О «Деле врачей»

О «Деле врачей»

13 января 1953 года «Правда» и другие центральные газеты СССР поместили следующее сообщение ТАСС.

Арест группы врачей-вредителей

Некоторое время тому назад органами государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза.

В числе участников этой террористической группы оказались: профессор Вовси М. С., врач-терапевт; профессор Виноградов В. Н., врач-терапевт; профессор Коган М. Б., врач-терапевт; профессор Коган Б. Б., врач-терапевт; профессор Егоров П. И., врач-терапевт; профессор Фельдман А. И., врач-отоларинголог; профессор Этингер Я. Г., врач-терапевт; профессор Гринштейн А. М., врач-невропатолог; Майоров Г. И., врач-терапевт.

Документальными данными, исследованиями, заключениями медицинских экспертов и признаниями арестованных установлено, что преступники, являясь скрытыми врагами народа, осуществляли вредительское лечение больных и подрывали их здоровье.

Следствием установлено, что участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно злодейски подрывали здоровье последних, умышленно игнорировали данные объективного исследования больных, ставили им неправильные диагнозы, не соответствовавшие действительному характеру их заболеваний, а затем неправильным лечением губили их.

Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища А. А. Жданова, неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имеющийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища А. А. Жданова. Следствием установлено, что преступники также сократили жизнь товарища А. С. Щербакова, неправильно применяли при его лечении сильнодействующие лекарственные средства, установили пагубный для него режим и довели его таким путем до смерти.

Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье советских руководящих военных кадров, вывести их из строя и ослабить оборону страны. Они старались вывести из строя маршала Василевского А. М., маршала Говорова Л. A., маршала Конева И. С., генерала армии Штеменко С. М., адмирала Левченко Г. И. и других, однако арест расстроил их злодейские планы, и преступникам не удалось добиться своей цели.

Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, — состояли в наемных агентах у иностранной разведки.

Большинство участников террористической группы (Вовси М. С., Коган Б. Б., Фельдман А. И., Гринштейн А. М., Этингер Я. Г. и другие) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США от организации «Джойнт» через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса.

Другие участники террористической группы (Виноградов В. Н., Коган М. Б., Егоров П. И.) оказались давнишними агентами английской разведки.

Следствие будет закончено в ближайшее время.

Текст сообщения ТАСС опубликован во множестве источников,

зд. он приведен по кн:

[Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 897]

Заметим, что в этом сообщении не сказано о том, что аресты начались еще в середине 1951 г. И названы далеко не все арестованные врачи. Ими были, кроме того, профессора И. А. Шерешевский, М. Я. Серейский Я. С. Темкин, Э. М. Гельштейн, Б. И. Збарский, М. И. Певзнер, Я. Л. Рапопорт, а также врачи славянского этноса: В. X. Василенко, В. Ф. Зеленин, Б. С. Преображенский, М. Н. Егоров. Аресты последних должны были прикрыть национальную направленность всего «дела». Приведем ряд деталей о начале «дела врачей», которые все еще неизвестны широкому кругу наших граждан.

Л. Ф. Тимашук — не доносчица

Исходной точкой, положенной впоследствии в «дело врачей» явилось медицинское событие, происшедшее задолго до этого, летом 1948 г., когда у Жданова произошел инфаркт и он умер. Ситуацию профессионально комментирует академик А. И. Воробьев и объясняет, почему Л. Ф. Тимашук нельзя считать доносчицей.

А. И.: Я читал исторический документ, вслед за которым развернулось дело врачей-отравителей. Это история болезни Андрея Александровича Жданова. Она написана от руки. Там зачеркнутые фразы, там идет жуткий спор. Там Виноградов, академик, личный врач Сталина; Василенко — главный терапевт Кремлевки; Этингер — крупнейший кардиолог, замученный потом, уничтоженный, он умер от инфаркта в Лефортово. И там — начальник Управления Петр Иванович Егоров. <Судя по этим записям> Тимашук Лидия, кардиолог, электрокардиографист, сильнее всех, кроме Этингера. Баба-то понимала в электрокардиографии, а академики-то — ни хрена. Тимашук заявляет, что у больного инфаркт. Но доказательность была неполная, вы не забывайте — это 1948 год.

Я-то это знаю, потому что я за электрокардиографию взялся уже через лет 10 после этого. А тогда 10 лет играли колоссальную роль.

