Глава 9. Джеймс: существует ли сознание?
Глава 9. Джеймс: существует ли сознание?
Эта знаменитая статья Джеймса, о которой так громко кричали творцы аналитической философии, далеко не так интересна, как ожидается. Конечно, есть возможность, что моего ума просто не хватило понять ее глубину, но все-таки мне кажется, что ее значение для научной политики гораздо выше, чем для поиска истины. В сущности, она есть всего лишь поворот психологии к прагматизму. Правда, поворот в мировом масштабе, потому что функционализм и аналитическая философия стали имперской идеологией, насаждающей себя сейчас в мире. А все, что выгодно Империи, — выше истины.
Выше — это тоже не истина, поэтому заглянем в статью. По-английски эта статья — Существует ли сознание? — называлась Does Consciousness Exist? И была впервые опубликована в Journal of Philosophy, Psychology, and Scientific Methods, 1, 477–491 за 1904 год. И начинается она, как и главы о «потоке сознания», с мыслей. Сознание для Джеймса — это то, что ты считаешь мыслями. К сожалению, мне была доступна лишь перепечатка статьи, опубликованная в Интернете, поэтому я не указываю номера страниц.
«"Мысли" и «вещи» — это имена двух видов объектов, которые бытовой здравый смысл будет считать противоположными и всегда на деле будет противопоставлять друг другу. Философия, размышлявшая в прошлом над этим противопоставлением, по-разному его объясняла, и можно ожидать, что будет по-разному объяснять в будущем. Сначала "дух и материя", "душа и тело" выступали парой почти равнозначных субстанций совершенно равных и в весе и в интересе.
Но однажды Кант разрушил душу и привнес трансцендентальное эго» (James, Does Consciousness Exist).
Вот так, как считает Джеймс, и началась эта неразбериха с сознанием.
«Я верю, что «сознание» с тех пор, как испарилось до состояния чистой прозрачности, находится на грани полного исчезновения. Это имя несуществующей вещи, и не имеет права на место среди исходных принципов. Те же, кто все еще придерживаются его, привязаны к чистому эхо, слабому слуху, оставшемуся от исчезающей «души» в воздухе философии».
Так и ожидается, что эти, которые не с нами, останутся за бортом прогресса, и история их осудит, а Америка накажет. К тому же и простонаучное общественное мнение тоже на стороне Джеймса, хотя он и тут чемпион.
«За последний год я прочитал несколько статей, авторы которых, похоже, находятся на грани того, чтобы выкинуть понятие сознания и заменить его на абсолютный опыт, независимый от этой противоположности. Но они были недостаточно радикальны, недостаточно отважны в своем отрицании.
Я же двадцать лет назад высказал «сознанию» недоверие как сущности; семь или восемь лет назад я высказал моим студентам предположение, что оно не существует, и постарался им дать взамен его прагматический эквивалент в реальностях опыта. Мне кажется, назрел час открыто и всемирно выбросить его».
Далее следует то самое оправдание за то, что напал на слишком очевидную вещь, и просьба разрешить объясниться, которые я уже приводил, рассказывая о работах Рассела и Уайтхеда. После чего следовало объяснение, которое и положило начало функционализму как основе современной западной психологии.
«Я имею ввиду, что нет исконного вещества или качества существования, противоположного тому, из чего сделаны материальные объекты, но есть функция опыта, которую представляют мысли…
Эта функция — знание. «Сознание» предположительно необходимо, чтобы объяснить тот факт, что вещи не только существуют, но и становятся известны, знаемы».
За это определение Джеймса с облегчением ухватились все американские ученые двадцатого века. Именно благодаря ему в современной общедоступной американской психологии и философии понятие «сознание» существует только как «сознательность», о чем я писал в начале книги. И никакого сознания самого по себе американцы просто не знают. Как это упростило жизнь! Сколько малых радостей доставило Джеймсу и его последователям. Ну, а если сознание, несмотря на всю американскую убедительность, все же существует?
В сущности, за этим ярким и шумным заявлением Джеймса вовсе не так уж много доказательности. Я уже показывал в предыдущей главе, что он не был любителем давать определения используемым им понятиям. Вот и в самом исходном рассуждении, объясняющем его театральное нападение на сознание, лежит понятие, появляющееся внезапно и без определения — «чистый опыт».
«Мой посыл таков, что или мы начинаем с предположения, что существует только одно исходное вещество или материя в мире, вещество, из которого сделано все, и если мы назовем это вещество (stuff) "чистым опытом" ("риге experience"), знание легко можно будет объяснить как особый род отношения направленного на что-то, во что части чистого опыта могут входить.
Отношение само часть чистого опыта…»
Это очень, очень уязвимое определение, поскольку «опыт» вообще, и «чистый опыт» в частности, все это лишь отражение мира в человеческом сознании. Заявить, что вещи сделаны из опыта, значит, придать опыту какое-то совсем незнакомое значение. Ближе к концу своей статьи Джеймс все-таки сделает попытку объяснить, что же он имеет в виду под своим «чистым опытом». Насколько его объяснения устраняют недоумение, судите сами:
«Если вы спросите меня, из чего сделан каждый отдельный кусочек (bit) чистого опыта, ответ всегда один и тот оке: "Он сделан из этого, просто из того, что появляется из пространства, из напряженности (intensity), из безвкусицы, из коричневости, тяжести, из чего угодно". <…>
Опыт это только обобщающее имя всех этих чувствительных природ…».
