ли?

— Есть у нее и враги, разумеется. Пока человеку о них мало известно. Это, прежде всего, холода, рыбы-хищники и сама гамбузия,

— Гамбузия — враг гамбузии?

— Бывает, гамбузия поедает своих мальков, не найдя в водоеме другого корма. Я уже говорил вам: рыба очень прожорлива...

Гости разошлись далеко за полночь.

А на другой день весь город заговорил о замечательной рыбке, привезенной доктором Рухадзе. В дом Николая Павловича началось паломничество, а владелец духана «Ниноколбатоне», бывший пациент доктора Рухадзе, переименовал свое заведение в «Гамбузию». В течение ближайших двух-трех дней гамбузия поселилась во всех аквариумах Сухума и его окрестностей.

Сам же Рухадзе сооружал во дворе малярийной станции рыбопитомник. Это был обычный цементный бассейн с полого опускающимся дном. Его наибольшая глубина не превышала полутора метров, и за день вода в бассейне хорошо прогревалась солнцем. Гамбузия в рыбопитомнике чувствовала себя прекрасно, но через месяц он стал ей тесен: самки дали многочисленное потомство. Мальки стояли на мелководье сплошной пестрой массой.

«Гамбузию пора расселять, пока рыбки не начали поедать молодь», — сказал Рухадзе своим помощникам.

Для первого эксперимента он облюбовал небольшой заболоченный водоем, поросший по краям камышом и осокой. Очевидно, когда-то здесь был карьер, где добывалась глина. В длину водоем не превышал десяти—двенадцати метров, его илистое дно хорошо просматривалось. По поверхности воды, словно конькобежцы, скользили жуки-плавунцы и водомерки. По берегам обитали безобидные ужи.

Во всех пробах воды из карьера Рухадзе обнаружил личинки комара анафелес.

— Пищи у гамбузии будет вдосталь, — заключил Рухадзе, — а небольшой объем воды в карьере позволит нам легко наблюдать за рыбками. По количеству личинок анафелеса в пробах мы сможем судить о биологической активности гамбузии.

Его главный помощник доктор Джапаридзе был настроен пессимистически.

— А если гамбузия не захочет питаться личинками комара? А если среда водоема по каким-то причинам не устроит ее?

— В рыбопитомнике гамбузия чувствует себя превосходно.

— В питомнике чистая проточная вода, богатая кислородом, а в карьере она затхлая, отравленная продуктами органического распада.

Рухадзе вздохнул и ничего не ответил. Его самого одолевали сомнения.

В Сухуме мало кто верил в затею доктора Рухадзе. Заведующий малярийной станцией слыл в городе человеком чудаковатым, хотя и считался одним из лучших специалистов по внутренним и инфекционным болезням.

Для эксперимента вдвоем с Джапаридзе они отобрали две сотни половозрелых рыбок и выпустили их в водоем. Теперь оставалось только одно — ждать.

Несколько дней прошло в тревоге.

Через неделю, захватив ящик с пробирками для проб воды и марлевые сачки, Рухадзе отправился к водоему. Его сопровождал Джапаридзе, недавно оправившийся от очередного малярийного приступа. Весь путь до карьера они проделали молча. Обоих одолевали дурные предчувствия.

Был солнечный жаркий день. В высокой траве трещали кузнечики. Над сонной гладью воды летали стрекозы.

В водоеме не оказалось ни одной рыбки.

Рухадзе растерянно вглядывался в толщу желтоватой воды, хорошо просвеченную солнцем до самого дна, и недоумевал.

— Куда же делась гамбузия? — размышлял он вслух. — Если рыба погибла, то не могла же она за неделю разложиться без остатка?!

— Может, ее выловили мальчишки? — предположил Джапаридзе.

— Все двести особей?! Практически такое невозможно.

— Но куда-то же гамбузия все-таки делась?.. Куда? Не могла же она испариться бесследно?..

— Не могла, — согласился Рухадзе, наблюдая за ужами, копошащимися в иле. — Гамбузия была кем-то уничтожена. Но кем?.. Хищных рыб в водоеме нет.

— А может, ужи, Николай Павлович? Они прекрасные пловцы и ныряльщики. Кто знает, может, гамбузия пришлась им по вкусу?

— Насколько мне известно, ужи питаются яйцами птиц, мелкими позвоночными, насекомыми, паукообразными и червями.

— И все-таки, Николай Павлович!