И я вижу <по протоколам>, что Виноградов не сечет, ЭКГ не знает, Василенко ЭКГ не знает, ну, Петр Иванович Егоров — тоже не шибко. И я вижу, что Лидия Федосеевна, по-моему, им наподдает. Но это инфаркт Т, а не QS-инфаркт, а всего 4 отведения, 3 стандартных и одно V4. Ну нету там инфаркта полного на ЭКГ! А есть инфаркт частичный, мелкоочаговый, который и сейчас-то не умеют ставить, а тогда тем более. И вот эти точки зрения сталкиваются. Это ужасный консилиум, где люди топают ногами, наверное. Но все записывают, все документировано. И я сегодня, анализируя эту историю, говорю, что это была диагностика за пределами тех возможностей, которыми располагали эти врачи. Но записано все честно. И весь спор тоже.

Я считаю, что впоследствии это полоскание в грязи Тимашук было несправедливо, потому что она ничего плохого не сделала. Она отстаивала свою позицию. Ну, она говорила глупости, с нашей сегодняшней точки зрения, что товарищ Жданов не мог ночью встать и открыть форточку, ему было душно, а сестрички не было. Но она говорит, что это врачи плохо смотрят. Ну и что? Елки-палки, мало ли кто, что скажет! Но все записано. Правильно сказал Этингер: «Вы зря тут сражаетесь, у больного артериосклероз. Не атероматоз просто, а артериосклероз, тяжелая гипертония, у него сужены все сосуды, и вы на вскрытии — не постеснялся так сказать — найдете мелкоочаговый кардиосклероз, некротический». Это здорово, это лихо поставленный диагноз! Этингер давал безупречный анализ. Ну, правда, его очень скоро посадили и забили насмерть там, в тюрьме. Умным плохо быть.

А если не было бы это заключение задокументировано?!.. Ну, так и будем продолжать трясти: Тимашук — КГБэшница, Виноградов — старый дурак, Василенко — ни хрена не понимающий. Раздал всем сестрам по серьгам и пошел спать. Но там все отражено, причем зачеркнутые слова означают, что шел протокол честный, не приглаженный, не примазанный.

Это ужасно. Там дальше-то события развернулись так. Там Жданов сказал, что, мол, идите все к матери! — И поехал в Долгие Горы, это на Валдае, в санаторий правительственный. А в это время товарищ наверху, в Москве, переключал рубильник со Жданова на Маленкова, а ведь Жданов — он фактически был 2-й секретарь ЦК, почти 2-й. Дядя Джо <Сталин> умел играть на нервах <своих соратников>. А Жданов сидит в Долгих Горах и видит, как из-под него вынимают стул. Ему звонит по телефону его ближайшее окружение и начинает долдонить <что Сталин занял позицию> в пользу Маленкова. Жданов закричал и упал, и помер. Но перед этим Тимашук сняла электрокардиограмму, на ней была отрицательная динамика. А к этому времени приказано было убрать Тимашук из электрокардиографического кабинета, потому что она с академиками не могла договориться. И она пишет письмо Абакумову <министру МГБ>, что, мол, я считаю, что там инфаркт, а они опять меня не слушают.

Мне говорят — это донос. Если это донос, то, что такое выполнение служебного долга? Если я вижу, что у больного опухоль, а они говорят, не опухоль, что делать?

В. М. Городецкий: Как, что делать? Ну, не в Госбезопасность писать? Пишите министру здравоохранения.

A. И.: Министру здравоохранения 4-й Главк <тогда это был Лечсанупр Кремля> не подчинен! Ничего не знает!

B. М.: Значит, начальнику 4-го Главка.

А. И.: В 4-е Главное Управление при Минздраве министр абсолютно не допущен. Я был руководителем службы 3-го Главка при Минздраве. Если я обращусь к министру Петровскому, меня не посадят, но поднимут на смех. Я имел право обратиться прямо к Бурназяну <начальнику 3-го Главка>, а если он не принимает решения, — но таких случаев не было, — то я обязан был обращаться прямо к Генсеку, потому что больше никого нету в промежутке. И над Тимашук — никого после Егорова <начальника Лечсанупра Кремля>. Там МГБ над башкой: если ты, сволочь, прозеваешь 2-го секретаря ЦК, тебе отвинтят башку, тем более, что твой начальник Управления — Егоров — против тебя. Куда ей деваться? Она отвечает. Сейчас у нас все кажется понятным, а вы сядьте туда, сядьте и посмотрите, как быть.

