МОЛИТВА ДРУИДА

МОЛИТВА ДРУИДА

Дед Федор оказался очень веселым, разговорчивым человеком. Чувствовалось, что ему не хватало общения и теперь, найдя во мне благодарного слушателя, он с удовольствием рассказывал о лесе, деревьях, лесных духах и многом другом.

— Отдохнули, — сказал дед, — теперь можно и водицы набрать.

Он отошел на несколько шагов, опустился на колени, наклонил голову и что-то забормотал. Я тут же подобрался поближе, стал слушать.

— Землица теплая, землица-матушка, терпишь ты нас, неразумных, на теле своем, прощаешь всю боль, все зло, что мы тебе причиняем. Защищаешь и исцеляешь детей своих неразумных, кормишь и поишь…

Странно было видеть этого огромного, совершенно седого человека, стоящего на коленях и творящего молитвы земле. Он казался лишним на фоне яркой зелени трав и цветов. И в то же время создавалось чувство, что без него ничего этого и не было бы. Что именно любовью и верой таких людей, сохранивших память и обычаи своих предков, держится этот мир.

Всем видом своего огромного кряжистого тела он создавал чувство стабильности и незыблемости мироздания, и от него веяло такой силой и покоем, что поневоле вспоминались сказки о Святогоре-богатыре, Микуле Селяниновиче, Илье Муромце и гигантах из легенд разных народов. Даже стоящая рядом рябинка заметно наклонила свои ветки, закрывая от солнца и лаская листьями седую голову. Весь мир, казалось, замер, боясь нарушить молитву друида. А дед тем временем продолжал:

— Ты, творящая нас из тела своего, ты, наделяющая нас жизнью, любовью и разумом, ты, дарующая живой огонь и святую воду, ты, породившая теплого Купалу как хранителя мира живого, услышь слова одного из детей своих. Позволь взять от щедрот твоих, от крови твоей водицы святой малую толику, позволь испить от теплого ключа жизни…

Дед наклонился и коснулся головой земли.

Почти сразу раздался звук, похожий на журчание воды. Дед оторвал голову от земли, провел руками по земле круг, потом свел ладони и вертикальным движением разделил круг надвое. Затем запустил руки в землю, поднял дернину. Под дерном оказалась деревянная крышка, закрывавшая небольшой сруб, в котором плескалась вода.

Вода действительно казалась живой. Она была слегка выпуклой в середине, где-то в глубине угадывалось движение. Она то слегка приподнималась, то опадала, создавая иллюзию дыхания. Всю толщу воды заполняли едва заметные маленькие голубые искорки, а может, мне это только почудилось.

Дед взял берестяной ковшик, лежащий на полочке сруба, и начал наливать воду в ведра. Наполнив оба ведра, он положил ковшик на полочку, аккуратно закрыл крышку и расправил траву. Перед нами снова был зеленый пригорок. Незнающему человеку и в голову не могло прийти, что под тонким слоем дерна бьет теплый ключ.

— Пойдем, внучек. — Дед легко поднял ведра и широкими шагами направился к дому. Походка у него была легкая и широкая, и я едва успевал за ним. У дома нас встретил Серый. Он выглядывал из кустов и обиженно похрюкивал.

— Обижается, внимания ему не уделяют, — усмехнулся дед Федор. Он остановился, поставил ведра на землю и обратился к лесовику: — Не обижайся, Серый. Не с тобой одним общаться, надо и с людьми побыть. Ревнивый и игривый, как кошка. — Дед пожал плечами. — Кошка ты, — повторил он.

Серый тараторил в кустах, но весь не показывался.

Деда Федя, а почему он из кустов не выходит?

Лесной дух, когда он видимым становится, солнца не переносит. А здесь, — дед широко обвел рукой, — всегда тень держится. Видишь, кусты здесь густые, и деревья над ними ветки свесили. Вот Серый здесь днем и ошивается. Погоди, свечереет, не выдержит — к дому придет. Ну, пойдем, дел у нас еще много.