Джапаридзе подвел марлевый сачок под ужа, поднимающегося на поверхность.

Через несколько часов в своей домашней лаборатории, усыпив ужа хлороформом, Рухадзе произвел вскрытие. В желудке ужа он нашел полупереваренные остатки гамбузии. Джапаридзе оказался прав.

— Может, для нового эксперимента подыщем водоем, где не живут ужи? — предложил Джапаридзе на другой день, заглянув на малярийную станцию.

— Вряд ли это выход... Предположим, мы найдем такой водоем и гамбузия в нем хорошо приживется, даст потомство. Предположим, в местах своего обитания она полностью уничтожит личинок анафелес, но ведь останутся болота и водоемы, где не будет гамбузии, и, следовательно, сохранятся места выплода малярийного комара.

— Так! — Джапаридзе кивнул.

— И значит, — продолжал Рухадзе, — риск заражения малярией сохранится. Вряд ли он даже уменьшится. Для того чтобы справиться с малярией, надо полностью ликвидировать саму возможность размножения комаров. Не забывайте, коллега, самка анафелес за один раз откладывает до пятисот яиц.

— Что же делать, Николай Павлович?

— Продолжать работу, начатую столь неудачно. Попробуем-ка воспользоваться необычайно высокой плодовитостью гамбузии и не станем подыскивать нового водоема.

— А ужи?

— Новый эксперимент наш будет удачен лишь в том случае, если воспроизведение рыбного стада опередит аппетит ужей. Понимаете?

Джапаридзе усмехнулся:

— И волки сыты, и овцы целы?

— Вот именно.

— Такого, Николай Павлович, к сожалению, в природе не бывает.

— Не бывало, — уточнил Рухадзе. — Удвоим количество переселенцев.

Прошла еще одна неделя, полная тревог и тягостных раздумий. Подспудно Рухадзе верил в удачу, но сомнения не оставляли его ни на минуту, и даже по ночам ему снились ужи, заглатывающие полосатых рыбок. Мрачные мысли порождали бессонницу и тупое равнодушие. Рушилась идея, которой он отдал десять лет своей жизни.

И снова вдвоем с Джапаридзе они отправились к водоему. И снова они молчали. Как и в прошлый раз, ярко светило высокое солнце и в траве беспечно трещали кузнечики. По пыльной дороге катились в Сухум скрипящие арбы. На далеких холмах пятнами снега белели отары овец. В море покачивались рыбачьи лодки. Над низиной стояло знойное марево.

Они передохнули в тени белого от пыли придорожного дерева и спустились к водоему. Под ногами захлюпало болото. Раскачивая черными початками, сухо зашуршали желтые стебли камыша.

— Смотрите! — внезапно крикнул Джапаридзе. Он шел шагов на десять впереди. — Гамбузия!

В желтоватой воде плавали полосатые рыбки, отбрасывая расплывчатые тени на освещенное солнцем илистое дно. Рыбок было много. Рухадзе насчитал их несколько десятков и сбился со счета.

— Удача, Николай Павлович!

Джапаридзе спугнул дремлющего в траве ужа. Уж лениво плюхнулся в воду и скользнул в тень, отбрасываемую камышами.

— И волки сыты, и овцы целы! Сплошная идиллия!

На мелководье стояли мальки. Рухадзе низко склонился к воде.

— А гамбузия неплохо прижилась здесь, коли дала потомство, — тихо засмеялся он. — Думаю, если так дела пойдут и далее, через месяц-другой мы сможем воспользоваться этим водоемом как природным рыбопитомником. Однако сделаем контрольные заборы воды и подсчитаем в них количество личинок.

Во всех двадцати пробах количество личинок уменьшилось по сравнению с первыми пробами в семь-восемь раз. И это всего лишь за неделю!

В следующих пробах Рухадзе не обнаружил ни одной личинки...

Гамбузия начинала свое расселение по Колхиде. Через год она перелетела на самолете в Среднюю Азию и поселилась в арыках и на рисовых полях, заливаемых водой.

И — малярия отступила, а через несколько лет вовсе исчезла из многих южных районов нашей страны. Болезнь, унесшая миллионы человеческих жизней, была побеждена маленькой полосатой рыбкой.

К сожалению, гамбузия оказалась слишком уж теплолюбивым существом и ее не удалось акклиматизировать в местностях с умеренным и прохладным климатом.