НА СЛУЖБЕ У ГЕРЦОГА ВЮРТТЕМБЕРГСКОГО

НА СЛУЖБЕ У ГЕРЦОГА ВЮРТТЕМБЕРГСКОГО

Без денег, преследуемый кредиторами, он нашел для себя единственный, как ему казалось, выход — «типично Веберовское решение — как можно быстрее отправиться в турне». Скорее, чем он думал, к нему явился ангел в облике фрейлин Белонде, придворной дамы герцогини Вюрттембергской, которая представила его герцогу Евгению Фридриху фон Вюрттемберг-Эльс. Карл Мария фон Вебер, которому было 20 лет, занял в замке в Карлсруэ, построенном в глубоком лесу верхней Силезии, место «музыкального директора», которое оставляло ему достаточно времени для досуга и возможности снова заняться композицией. За короткое время, с осени 1806 года до февраля 1807 года, появились концертино для трубы ор. 45 (первый вариант утерян, исправленный вариант — в 1815 году), а также две симфонии C-Dur. Хотя стало ясно, что он не сможет реализовать свой талант в этой области, уже здесь обнаружилась его способность придать каждому инструменту специфическое звучание и возможность блистательно солировать.

Вообще отъезд Вебера и роспуск оркестра связывают с наступлением французской армии под руководством генерала Вандама. «…Война разрушила милый театр и хороший оркестр. Я отправился в концертное турне, сопровождаемый неблагоприятными условиями тогдашнего времени». В действительности оркестр существовал еще более двух лет, и в поисках причин для отъезда Вебера мы блуждаем в потемках. Достоверно известно, что Карл Мария должен был занять новое место приват-секретаря герцога Людвига, одного из трех сыновей тирана — герцога Карла Евгения. Чтобы оплатить свое путешествие в Штутгарт, куда он прибыл 17 июля 1807 года, Вебер по пути дал много концертов и теперь надеялся проводить свободное время, ничем не обременяя себя. «Я на некоторое время отказался от служения непосредственно искусству и жил в доме герцога Лоиза фон Вюрттемберга».

Если герцог Карл Евгений бесстыдно эксплуатировал страну, то правивший с 1797 года герцог Фридрих, которого Наполеон в 1804 году сделал королем Вюрттембергским, был таким же своенравным тираном. Вследствие своих гомоэротических наклонностей, он окружал себя красивыми конюхами и молодыми учениками лесного училища, которые часто получали важные должности при дворе и постоянно были готовы к интригам. Должность секретаря герцога Людвига для Карла Марии фон Вебера с самого начала оказалась очень сложной; так как его господин вследствие разгульной жизни часто испытывал финансовые затруднения, был зависим от короля, своего старшего брата, то Вебер нередко выступал в роли козла отпущения. Его основная задача состояла в том, чтобы содержать в порядке финансы герцога, к нему же попадали и прошения о финансировании. Именно такие прошения Карл Мария использовал целенаправленно для того, чтобы разозлить короля, которого он не выносил, что тот часто очень ясно чувствовал. Вебер должен был также решать щекотливые личные дела, исполнение которых нередко было связано с обманом или растратами. Расточительная жизнь при дворе герцога привела к тому, что и Вебер не смог избежать всеобщей страсти к удовольствиям. Он стал открыто наслаждаться феодальным образом жизни, и даже если после отравления в значительной степени лишился голоса, то на гитаре или пианино импровизировал так умело, что вскоре стал признанным весельчаком среди своих собутыльников — первым из них был пятнадцатилетний сын герцога, принц Адам. Да, он держал даже верховую лошадь и бессовестного конюха по имени Хубер, который причинил ему впоследствии большие огорчения. Но и женской половине театра он отдавал должное. «…Он очень любил штутгартских певиц». Особенно ему понравилась сопрано Маргарита Ланг и вскоре он проводил время только с ней, нередко пренебрегая своими служебными обязанностями.

Но Карл Мария с восторгом принимал участия в музыкальной жизни Штутгарта. В объединении «Фауст спускается в ад», в котором каждый член, соблюдая анонимность, имел кличку, он познакомился с поэтами, которые привили ему литературный вкус, и от которых он получал стихи для своих песенных композиций. Особенно интересной была дружба Вебера с композитором Францем Данци, который как придворный капельмейстер Штутгарта повлиял на формирование вкуса Карла Марии к оркестровой виртуозности. Еще важнее было, по-видимому, то, что Данци напомнил ему о его призвании композитора. Вскоре он, после долгой бездеятельности, написал несколько песен, а также кантату «Der erste Ton», которые посвятил другу Данци. В следующие два года появились многие другие композиции.