Абакумов написал на ее письме: «Доложить т. Сталину». Сталин получает письмо, а в это время телефонный звонок из Долгих Гор: Жданов помер. Резолюция Сталина: «В архив». Бросили в архив, а дело врачей началось почти через 4 года. Это все лежало, потом вынули, потом сделали. Это, ребятки, все надо очень хладнокровно, спокойно разобрать. Вот <в 1951 г.> сидит Этингер в Лефортовской тюрьме, в одной камере, а в соседней сидит Абакумов, его потом расстреляют. Вот какая была жизнь. Он, Абакумов, дурак, он там не написал донос. А я вот вам рассказываю, как оно было.

С. 899

Со Ждановым, голову на отсечение даю, что было все очень просто. Жданов занимался диссимуляцией <скрывал болезнь>. Почему? Они все ей занимались. Если вы вылетаете с должности, завтра вас не замечают, и, скорее всего, пришибут где-нибудь тихонечко. У Жданова не было выбора: или он — вторая фигура, или… Слишком много у него крови на руках. Что он, не понимал этого, что ли?

Голос: Ну, Жданов-то боролся с Маленковым.

А. И.: По палачеству Маленков, конечно, много делал, но вторым был Жданов. Жданов начинал уже уходить. И этот полураздавленный червяк сопротивлялся, как мог. Конечно, он врал насчет болей в сердце <что их нет>, я так думаю. Не могли Виноградов, Егоров, Василенко участвовать в какой-то игре. Это немыслимо. А, главное, во имя чего? Эту бумажку Тимашук о том, что она ставит инфаркт, а они нет, открыли в 1952 году, задним числом, она раньше никому не была нужна. Они промазали, они ориентировались на клинику, а клинические симптомы Жданов им врал. А дальше ЭКГ. <…>

Я голову на отсечение даю, что они ничего не понимали.

Голос: Кстати, Федорова вы знали, который делал вскрытие Жданова?

А. И.: Доцента Федорова, забыл, как звали, он у меня принимал экзамен, собака, поставил мне «4», за что я на него дико обиделся. Фамилии экспертов не приведены в тех бумагах, которые я читал. Знаю только, в книжке Костырченко <историк сталинизма>, приведен Лукомский, который якобы анатомировал сердце Жданова. Лукомский — вот кого я терпеть не могу. Он — дрянь, абсолютный антисемит. Как звали Лукомского? Он мог… Довольно паскудно вел себя Тареев, я это знаю из устных преданий, я нигде об этом не писал. Он пришел на кафедру Виноградова, выгнал Попова, а для нас всех Попов — эталон. <…> Жданов упал с трубкой в руках. Он разговаривал по телефону и упал во время разговора с Шепиловым <главный редактор «Правды»>.

Голос: Тимашук ничего собой не представляла, она даже не была зав. лабораторией. Кстати, консилиумы записываются?

А. И.: Нет, только заключение, кто, что говорил, никогда не пишется. Я предполагаю, что это было где-то в трудных отведениях на ЭКГ, которые в стандартных себя не заявляют. Вы можете меня расстрелять, я вас видел в тапочках — это называется инфаркт. Тимашук должна была видеть это. Могло быть и другое — это острое нарушение венечного кровообращения. Если я это увидел, я скажу, что разыгрывается инфаркт, он еще не разыгрался. Жданов мог быть гипертоником, у него это могло быть сглажено. Легкий подъем вот этого сегмента… Для меня инфаркт на 100 %, кто бы что ни говорил. Здесь нет места для точек зрения, это очень объективное дело.

Голос: Это же 1948 год.

А. И.: Вот она и знала, а они ничего не знали.

Голос: Хорошо, пусть они не знали. Другой вопрос: почему бы им не перебдеть, этим академикам?

А. И.: Во-первых, вы не знаете, что они сказали. Не пытайтесь трактовать со своих позиций.

