СОБОРНЫЙ ОРГАНИСТ В ЛИНЦЕ

По счастливой случайности в ноябре 1855 года в Линцском соборе освободилось место органиста. Дюррнбергер тотчас командировал Брукнера в собор для прослушивания, и уже 14 ноября состоялось испытание кандидатов, во время которого Брукнер показал себя перед комиссией, состоящей из сведущих персон, наиболее способным, что позволило ему временно занять место органиста.

Известно высказывание Иоганнеса Брамса о Брукнере, как о бедном, безумном человеке, чье болезненное состояние «было на совести попов из монастыря Св. Флориана». И действительно, священники и монахи монастыря были попросту его начальниками, мало интересовавшимися как музыкой, так и самим музыкантом, и очень часто дававшими ему это понять. По признанию самого Брукнера, он был «…настоящим слугой, которому позволяли сидеть только за столом со слугами и обращались с ним так дурно, как это только возможно». Он должен был строго исполнять свои обязанности во время церковной службы, наряду с обязанностями учителя. Это сказалось и на его творчестве, так как он «…должен был сочинять лишь кантаты и тому подобные вещи для прелатов». Разумеется, эта зависимость от духовных лиц обострила чувство подчиненности своей жизни авторитетам. Покорность, повиновение и униженность были привиты ему еще в родительском доме и в школе, а деятельность в качестве помощника учителя и, наконец, в качестве учителя и монастырского органиста окончательно убедила его в необходимости подчиняться авторитетам. «…Для графов я не стал бы играть, но если мне прикажет господин прелат, то я всегда готов», — вот его собственное признание.

Новый круг обязанностей в Линце стал приносить ему 450 гульденов в год, и ежедневные занятия в городской церкви и в соборе, несмотря на их обилие, были не очень обременительными и достаточно приятными. Брукнер нашел истинных и влиятельных друзей, прежде всего епископа Франца Йозефа Рудигера, которого он глубоко почитал до конца жизни. Здесь же он познакомился с Рудольфом Вайнвурмом, будущим хормейстером «Венского мужского певческого ферейна», с которым дружил очень много лет и, наконец, стал вхож в семью Майфельд, где проводилось совместное музицирование и где он получил решающий стимул к симфоническому творчеству.

В течение 10 лет, проведенных в Линце, Брукнер интенсивно и прилежно работал. Особенно это касалось изучения теории музыки, которому он посвящал до семи часов в день, жертвуя при этом свободным от основных занятий временем. Очень помог ему в этом Симон Зехтер, которому Брукнер посылал в Вену свои работы и затем по почте получал их обратно с замечаниями и рекомендациями мастера. Необыкновенное прилежание и старательность Брукнера обеспокоили Зехтера и он даже написал ему: «Для того чтобы Вы смогли приехать в Вену в добром здравии, я бы посоветовал Вам больше беречь себя и давать себе отдых. Очень ценю Ваше прилежание и старание, но не хотелось бы, чтобы Вы подорвали свое здоровье. Должен заметить, что у меня еще никогда не было ученика, столь способного и усидчивого, как Вы».

Прилежание Брукнера, граничащее с фанатизмом, показывает, как он пытался укрепить веру в себя и восполнить пробелы в музыкальном образовании. Это стремление переросло в страсть к публичному признанию и к получению титула. Вопреки советам Симона Зехтера, Брукнер в 1861 году трижды посылал в дирекцию Венской консерватории «нижайшую просьбу о возможности быть допущенным к экзамену и, в случае успешной сдачи его, присвоения титула „профессора гармонии и контрапункта“ с присовокуплением диплома, свидетельствующего об этом».

В ноябре того же года его желание, наконец, исполнилось: наряду с оценкой теоретических работ, было назначено испытание, которое предполагало свободную импровизацию на органе на заданную тему с фугой в финальной части. Члены комиссии, среди которых были такие именитые музыканты, как Симон Зехтер, Йозеф Хельмесбергер, директор «Общества друзей музыки» Иоганн Рихтер фон Хербек и руководитель «филармонических концертов» Отто Дессофф, избрали для него чрезвычайно сложную тему. Памятное событие состоялось 22 ноября 1861 году в Пиаристенкирхе в Вене и мастерство кандидата привело комиссию в полной восторг. В тот день прозвучали знаменитые слова Иоганна Хербека: «Он должен был бы экзаменовать нас!» И тогда же Брукнер получил столь желанное свидетельство, в котором, наряду с другим, значилось: «…Господин Антон Брукнер, соборный органист в Линце, был проэкзаменован в консерватории на предмет его музыкальной одаренности, и экзаменационная комиссия свидетельствует о том, что им были показаны недюжинные знания в теории музыки, а также продемонстрировано большое искусство игры на органе. Учитывая все вышесказанное, господин Антон Брукнер заслуживает рекомендаций в качестве преподавателя в консерваториях и им подобных музыкальных учебных заведениях».