«Непредвиденный, но очень жестокий удар, почти похожий на удар, навсегда избавляющий от страданий, получили финансовые дела Карла Марии с внезапным прибытием в Штутгарт отца, который покинул Карлсруэ, где жил у зажиточных людей, и в апреле 1809 года отправился в Штутгарт в карете со своим контрабасом и двумя горячо любимыми пуделями в корзинах, похожих на кроватки». Карл Мария был занят музыкой к «Турандот», когда прибыл отец, снова наделавший долгов за счет своего сына. Так как долги Карла Марии из-за образа жизни при дворе увеличивались, и ввиду того, что затраты на частные поездки двора из Штутгарта в Людвигсбург выросли уже в значительную сумму, надвигалась катастрофа: Франц Антон растратил 800 гульденов, которые нашел в комнате своего сына, и которые были предназначены герцогом на покупку лошадей, на уплату своих долгов в Силезии. Карл Мария, увидевший в этом чистейшее присвоение денег, в отчаянии принял предложение конюха Хубера взять «взаймы» 1000 гульденов у хозяина ресторана в качестве выкупа его сына от военной службы — обычный источник дохода беззастенчивого короля Фридриха. Но так как сын, несмотря на это, получил повестку, хозяин гостиницы начал процесс, и главным пунктом обвинения был подкуп в совокупности с «попыткой подрыва воинского долга». Этот процесс, наконец, прекратил сам король, по-видимому, боясь, что его собственные нечистые дела получат огласку. Проведя в заключении 16 горьких дней, Карл Мария вместе со своим отцом 26 февраля 1810 года в сопровождении полиции был выдворен из Вюрттемберга к границе герцогства Баден с обещанием вернуть долги.

Действительно ли Вебер ничего не знал о махинациях своего конюха и поэтому без подозрения подписал долговое обязательство хозяину ресторана, как предполагают многие биографы, теперь достоверно установить нельзя. Гансу Шнорру этот вопрос кажется менее важным, чем то, что в Штутгарте Вебер получил большой творческий заряд: будь то философские, литературные или музыкальные идеи кружка Котты или влияние Франца Данци, который был его наставником и дал решающий импульс его композиторской деятельности. Но характерную черту личности Вебера Шнорр, по-видимому, определил совершенно точно в исследовании «Личность и творчество», когда писал: «Действия Вебера были какими угодно, только не расчетливыми и не выгодными. Он так неумело шел навстречу своему счастью, даже если оно было близко. Поэтому вдвойне становится загадочной его личность, его поведение: хотя Вебер жил, следуя примеру своих хозяев-феодалов, он не копировал плохую суть этого примера». Что касается процесса, то там говорится: «Действительно юридическая комедия чуть не превратилась в юридическую трагедию. Но в этот момент тот, кто был главным загонщиком во время охоты на драгоценную дичь, — король — испугался последствий и прервал жестокую игру. Ему, несомненно, было бы легче полностью уничтожить Вебера. Но он довольствовался одним: „Если ты нас не предашь, можешь спокойно уйти“. Король вернул свое покровительство. Но Вебер являлся побежденной стороной, и не мог больше защищать свое дело».

Какое решающее значение это событие имело для Карла Марии, можно определить по тому, что с рокового 28 февраля 1810 года он начал вести дневник, который начинается словами: «Родился заново». По рекомендательному письму Данци, он начал свою музыкальную карьеру в Мангейме, музыкальном центре курфюрста Карла Теодора. Там Карла Марию ждал дружеский прием. Дух знаменитой Мангеймской школы, которым восхищался еще Моцарт, хотя немного ослаб, но все еще был жив. И уже скоро у Вебера появились друзья. Особенно быстро он подружился с Готтфридом Вебером, своим тезкой, который управлял музыкальной жизнью в Мангейме, в чьих руках находилось управление музейными концертами. Его младший шурин Александр фон Душ также вступил в круг друзей. Вместе они предприняли поездку в Гейдельберг, тогдашний центр романтики и место поэтического кружка Клеменса Брентано. После хаотического дробления Германии это знакомство с молодыми романтиками, которые вдохновили его на народные песни и сказки. Когда Карлу Марии и Александру фон Душу однажды во время посещения приюта Нейбург в руки попала «Книга призраков» Иоганна Августа Апеля и Фридриха Лауна, они были настолько восхищены первым же рассказом о «Вольном стрелке», что решили использовать этот материал для оперы — проект, который был сначала отложен и лишь много позже реализован.