С. 901

Немного о подоплеке государственной интриги «Дело врачей»

Б. Г.: Итак, опираясь на историю болезни Жданова, А. И. делает вывод: Лидия Федосеевна Тимашук, заведующая электрокардиологическим отделом Лечебно-санитарного управления Кремля, не была провокатором. Объективно она вообще вряд ли была в чем-то виновна[50] (кроме того, что приняла орден Ленина из рук Маленкова). Эти выводы А. И. подтверждаются хронологической цепочкой событий, изложенной в книге: [О. Смыслов. «Генерал Абакумов». 2005]. Вот она вкратце.

29 августа 1948 г. Тимашук вызвали к члену Политбюро А. А. Жданову, находящемуся на лечении на Валдае, она сняла ЭКГ, по которой заподозрила у пациента инфаркт миокарда. Лечащий врач Жданова Г. И. Майоров не согласился с этим. Тогда Тимашук обратилась к начальнику Лечсанупра Кремля проф. П. И. Егорову, но тот посоветовал отложить повторную ЭКГ на следующий день. Тогда Тимашук пожаловалась на неправильное лечение Жданова начальнику его охраны А. М. Белову. Тот велел ей обратиться к начальнику охраны Сталина генералу Н. С. Власику, которому Тимашук написала заявление. Власик передал его Абакумову. 30 августа Абакумов представил эту бумагу Сталину, который наложил резолюцию: «В архив». 31 августа Жданов умер.

А еще за три года до того, 10 мая 1945 г., умер Секретарь ЦК и первый секретарь МГК ВКП(б) А. С. Щербаков. Об этой смерти Хрущев рассказывал так: «Кончил он печально. Берия тогда правильно говорил, что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер. Сталин, правда, говорил: дураком был — стал уже выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей и умер ночью, когда позволил излишества с женой» (цит. по: [Смыслов. 2005. С. 401]). Это похоже на правду, особенно, если обратить внимание на дату смерти — назавтра после Дня Победы.

Прошло два года. Психоз по поиску врагов в стране принял запредельные формы. В ноябре 1950 г. Я. Г. Этингер был арестован как «еврейский националист». «В разработку органов он попал, после того как на допросе 22 апреля 1949 г. на него показал арестованный ответственный секретарь ЕАК <Еврейского антифашистского комитета> Фефер.<…> Вопрос об аресте Этингера руководство МГБ ставило перед Кремлем неоднократно: сначала в ноябре 1949-го, потом в апреле 1950-го. Однако Сталин удовлетворил просьбу Абакумова лишь 18 ноября 1950 г., когда Этингера взяли под стражу» [Смыслов. 2005. С. 392]. Ему предъявили стандартный набор обвинений в клевете против Советской власти и буржуазном национализме (еврейском).

Первым, кому пришло в голову обвинить сначала Этингера, а позже и других врачей в намеренно неправильном лечении советских бонз, был подполковник МГБ Рюмин М. Д., старший следователь по особо важным делам. Рюмин сумел выбить из Этингера признание в том, что тот способствовал смерти Щербакова, проводя заведомо неправильное его лечение. «Он <Рюмин> обращается в приемную ЦК к помощнику товарища Маленкова <Суханову>. Как писал П. А. Судоплатов, „результат этой встречи стал роковым для судьбы советской еврейской интеллигенции“. Когда вождь прочитал заявление Рюмина, он сказал: „Вот, простой человек, а насколько глубоко понимает задачи органов госбезопасности. А министр не в состоянии разобраться“» [Там же. С. 396].

В июле 1951 г. Сталин решает объединить антисемитскую кампанию, начатую вокруг дела Еврейского антифашистского комитета, с делом Этингера, присоединив к нему врачей, лечивших Жданова и других кремлевских пациентов. Возникает «дело врачей». Интрига изначально была закручена вокруг вопроса о создании Еврейской Советской Социалистической республики (ЕССР) в Северной части Крыма. Еще в начале 1944 г. Идея о ЕССР родилась в головах лидеров еврейской интеллигенции, сплоченных вокруг С. Михоэлса и Еврейского антифашистского комитета. В ней было немало разумного. Освобожденный от нацистов Крым надо было восстанавливать, тогда как уже было решено выселить оттуда коренное население — крымских татар, которых обвинили в сотрудничестве с гитлеровцами на оккупированной территории и желании влиться в состав Турции. Евреи издавна мечтали о своем куске земли неподалеку от исторической родины. В Биробиджан, в Приамурье они ехали неохотно. Вклад евреев в победу в Великой Отечественной войне был очень заметным: по числу Героев Советского Союза они находились на 4-м месте, после русских, украинцев и белорусов. Сторонницей создания ЕССР была жена Молотова Полина Жемчужина, часто встречавшаяся в Москве с послом Израиля Голдой Меир. Говорили, что эту идею поддерживал и министр иностранных дел СССР В. М. Молотов, о чем он давал понять лидерам союзных держав. Высказывался в пользу этого плана и Л. П. Берия, которого заботило заселение и восстановление Крыма лояльным населением после высылки оттуда татар. Официально Сталин на эту тему не высказывался. Вероятно, что и он рассматривал такую возможность, но после того, как с 1948 г. стали портиться отношения с союзниками, он окончательно отверг идею ЕССР.

