Глава 20
Глава 20
Спустя девять месяцев я снова оказался у границы с Мексикой. Часы уже тикали, запас на ошибку — нулевой. Был субботний вечер 25 февраля 2006 года, и у меня в распоряжении оставалось двадцать четыре часа, чтобы снова отыскать Кабальо.
Как только Кабальо получил ответ от Скотта Юрека, он начал организовывать материально-техническое снабжение по принципу спортивной трапеции. Он был ограничен крошечным «окном» возможных сроков, так как соревнования нельзя было проводить во время осенней уборки урожая, зимнего сезона дождей или обжигающей летней жары, когда многие тараумара мигрируют к более прохладным пещерам выше в каньонах. Надо было исключить также Рождество, Пасхальную неделю, праздник Гвадалупаны и по крайней мере с полдюжины традиционных свадеб…
В конце концов Кабальо решил, что может назначить гонку на воскресенье, 5 марта. А потом началась настоящая пахота: поскольку времени у него было вряд ли достаточно, чтобы мотаться без устали от деревни к деревне и объявлять об организации обеспечения гонки, он должен был точно рассчитать, в каком месте и в какое время бегунам-тараумара надо будет повстречаться с нами на прогулке к трассе забега. Если бы он ошибся в расчетах, все бы пропало; появление тараумара уже было под очень и очень большим вопросом, и если бы они добрались до места встречи, а нас бы там не оказалось, они бы развернулись и ушли.
Производя подсчеты, Кабальо постарался учесть все, что только можно, после чего пошел по каньонам, чтобы оповестить тараумара, о чем и сообщил мне несколькими неделями позже:
«Сегодня пробежал до территории тараумара и обратно как курьер. Послание придавало мне сил больше, чем пакет с пиноли в кармане. Мне здорово повезло: я повидался и с Мануэлем Луной, и с Фелипе Кимаре в один и тот же день на том же витке. Разговаривая с каждым из них, я улавливал волнение даже в достойной Джеронимо торжественности выражения лица Мануэля».
Но в то время как для Кабальо положение дел явно улучшалось, моя цель в этой операции была сопряжена с безумными трудностями. Как только разнесся слух, что Юрек намерен помериться силами с тараумара, другие суперасы вдруг выразили желание принять участие в этом действе. Однако никаких сообщений о том, сколько в действительности явится этих желающих, не поступило, включая самого «притягателя» звездных участников.
Надо сказать, это было поистине в духе Юрека: почти никому не сообщать о своих намерениях, а посему сведения о его планах стали распространяться лишь немногим больше чем за месяц до начала соревнований. Но меня он держал в курсе дела: я был его «головным дозорным». Скотт прислал мне несколько писем с вопросами относительно переезда, но с приближением решающего момента исчез с экрана радара. За две недели до дня соревнований я с удивлением обнаружил на электронной доске сообщений журнала Runner’s World письмо от одного бегуна из Техаса, который испытал нешуточное потрясение в то утро, когда, выйдя на старт перед началом Остинского марафона, обнаружил стоящего рядом величайшего (и претендующего на титул отшельника из отшельников) в Америке бегуна на сверхдлинные дистанции.
Остин? Согласно последним сведениям, в это самое время Скотт якобы вместе с женой спешил на поезд Чиуауа — Пасифик до Крила. И что там было с этим городским марафоном — зачем Скотт летел через всю страну ради шоссейных гонок для студенческих спортивных команд, тогда как он должен был вовсю настраиваться исключительно на демонстрирование долгожительства на горных тропах? Он, несомненно, что-то замыслил; но какую стратегию он разрабатывал, как всегда, оставалось тайной, хранящейся в его голове.
Вот почему до того момента, как я прибыл в субботу в Эль-Пасо, я и понятия не имел, то ли я возглавляю группу, то ли в одиночестве совершаю прогулку. Я сдал багаж в аэропорту, уладил вопрос с переездом через границу в пять утра следующего дня, а потом тем же путем вернулся в аэропорт. Я был почти уверен, что зря теряю время, но у меня был шанс завести знакомство с Дженн Шелтон и Билли Бернеттом, парой сорванцов двадцати одного года, которые ставили на уши ассоциацию бегунов на сверхдлинные дистанции на Восточном побережье, по крайней мере в то время, когда не занимались серфингом, не устраивали гулянки и не рассылали просьбы о поручительстве за простое нападение (Дженн), хулиганство (Билли) или публичное совершение непристойных действий (оба — когда не сумели совладать со страстью, свалившей их прямо на обочину проселочной дороги, за что они были арестованы и отбывали наказание на общественных работах).
