г) Алкоголь и пожары

г) Алкоголь и пожары

Много, конечно, и всяких других несчастий, вносящих убытки, разорение и опустошение в народное хозяйство, происходит от алкоголя. Взять хотя бы деревенские пожары, которые уничтожают у нас иногда целые деревни. Статистике известно, что деревенские пожары бывают обычно в дни особого разгула, в «годовые», «храмовые» и прочие праздники. И действительно: выпадает окурок из пьяной руки, выйдет пьяный во двор посмотреть скот с горящей свечей или лампой, поставит захмелевшая женщина неосторожно самовар и т. д., — загорается сарай или дом, пламя перекидывается по соломе дальше, а тушить некому, так как вся деревня пьяна, да и тушить подчас нечем: нет пожарных машин и инструментов. В летний праздничный день дымок днем или зарево ночью на горизонте от далекого пожара — обычное явление в деревне. Я помню пожары, в особенности в весенние и летние праздники (на пасху, на ильин день, на успенье и пр.), когда сгорали по несколько десятков домов, когда выгорали целые деревни; причина их — опьянение по поводу праздника. В деревне обычно можно слышать такие выражения: «сгорели на покров», «сгорели на святой»…

У Чехова есть рассказ «Мужики», в котором он художественно представил ряд картин из быта старой, дореволюционной деревни. Там есть и картина деревенского пожара, отрывки которой я привожу:

«На успенье, в одиннадцать часов вечера, девушки и парни, гулявшие внизу на лугу, вдруг подняли крик и визг и побежали по направлению к деревне и те, которые сидели наверху, на краю обрыва, в первую минуту никак не могли понять, отчего это.

— Пожар! Пожар! — раздался внизу отчаянный крик. Горим!

Те, которые сидели наверху, оглянулись, и им представилась страшная, необыкновенная картина. На одной из крайних изб, на соломенной крыше стоял огненный, в сажень вышиною, столб, который клубился и сыпал от себя во все стороны искры, точно фонтан бил. И тотчас же загорелась вся крыша ярким пламенем, и послышался треск огня.

Свет луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим светом.

Те самые мужики, которые только что гуляли в трактире, тащили на себе пожарную машину. Все они были пьяны, спотыкались и падали, и у всех было беспомощное выражение и слезы на глазах.

— Девки, воды! — кричал староста, тоже пьяный. — Качай!.. Потрудитесь, православные, по случаю такого несчастного происшествия!

Семен, обращаясь то к одному, то к другому, рассказывал, отчего загорелось: — Этот самый старичок?то Жуков приходит… Ну, выпили по стаканчику, известно… Баба заходилась около самовара, — старичка чаем попоить, да не в добрый час заставила самовар в сенях, огонь из трубы, значит, прямо в крышу в солому, оно и того…

А в чугунную доску били без устали и часто звонили в церкви за рекой»..

Никто не станет отрицать, что алкоголь способствовал и способствует разгулу «красного петуха» в деревенской России. А в России сгорало ежегодно в довоенное время на 0,5 миллиарда золотых руб. (считая здесь и сгоревшие домашнее имущество, скот, зерно и проч.), не говоря уже о том, сколько слез и горя приносили — да и сейчас приносят — пожары деревенскому народу.

Ведь кто жил в деревне, тот знает, какую жуткую картину представляет деревенский пожар, особенно ночью. Какое отчаяние слышно в криках и плаче погорельцев, какой страх на лицах тех, к кому подкрадывается язык пламени! Тревожный и непрерывный звон набата, рев испуганных животных и крики птиц, грозное и всепожирающее пламя — все это потрясает зрителя. Недаром пожары оставляют на всю жизнь самые сильные воспоминания из детства в деревне.

Слышишь воющий набат?

Точно стонет медный ад!

Эти звуки, в дикой муке,

Сказку ужасов творят.

Точно молят им помочь,

Крик кидают прямо в ночь.

Каждый звук

То длиннее, то короче,

Выкликает свой испуг…

(Э. По).

В первые годы трезвости число пожаров у нас значительно было сократилось, но потом опять стало постепенно расти, так как народ стал потреблять спиртные напитки. Так, по данные Госстраха в 1923 году число пожаров было вдвое больше, чем в 1922 году, а в 1924 году число пожаров достигло почти довоенной цифры (в последние годы пред войной было в среднем 72 000 пожаров в год, а в 1924 году — 68 000 пожаров). Понятно, что деревня горит теперь в большинстве случаев от домашнего винокурения и самогонного пьянства. Об этом имеется много сообщений и со стороны селькоров. Например, селькор газеты «Правда» из Клинцовского уезда, Гомельской губернии, в своей корреспонденции «Горят соломенные хаты» (№ 133–1925 г) жалуется:

«Почти каждый день горят соломенные хаты… Горят и ночью, и днем…

Гудит колокольная медь, трещат соломенные крыши, плачут бабы и дети.

С ревом бегут в поля коровы и лошади.

Десятками и сотнями горит наша клинцовская деревня…

Недавно в селе Казаричах, Гордеевской волости, сгорело до полсотни хат, четыре гумна, общественный амбар, школа, — и все потому, что самогонщику надо было в амбаре гнать самогон для продажи в городе. Спешил и спьяна подпалил амбар, а от него сгорело столько хат, школа и общественный семенной амбар с зерном, которое надо было раздать по весне крестьянам.

С половины января до мая по уезду сгорело более 500 построек, до 200 голов мелкого и крупного скота.

Горят и люди. За это время успело сгореть до двух десятков человек, — главным образом женщины и малые дети.

Многие семьи остались совершенно без крова, без куска хлеба на сегодняшний день. Ходят, ездят по деревням, просят «христа ради».

Деревенская взаимопомощь поставлена слабо, а потому рассчитывать на помощь от кресткома не приходится.

Отчего горит наша деревня?

Самогон, скученность построек, поджоги, — вот главные виновники пожаров в селе. А отсюда должны быть такие выводы: 1) самогонщиков, подвергающих своим промыслом деревню ужасному действию пожаров, надо карать самыми строгими мерами; 2) надо провести в обязательном порядке постройку новых хат и других сооружений в селе по такому плану, чтобы не так губительно было действие пожара».