В 1951 г. провокатор Рюмин доложил Сталину через голову своего начальника министра Абакумова, что еврейские врачи замышляют против него заговор, что они уже погубили Жданова и Щербакова и таким образом устраняют препятствия к созданию ЕССР. Сталин Рюмину поверил, а Абакумова велел арестовать. Ссылаясь опять-таки на А. И. Воробьева, отметим, что в 1947 г. Сталин перенес инсульт, в результате чего его природная подозрительность, орошенная кровью на тайных тропах многолетней борьбы за власть, приняла формы болезни (так, он подозревал Молотова в шпионаже на американцев, а Ворошилова — на англичан).

Что касается доктора Л. Ф. Тимашук, то, кроме выраженного всего один раз особого мнения по поводу неправильной трактовки ЭКГ у Жданова в 1948 г., ей предъявить нечего, никаких доносов на врачей она не писала. Но волею судеб эта женщина, потерявшая на фронте сына-летчика, награжденная орденом Ленина, который месяц спустя у нее отобрали, вошла в историю сталинской эпохи отрицательной фигурой.

В январе 1953 г. в СССР начался пик государственного антисемитизма. Врачей-евреев увольняли с работы под любыми предлогами. A. И. Воробьев говорит: «Одним из предлогов был такой: „Больные не хотят у Вас лечиться“. Устроиться на другую квалифицированную работу было почти невозможно. Тем не менее, встречались и такие руководители институтов, которые предоставляли у себя убежище изгоняемым в 1952–1953 гг. врачам-евреям. Так, в 1952 году Марию Борисовну Цукер выкинули с кафедры. Но тут же Николай Васильевич Коновалов (1900–1966), директор Института неврологии, взял ее к себе. Это был смелый шаг. А потом взял Николай Иванович Гращенков (1901–1965), невролог, академик, тоже очень смелый человек. <…> Он — из обыкновенной крестьянской семьи. В 1918 году он — милиционер, постовой в Смоленске. А в 1930 году (или в 1929) он — первый директор 1-го Московского медицинского института. А в 1937 или в 1938 он учится в Кембридже, этот мужик, крестьянин. Потом он — Президент Академии наук Белоруссии, наш представитель в ВОЗ, заведующий кафедрой, директор Института неврологии, им создано много институтов».

с. 760

В. Н. Виноградов (1882–1964)[51]

Врач В. Д. Тополянский вспоминает: «Встретившийся со мной его ассистент Мелких предупредил: „Разве можно к нему идти на работу? Кроме грубости, ничего не найдешь. Человек тяжелый, работать с ним невозможно“. Но осенью 1948 года В. Н. Виноградов пригласил меня к себе на кафедру, предложив возглавить электрокардиографический кабинет. <…> Он был действительно груб, мог легко и порой незаслуженно оскорбить любого, но врач был хороший, клинику и динамику болезни знал и понимал прекрасно. Ученым же он не был, но организатор был неплохой. Студенты его боялись. На экзамене он сказал одному студенту в раздражении: „Я тебя, куц любезный, сейчас возьму за шею — только косточки захрустят“. Однажды в 1940 году, во время очередного разноса B. Н. Виноградова при обходе из палаты выскочил больной, определивший профессорский гнев словами: „Прямо, как Маннергейм[52]“. Тем не менее, на лекциях он часто срывал аплодисменты. Может быть, потому что свои лекции он нередко завершал призывом: „Да здравствует наше красное солнышко, Иосиф Виссарионович!“ <…>