Дженн и Билли начали бегать всего лишь два года назад, но Билли уже побеждал в нескольких самых трудных пятидесятикилометровых забегах на Восточном побережье, а «юная и прекрасная Дженн Шелтон», как называл ее блогер соревнований в беге на сверхдлинные дистанции Джоуи Андерсон, только что показала отличный результат на дистанции 160 километров. «Если бы эта молодая леди умела так же здорово работать теннисной ракеткой, как бегает, — писал Андерсон, — она была бы одной из самых богатых женщин в спорте со всеми спонсорами, которых она бы пленила».
Я однажды разговаривал с Дженн по телефону, и хотя она и Билли остервенело жаждали поучаствовать в вылазке в Медные каньоны, я не представлял себе, как они могли бы осуществить эту затею. У них не было ни денег, ни кредитных карт, ни свободного от занятий времени: оба еще учились в колледже, а гонка, организуемая Кабальо, приходилась на экзамены в середине семестра, а это означало, что они провалят его, если слиняют. Но за два дня до моего отлета в Эль-Пасо я неожиданно получил такое вот отчаянное электронное послание:
«Подождите нас! Мы сможем прибыть в 20:10. Эль-Пасо — это ведь в Техасе, да?»
И — молчание. Питая слабую надежду, что Дженн и Билли все же нашли нужный город и посредством каких-нибудь махинаций просочились в самолет и вылетели, я направился в аэропорт осмотреться. Я никогда их не видел, но репутация находящихся не в ладах с законом создавала весьма яркое о них представление. Добравшись до места получения багажа, я сразу же уперся взглядом в парочку: этакие беглецы-подростки, путешествующие бесплатно на попутных машинах.
— Дженн? — спросил я.
— Так точно!
На Дженн были вьетнамки, шорты для серфинга и окрашенная с туго затянутыми узлами футболка. Золотисто-пшеничного цвета волосы, заплетенные в косички, придавали ей вид более блондинистой и менее известной Пеппи Длинныйчулок. Она была хорошенькой и изящной, так что вполне могла сойти за фигуристку — тот образ, который в прошлом она пыталась всячески изгадить, обрив голову наголо и сделав на правом предплечье татуировку в виде большой черной летучей мыши-вампира, лишь позднее обнаружив, что это было точное подобие эксцентричного логотипа «Бакарди». «Ну и что? — пожала плечами Дженн. — Истина в рекламном деле».
Билли выглядел таким же грубовато-привлекательным, как и Дженн, и тоже щеголял в пляжной одежде. На задней стороне шеи у него красовалась племенная татуировка, густые бачки гармонировали с косматыми, выгоревшими на солнце волосами. В цветастых облегающих шортах и с телосложением заядлого серфингиста он выглядел — по крайней мере для Дженн — «как какой-то маленький йети, который совершил налет на ваш ящик комода с нательным бельем».
— Просто не верится, ребятки, как это у вас получилось! — восхитился я. — Но только планы вот изменились. Скотт Юрек не собирается встречать нас в Мексике.
— Господи, — вздохнула Дженн. — Я как чувствовала: это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Вместо этого он приехал прямо сюда.
По дороге в аэропорт я заметил двух парней, перебегавших площадку парковки. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть лица, но плавно-скользящая манера бега маховым шагом выдавала их с головой. После быстрого знакомства они прошагали в бар, а я продолжил путь в аэропорт.
— Скотт здесь?
— Угу. Я только что видел, как он поднимался наверх. Он пошел в гостиничный бар вместе с Луисом Эскобаром.
— Скотт выпивает?
— Похоже на то.
— Прэ-э-э-лестно!
Дженн и Билли похватали свои вещички — хозяйственную сумку фирмы Nike с торчащей вверх палочкой для хиропрактики и вещевой мешок с застрявшим в молнии углом спального мешка, — и мы зашагали по парковочной площадке.
—А какой он, этот Скотт? — спросила Дженн. Бег на сверхдлинные дистанции, как и музыка в стиле рэп, разделен на части по географическому признаку; как повесы с Восточного побережья, Дженн и Билли устраивали забеги, как правило, поближе к дому и еще не скрещивали тропы (шпаги) со многими представителями элиты Западного побережья. Для них, а фактически почти для всех бегунов на сверхдлинные дистанции, Скотт был таким же легендарным героем, как и тараумара.
— Я видел его лишь мельком, — признался я. — Этого парня нелегко разгадать, скажу я вам.
Прямо на этом мне следовало бы захлопнуть свою глупую пасть. Но кто может заранее точно почувствовать, когда именно нечто обыденное обернется трагедией? Откуда мне было знать, что дружеский жест, выразившийся в том, что я от души подарил Кабальо свои кроссовки, чуть ли не стоил ему жизни? Точно так же я и не подозревал, что следующие десять слов, слетевшие с моего языка, произведут эффект снежного кома и приведут к катастрофе.
— А может быть, — вдруг стукнуло мне в голову, — вы сумеете его напоить, он и расслабится.