В ту весну 1810 года Вебер, которому принадлежала ведущая роль в кругу друзей, в свои 23 года развернул активную деятельность и снова поменял Мангейм на Гейдельберг, чтобы наконец переселиться в Дармштадт. В этой столице, где музыкальная жизнь находилась под непосредственным руководством великого герцога Людвига, он надеялся на лучшие условия работы. Что касается композиторской деятельности, то эта надежда не оправдалась. Напротив, в Дармштадте он снова встретил своего бывшего учителя Фоглера и старого друга Генсбахера и вскоре познакомился с последним учеником Фоглера Якобом Мейером Беером, сыном банкира. Вместе с ними, а также с Готтфридом Вебером из Мангейма Карл Мария предпринял попытку «создать противовес угрожающей изоляции романтического художника в обществе». Он основал «Гармоничное общество», типа профессиональной организации, которая издавала свой музыкальный журнал, подобный созданному Шуманом в 1833 году журналу «Давидсбюндлер». Таким образом, у Вебера появилось желанная возможность заниматься музыкально-писательской деятельностью. Свои публикации он начал с сочинений типа: «Взгляд на современное состояние искусства и литературы в Штутгарте» или «Письма о вкусах в музыке». Но вскоре он получил предложение написать статьи для «Лексикона музыкантов» Эрнста Людвига Гербера. Так же как и у Е. Т. А. Гоффмана, его слава музыканта и композитора состязалась со славой критика и писателя, хотя единственным большим достижением в этой области был его роман «Жизнь музыканта», который остался лишь фрагментом. Этот блестяще и весело написанный роман носит автобиографические черты и позволяет нам заглянуть в духовную жизнь мастера во время сочинения музыки. В критических статьях о «Фиделио» Бетховена или «Ундине» Гоффмана, он описал свое видение пути создания немецкой оперы: «…как законченное произведение искусства, где все части и разделы родственных и используемых видов искусства, сливаясь воедино и некоторым образом исчезая, образуют новый мир».

16 сентября 1810 года во Франкфурте успешно состоялась премьера его оперы «Сильвана»; к сожалению, несколько помешал сенсационный полет на воздушном шаре мадам Бланшар над Франкфуртом. Заглавную партию пела очень молодая певица сопрано Каролина Брандт, которую он недавно услышал на одном концерте, и которая затем стала его женой. Вдохновленный успехом и признанием, он уже поздней осенью приступил к композиции «Абу Гасана»; текст либретто, написанного Химером, был взят из популярного в то время сборника сказок «1001 ночь». Этим летом он закончил свое пока самое большое инструментальное сочинение, первый клавирный концерт C-Dur op. 11, которое показало технические сложности его фортепьянной музыки, обусловленные, по-видимому, необыкновенно большими руками мастера. На гравюре того времени отчетливо видны его тонкие, длинные пальцы и особенно длинные большие пальцы. Об этом специально упоминается в работах его сына Макса Марии. Согласно этому рассказу, Карл Мария был маленького роста, худой, хромой, с длинной шеей на узких плечах, огромными, но необыкновенно гибкими руками, выразительными серо-голубыми глазами и каштановыми с красноватым оттенком волосами, всегда живо жестикулировал. Вебер, за месяцы после позорного выдворения из Вюрттемберга, добился значительных успехов, так что с удовлетворением и облегчением записал в свой дневник: «Так как с 16 февраля с.г. для меня началась новая эпоха в жизни, то я считаю начало года с этого периода времени. Хотя Господу было угодно, чтобы я боролся со многими неприятностями и огорчениями, все же он всегда сводил меня с хорошими людьми, с помощью которых я снова познавал ценность жизни. Я могу спокойно и правдиво сказать, что за эти 10 месяцев стал лучше. Мой печальный опыт научил меня уму-разуму. Я, наконец, стал прилежно заниматься своими делами».