В период пребывания в Линце появился целый ряд произведений, в том числе для любительской хоровой капеллы «Веселый нрав», дирижером которой он был избран в 1860 голу. Под его руководством хор добился таких успехов, что смог участвовать в июле 1861 года в «Немецком певческом празднике в Нюрнберге» наравне с лучшим австрийским любительским хором того времени, «Венским мужским певческим ферейном», и заслужил высшей похвалы Иоганна Хербека. Но вершиной деятельности Брукнера в качестве дирижера стало исполнение под его управлением, по случаю юбилея капеллы 4 апреля 1868 года, финала оперы Рихарда Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры» еще даже до того, как опера была поставлена на сцене.

Большое значение для Брукнера как композитора имело знакомство с Отто Китцлером, дирижером и виолончелистом Линцского театра. Этот человек, получивший образование в Брюсселе, достаточно повращавшийся в музыкальных кругах Франции и хорошо знакомый с музыкальными течениями того времени, стал для Брукнера идеальным антиподом мира строгих формул Симона Зехтера. Он полностью доверился человеку, бывшему моложе его на 10 лет. Впервые в жизни он встретился с живыми примерами творчества великих мастеров, прежде всего, Бетховена и чрезвычайно прогрессивного по тем временам Мендельсона. Но особенно Брукнера восхитило звучание музыки Вагнера, с которой он познакомился с помощью Отто Китцлера во время подготовки к представлению оперы «Тангейзер» в Линцском театре зимой 1863 года. Именно Вагнер дал ему стимул к выражению мыслей и представлений, уже давно зревших в глубине его души. Только после знакомства с музыкой этого великого новатора Брукнер стал использовать в своем творчестве такие гармонические ходы, а также отступления от классической гармонии, о которых долго мечтал, но на которые не отваживался раньше. Важно отметить тот факт, что некоторые ранние произведения Брукнера уже содержат пассажи, которые интерпретируются сегодня как «вагнеровские», хотя они сочинены в то время, когда он еще не был знаком с творчеством Вагнера.

После нескольких лет изучения теории у Зехтера, во время которых ему строго запрещалось сочинительство, он начал с произведений, появившихся в 1862 и 1863 гг. (среди них, в первую очередь, скрипичный концерт до-минор и его ранняя симфония фа-минор), которые он сам называл «ученическими». Только после создания 112-го Псалма для смешанного хора и оркестра, а также «Шествия германцев» для мужского хора и оркестра, Брукнер стал считать подготовительный период законченным и, по его словам: «Пришло время для сочинительства!» После отпуска, проведенного в Зальцкаммерфгуте, и посещения музыкального праздника в Мюнхене в сентябре 1863 года начался его первый большой период творчества. До 1868 года появились три мессы ре-минор, ми-минор и фа-мажор, а также симфония ре-минор, которой он сам позже присвоил номер «Ноль», и симфония до-минор, известная нам как Первая. Среди этих сочинений главное место, без сомнения, занимает «Месса ре-минор», имевшая огромный успех при первом исполнении в Линцском соборе. После повторного исполнения 18 декабря в Линцском «Редутензаале» Мориц фон Майфельд написал в своей рецензии следующие пророческие слова: «День 18 декабря можно считать днем, когда звезда Брукнера в полном блеске засияла на небосклоне. Именно 18 декабря вся музыкальная общественность города была охвачена великим восторгом и энтузиазмом, подобным тому, какой вызывался музыкой Бетховена и Шуберта». Как и всем другим сочинениям, мессе ре-минор предпослан девиз, стоящий на заглавном листе партитуры: «O.A.M.D.G. omnia at majorem Dei gloriam» — «Все к вящей славе Божией».

Стремление Брукнера к инструментовке нового типа и новому языку оркестра, а также к дальнейшему отступлению от классических канонов симфонизма, росло по мере изучения творчества великих современников, чему способствовали Отто Китцлер, а после его отъезда из Линца Игнац Дорн, выдающийся инструменталист и композитор того времени С их помощью он познакомился не только с новыми операми Рихарда Вагнера «Лоэнгрин» и «Летучий голландец», но и произведениями Ференца Листа и Гектора Берлиоза, чья «Фантастическая симфония» оказала решающее влияние на творчество Брукнера более позднего периода. Подбадриваемый Дорном, Брукнер постепенно начал освобождаться от оков школярства и чувствовал себя достаточно свободным для начала полета к вершинам совершенно нового музыкального мира с его невероятными возможностями.