В 1953 году он передал мне свой разговор с К. Е. Ворошиловым. „Ну как же ты, Владимир Никитич, на первом же допросе признал, что ты английский шпион?“ — спросил тот. „А признаешь тут, куц любезный, когда каждое утро по морде бьют“, — ответил В. Н. Виноградов. Примерно через месяц после освобождения <в апреле 1953> В. Н. Виноградов приехал в свою клинику из Лечглавсанупра Кремля сам не свой и сказал: „Вернулся я, куц любезный, оттуда; оказывается, все это время, пока мы сидели, они обсуждали один вопрос: повесить нас публично или за забором!“ <…> Сам В. Н. Виноградов об этом периоде своей жизни ничего не рассказывал. „Ну как, Владимир Никитич?“ — кинулся я к нему в то утро, когда он на следующий день после освобождения появился в клинике. — „А ничего, куц любезный, только чайку без сахара давали“, — ответил он».

Сердце… 2009. С. 114, 115

Рассказ врача Н. А. Поповой о подробностях освобождения из-под ареста

По приказу нового министра МВД СССР Л. П. Берия врачи были освобождены менее чем через месяц после смерти Сталина. В рукописном журнале семьи профессора А. С. Компанейца записан следующий короткий рассказ врача Н. А. Поповой, подруги Елизаветы Соломоновны Компанеец (опубликовано в кн.: [Горобец. 2006. С. 326]).

«Когда о „врачах-вредителях“ объявили в газетах, там были перечислены почти исключительно еврейские фамилии. На самом деле там сидели и русские врачи, и среди них Нина Алексеевна Попова, моя (Е. С. К.) приятельница. Вот, что она мне рассказала. Их рассадили в одиночки и заковали в кандалы. Так как они понимали, что их ждет только смертная казнь, они, чтобы избежать пыток, все во всем „сознались“. Прошло некоторое время и ее вызвали к следователю. В кабинете, кроме следователя, сидел очень крупный военный, бывший пациент Поповой. Он встал и сказал: „Дорогая Нина Алексеевна, здравствуйте!“ — и пожал ей руку. Ей предложили поговорить по телефону с ее мужем, который сидел по этому же делу. Она ничего не понимала. К вечеру ее из камеры вызвали с вещами. Она решила, что ночью будет расстрел. Отвезли ее в Лефортовскую тюрьму. У входа офицер спросил ее: „Вам что — нехорошо?“ Она попросила стакан воды. Ее завели в камеру, она легла и, как ни странно, заснула. Проснулась и увидела, что уже светло. Значит, сегодня казни не будет. А через несколько часов ее с мужем отвезли домой и там, в подъезде, пока искали управдома, чтобы открыть квартиру, им сказали, что Сталин умер».

Смерть Сталина (версия из записок врача, академика А. Л. Мясникова)

Смерть величайшего диктатора XX века повлекла за собой среди прочего и гору журнальных статей и книг о нем. В них приводятся, во-первых, детали собственно ухода из жизни генералиссимуса И. В. Сталина 5 марта 1953 г., в многоцветном орнаменте трактовок и якобы свидетельств — от бытовых до конспирологических. Во-вторых, эта смерть обрастает горами самых фантастических высосанных из пальца интриг, предшествовавших этому событию в кремлевской верхушке. Я лишь перечислю основные детали «убийства» Сталина, не придавая никакого исторического веса этому умышленному и/или легкомысленному бреду: скорее всего, «убийство» совершил Л. П. Берия путем отравления вождя; сюда же «притянут за уши» маршал Г. К. Жуков, якобы пытавшийся спасти Сталина от Берии (см., если угодно, коммерческую теледешевку под названием «Stalin Live»); заговор иностранной разведки, бесконечные навороты из противоречивых показаний и вранья охраны и обслуги Сталина; наличие и роль двойников Сталина и т. д. Наверное, подобная историческая патология неизбежна, когда дело касается смерти человека, окруженного тайной и властвовавшего над третью земного шара. Вместе с тем не вижу исторической пользы, да и просто нет желания пытаться анализировать эти кучи бредовых «источников». Не считаю нужным даже ссылаться на авторов этой многотонной бумажно-пленочной галиматьи.