Покинув 14 февраля 1811 года Дармштадт, чтобы отправиться в концертное турне по немецким странам, он был полон оптимизма. «…Во Франкфурте, Мюнхене, Берлине и т. д. давали мои оперы, приходили на мои концерты», — записал он в то время, полный уверенности в себе. Правда, в конце было только одно турне в южные провинциальные города, которое закончилось 14 марта в Мюнхене. Культурная среда Мюнхена ему нравилась, и уже 5-го апреля состоялся концерт, в котором успешно исполнялось его концертино для кларнета, написанное в большой спешке для Генриха Йозефа Бермана. «С тех пор как я сочинил для Бермана концертино, весь оркестр сошел с ума и хочет от меня концертов». Король Баварии Макс Иосиф также заказал два концерта для кларнета и оркестра, в которых Вебер, как и в других сольных концертах хотел, по возможности, придать одинаковое значение инструменту и оркестру. До других сочинений дело не дошло, может быть из-за многочисленных общественных обязанностей и любовных историй, о которых, оспариваемый женщинами Карл Мария писал в своем дневнике. Некоторые он помечал сокращением «A.W.T.N.» — расшифровывается: «Все бабы ничего не стоят». Несмотря на свои успехи, к которым относится также состоявшаяся 4 июня премьера одноактного «Абу Гасана», он решил оставить Мюнхен и совершить «Швейцарское музыкально-природо-кабацкое турне».

Когда 11 августа у Равенсбрюка, который с 1810 года относился к королевству Вюрттемберг, Вебер хотел пересечь границу, произошел инцидент из-за отметки в паспорте об изгнании. «Окружного начальника черт обуял, не пропускать меня из-за паспорта, так как он не подписан послом и т. д., кроме того, он узнал меня по Штутгарту и думал выставиться перед королем, если напугает меня, теперь я должен, черт меня подери, пять дней сидеть в этой дыре, пока 17-го не привезут паспорт с предписанием отпустить меня во имя Господа Бога». В действительности, его держали только 3 дня в каморке единственной в городе гостиницы, в хороших условиях. Забота, которой он был окружен, проявилась также во врачебной помощи, которая ему понадобилась в эти дни ареста. У него была высокая температура, очевидно связанная с сильным поносом. Когда его, еще не выздоровевшего, второй раз выдворяли из страны и в сопровождении полиции в Мерзебурге посадили на корабль до Констанцы, он сообщил своему другу Готтфриду Веберу об этом заболевании с веселым хладнокровием: «Так как я не могу сообщить тебе городские новости, я расскажу тебе о желудочных новостях: во-первых, я чуть не заболел дизентерией, во-вторых, вывихнул ногу, в-третьих, меня нещадно кусали блохи в Солотруне и, в-четвертых, я чувствую себя очень хорошо».

Уже через короткое время он совершил пешую многодневную прогулку в предгорье Берна. Вебер, несмотря на болезнь бедра, без большого труда взобрался на Риги. Через три месяца он вернулся в Мюнхен, чтобы скоро снова отправиться с Берманом в концертное турне, которое дало ему возможность впервые познакомиться с музыкальной жизнью Праги — «Золотого града». В Праге он познакомился с театральным директором Карлом Иоганном Либихом, который из-за болезни почек вынужден был принимать его в постели. Либих купил у Вебера права на постановку его опер «Сильвана» и «Абу Гасан» за 1500 гульденов в венской валюте.

Его дальнейшие планы турне, правда, были прерваны приглашением герцога Эмиля Леопольда Августа фон Заксен-Гота провести некоторое время при его дворе. Этот герцог, использовавший средства своего маленького государства на мирные цели вместо того, чтобы содержать армию, и поэтому названный Наполеоном самым интеллигентным из всех немецких князей, был особый малый. Он переписывался со многими поэтами и музыкантами, сам писал стихи и пытался переложить их на музыку. Он любил ошеломлять окружающих разными эксцентричными выходками, поэтому часто при дворе происходили сумасшедшие празднества, продолжавшиеся до утра. Таким образом, этот жизнерадостный и ценящий искусство герцог так втянул Вебера в водоворот музыкальных и общественных событий, что тот, наконец, полностью обессиленный, был счастлив сбежать в Веймар к Великой княгине Марии Павловой с ее уютной жизнью.