Вагнер познакомился с Брукнером 18 мая 1865 года в Мюнхене по случаю первого представления «Тристана и Изольды» и тотчас почувствовал гениальность более молодого коллеги. Несмотря на разницу характеров, оба были новаторами в музыке, чувствовавшими родство душ, и тотчас нашли общий язык, один — в области музыкальной формы, другой — в области церковной музыки и симфоний. По несмотря на то, что Брукнер почитал Вагнера больше всех живущих композиторов, его отношение к творчеству кумира было весьма своеобразным, ибо он интересовался только музыкальным, но никак не драматическим его планом. С точки зрения медицины, следует рассмотреть отношение Брукнера к Вагнеру в другом аспекте. Оно являет собой пример гипертрофированного почитания авторитетов. Несмотря на то, что отношение Вагнера к Брукнеру было поверхностным и сдержанным, Брукнер полностью подчинился ему. «В иерархии Брукнера Вагнер стоял между Господом Богом и епископом Линцским», ибо говорил он о нем только почтительным шепотом и называл «Мастером над всеми мастерами». Вагнер же, который хладнокровно использовал в своих интересах неумеренное почтение к нему короля Баварского, благосклонно воспринимал обожание чудаковатого, не от мира сего музыканта из Верхней Австрии, доходящее до коленопреклонения и целования рук.

Для лучшего понимания художественного развития творчества и личности Брукнера необходимо подробнее рассмотреть обстоятельства его жизни в Линце тех лет. Внешне жизнь холостяка протекала в спокойном, размеренном ритме, а доброжелательное, дружеское отношение к нему епископа Рудигера служило ему источником внутренней силы и уверенности. В материальном отношении он не знал лишений. Брукнер был регулярным постояльцем различных линцских гостиниц, любил хорошо и обильно поесть, курил сигары или же покупал нюхательный табак, не отказывал себе в вине и пиве. Он раздобрел и больше был похож «…на верхнеавстрийского трактирщика, чем на гения музыки».

Брукнер много раз пытался уговорить свою мать переехать к нему в Линц, на что она постоянно отвечала отказом. Ее смерть в 1860 году стала для Брукнера очень болезненным ударом, поскольку мать была не только величайшим авторитетом в его жизни, и совершенно очевидно, что Брукнер по-настоящему любил только одну женщину — свою мать. Возможно, в такой необыкновенной привязанности к матери, наряду со строжайшим католическим воспитанием и кроется причина неосознанного неприятия других женщин, особенно в сексуальном аспекте. В этом, очевидно, заключено вечное стремление к поиску постоянной спутницы. Он влюблялся несчетное количество раз (чаще всего в девушек между 16 и 19 годами) и делал предложения, которые все до одного были отвергнуты. Удивительно, что Брукнер всегда действовал по одной и той же схеме, несмотря на то, что ни разу не добился успеха. Подобный образ действий, как мы знаем, типичен для невроза. В качестве примера может послужить его склонность к Жозефине Лонг, дочери мясника, с которой он познакомился в Линце летом 1866 года. Письмо от 16 августа, в котором он просит ее руки, демонстрирует полную безнадежность, неуверенность и очень робкую надежду претендента; сразу становится понятным, почему подобные письма вызывали у женщин протест и отчужденность, ибо их автор производил впечатление чудака и человека не от мира сего, связать жизнь с которым не представлялось возможным. Что касается родителей, то они отклоняли притязания Брукнера, или же чувства девушек были недостаточно сильны, чтобы ответить на его предложение положительно. В упомянутом случае Жозефина Лонг отослала назад золотые часы и молитвенник, которые ей подарил Брукнер, что послужило ответом на его предложение. Кстати, Жозефина была исключительно красива. Странно, но Брукнер постоянно старался привлечь внимание женщин не только гораздо моложе себя, но и обязательно особенно красивых и, по возможности, богатых. Он очень страдал от неудач, но не оставлял своих попыток. В этом видится стремление уйти от одиночества, найти понимание в душе очередной «возлюбленной» и, не в последнюю очередь, большую роль всегда играла материальная обеспеченность предполагаемой невесты. В его жизни не было большой любви к единственной женщине, ибо единственной любовью для него на всю жизнь оставалась мать. Кроме того, можно предположить, что в глубине души Брукнер просто боялся женщин.