Но что же тогда считать за материалы, достойные доверия? Ответ прост и состоит из двух частей. Во-первых, надо опираться на прямых свидетелей событий. Во-вторых, учитывать их общественную репутацию: какой профессии эти люди, попадались ли ранее на вранье, при каких обстоятельствах и когда появились их свидетельства о событии. Так вот, что касается смерти Сталина, мне представляется возможным выделить двух таких людей. Первый из них — Никита Сергеевич Хрущев. Он был прямым свидетелем обстоятельств смерти Сталина и единственным из членов Политбюро, кто об этом рассказывал еще в 1950-е гг. Несомненно, он знал о смерти Сталина все или почти все. В то же время он был явно заинтересованным лицом и потому не мог быть правдив во всем. И, тем не менее, за неимением других серьезных свидетелей (до буквально вчерашнего дня) серьезные историки были вынуждены опираться главным образом на версию Хрущева.

Но вот!.. В газете «МК» (21.04.11) появляются записки академика А. Л. Мясникова (подготовленные Верой Копыловой). Он входил в консилиум врачей, лечивших Сталина, был участником вскрытия его трупа. «МК» обещает вскоре опубликовать целиком эти записки академика, законченные им еще в 1965 г., незадолго до своей смерти, но потом изъятые КГБ в спецхран. О существовании этих записок знал ближайший ученик Мясникова академик Е. И. Чазов, который и посоветовал литератору Ольге Шестовой отредактировать и издать книгу под названием: «Я лечил Сталина». Кратко изложим основные моменты из опубликованной части записок.

«Поздно вечером 2 марта 1953 г. к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: „Я за Вами — к больному хозяину“». По дороге захватили еще профессора-терапевта Е. М. Тареева и академика-невропатолога Н. В. Коновалова. В комнате, где на тахте лежал больной, уже находились: министр здравоохранения СССР A. Ф. Третьяков, начальник Лечсанупра Кремля И. И. Куперин, Главный терапевт Минздрава профессор П. Е. Лукомский, членкор АМН СССР И. Н. Филимонов, профессора И. С. Глазунов и Р. А. Ткачев и доцент B. И. Иванов-Незнамов.

Министр рассказал, что в ночь на 2 марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. <…> Консилиум был прерван появлением Берии и Маленкова. <…> Берия обратился к нам со словами о постигшем партию и народ несчастье и выразил уверенность, что мы сделаем все, что в силах медицины. «Имейте в виду, — сказал он, — что партия и правительство вам абсолютно доверяют». <…> Эти слова были сказаны, вероятно, в связи с тем, что в это время «врачи-убийцы» сидели в тюрьме и ждали смертной казни.

Далее А. Л. Мясников приводит медицинские показатели больного (дыхание Чэйн — Стокса, давление 220/110, температуру 38°). Пишет, что диагноз был ясен: кровоизлияние в правом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Перечисляет предписанные средства лечения: обильное введение препаратов камфары, кофеина, строфантина, кислород, пиявки и профилактически пенициллин.

«Мы ночевали в соседнем доме. Каждый из нас нес свои часы дежурства у постели больного. Постоянно находился при больном и кто-нибудь из Политбюро ЦК, чаще всего Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян. 3-го утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным: смерть неизбежна».

Далее А. Л. Мясников приближается к описанию финала.

«Весь день 5-го мы что-то впрыскивали, писали дневник, составляли бюллетени. Члены Политбюро подходили к умирающему, люди рангом пониже смотрели через дверь. Помню, Н. С. Хрущев, коротенький и пузатый человечек, также держался дверей, во всяком случае и в это время иерархия соблюдалась: впереди — Маленков и Берия, далее — Ворошилов, потом — Каганович, затем — Булганин, Микоян. Молотов был нездоров, но он два-три раза приезжал на короткий срок».

«Наконец, она наступила — в 9 часов 50 минут вечером 5 марта. <…> 6 марта в 11–12 часов дня <…> состоялось вскрытие тела Сталина. Из состава консилиума присутствовали только я и Лукомский. Вскрывал А. И. Струков, профессор 1-го МОЛМИ, присутствовали: Н. Н. Аничков, биохимик профессор С. Р. Мордашев, который должен был бальзамировать труп, патологоанатомы профессора Скворцов, Мигунов, Русаков. <…> Все подтвердилось. Очаг кровоизлияния в области подкорковых узлов левого полушария был величиной со сливу. <…> Немножко жутко и забавно было видеть, как плавали в тазах с водой вынутые из Сталина внутренности — его кишки с содержимым, его печень…»