Говорят, умирающий Нерон, сжегший Рим, кричал: какой артист погибает во мне! Зачем Джеймсу потребовалось уничтожать сознание? Может быть, он всего лишь издевался над своими тупыми покупателями, готовыми проглотить все, лишь бы в упаковке «от Джеймса»?..
Да и что за странное уничтожение, если все, в сущности, свелось как раз к сознанию, и оно-то и оказалось той единственной материей, из которой сделано все в мире?
Нет, все-таки, в отличие от Рассела и Уайтхеда, я не понимаю Джеймса, и он остается для меня загадкой, как загадкой выглядят и заключительные слова его очерка. Он все еще сомневается, что читатели однозначно примут его героем, а не Геростратом, сжегшим храм Артемиды. И сомневается по-прежнему выспренно и театрально:
«"Все прекрасно и очень изобретательно, — скажут они, — но само наше сознание интуитивно противоречит тебе. Мы-то знаем про себя, что мы сознательны. Мы чувствуем свои мысли, текущие как жизнь внутри нас, абсолютно противоположные вещам, которыми они столь неотступно сопровождаются. Мы не можем не иметь веры в эту непосредственную интуицию…"
Мой ответ на это — это мое последнее слово, и я величайшее печалюсь, что для многих он прозвучит материалистически. Но я ничего не могу с этим поделать, поскольку я тоже имею свои интуиции и должен им повиноваться».
Каково?! Просто какое-то прощальное письмо великого Мастера, пролетом забежавшего на нашу планету. Но вот то, что он говорит дальше, при всей странности и невнятности, кажется мне действительным прозрением, и если не открытием, то подсказкой, где это открытие прячется.
«Я уверен, как это вообще возможно быть уверенным, что во мне поток думания (stream of thinking)… лишь небрежно найденное имя для того, что, будучи исследовано, открывает себя состоящим главным образом из потока моего дыхания.
"Я думаю", которое, как сказал Кант, должно быть способно сопровождать все мои объекты, есть "Я дышу", которое в действительности их сопровождает. За дыханием имеются другие внутренние факты (интрацефалические мускульные приспособления и прочее…), и они увеличивают ценность «сознания», поскольку оно субъект прямого восприятия; но дыхание, которое всегда было источником происхождения «духа» (spirit), дыхание, выходящее наружу, через голосовую щель и ноздри, является, я убежден, той субстанцией (essence), из которой философы создали сущность (entity), известную им как сознание.
Эта сущность фиктивна, а вот конкретные мысли полностью реальны, но конкретные мысли сделаны из того же вещества, что и все вещи» (Там же). Вот и все. Fini.
Как аналитические ребята поняли, что это гениальная работа, с которой начинается новый период мировой философии? Если вспомнить их восторженные отзывы, то больше всего их привлекало то, что «Джеймс отрицает, что сознание является "веществом"» (Уайтхед, с. 204).
И то, что сознание является функцией. А как насчет того, что сознание это дыхание? Молчать! Восторженный Уайтхед промолчал и по поводу того, что все вещи мира сделаны из материи мысли. Рассел, правда, поморщился, но не смог обойти этот вопрос:
«Он утверждает, что имеется "только одно первичное вещество или материал, из которого состоит все в мире". Это вещество он называет "чистый опыт". Познание, говорит он, — это частный вид отношений между двумя порциями чистого опыта. Отношение между субъектом и объектом есть производное: "Я верю, что опыт не имеет внутренней двойственности". Данная неделимая порция опыта может быть в одних условиях познающим субъектом, в других — чем-то познаваемым.
Он определяет "чистый опыт" как "непосредственный жизненный поток, представляющий материал для нашего последующего отражения".
Можно видеть, что это учение упраздняет различия между умом и материей, рассматриваемые как различия между двумя разными «видами» того, что Джеймс называет "Stuff" (вещество). Соответственно, те, кто согласен с Джеймсом в данном вопросе, пропагандируют так называемый "нейтральный монизм", согласно которому вещество, из которого построен мир, — это не ум и не материя, а нечто предшествующее и тому и другому. Сам Джеймс не развивал этого пункта, подразумеваемого в его теории, наоборот, употребление им выражения "чистый опыт" указывает на возможный неосознанный берклианский идеализм. Слово «опыт» — одно из тех слов, которые философы часто применяют, но которому редко дают определение. Давайте рассмотрим, что оно может означать.
Здравый смысл считает, что многие явления, хотя они и происходят, не даны в опыте, например, события на невидимой стороне Луны. Беркли и Гегель — оба, но по разным основаниям, — отрицали это, утверждали, что не данное нам в опыте есть ничто. Сейчас большинство философов считает, и, по-моему, справедливо, что их аргументы неверны.
Если бы мы должны были твердо придерживаться взгляда, что «вещество» мира — это «опыт», мы пришли бы к необходимости придумать сложные и не внушающие доверия объяснения того, что мы подразумеваем под такой вещью, как "невидимая сторона Луны"» (Рассел, История… с. 737).
Трудно мне судить о мире, но Рассел, по сути, высказывает сомнение в том, что вся западная философия сознания, построенная на функционализме, основывается на исходном положении Джеймса, которое требует сложных и не вызывающих доверия объяснений. Это что касается сознания как функции.
А вот сознание как дыхание, похоже, просто не заметили, и это при том, что последние годы американские психологи и философы, занимающиеся сознанием, снова подняли Джеймса на свое знамя. А мне эта мысль нравится. Еще со времен Окуджавы:
Как он дышит,
Так и пишет…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.