К новой жизни

К новой жизни

До тех пор пока я не переставал выступать в соревнованиях, я не мог правильно оценить, до какой степени легкая атлетика доминировала в моей жизни. Как только я кончил в 1958 году школу, я был вовлечен в жесткую спортивную тренировку лидьярдовского типа. Такой режим продолжался до июля 1965 года. С 18 и до 26 лет моя жизнь была подчинена требованиям тренировки.

В течение семи лет я не предпринимал ничего, не взвесив заранее, как это отразится на моей тренировке. Не будет ошибкой, если я скажу, что почти все, что угрожало быть помехой в моей тренировке, отбрасывалось прочь.

Тренировка — это нечто большее, чем просто тратить два часа в день. Вся жизнь вертится вокруг нее. Сознательный спортсмен должен соблюдать умеренность во всем. Может быть, это в некоторых отношениях и хорошо, однако такой подход имеет и свои неудобства, что ясно каждому.

Сделав выбор и следуя своей колее, я стал немного замкнут. Многого я в жизни не знал — я знал о ней лишь в той мере, в какой она касалась меня как спортсмена. Это ненормально для обычного человека. Для меня жить означало рано ложиться и рано вставать; не взирая ни на что, постоянно настраивать себя на тренировку и постоянно заботиться о прогрессе в тренировке и соревнованиях.

Круг моих друзей сузился. Чтобы добиваться успехов, спортивная цель должна быть поставлена выше всего другого, и я знал это. Если кто-нибудь приглашал меня в гости, я уже в половине десятого поглядывал на часы. Конечно, не все спортсмены так поступают, но ведь и не все добираются до вершины!

Я привык извиняться, что не могу сочетать учебу с бегом. Это не обязательно для всех спортсменов, но все же, наверное, справедливо для тех, кто работает и пытается сочетать учебу с бегом в свободные от службы часы. Чем-то приходится пренебрегать.

За все время моей беговой карьеры у меня был огромный запас движущих сил, и я их вкладывал в тренировку, чтобы добиться намеченной цели. Теперь я уже больше не выступаю, но у меня по-прежнему осталась потребность движения вперед. Теперь, сознавая ответственность семейного человека, я вкладываю свою энергию в работу и в мой дом.

Постоянная тренировка выработала во мне способность отгораживаться от людей, с которыми я не хочу говорить.

Я был настолько озабочен тем, чего я должен добиться в беге, что всегда чувствовал необходимость поддерживать определенный психический настрой, чтобы тренироваться каждый день. Если кто-либо начинал нарушать этот настрой, я закрывался для него. Эту бесценную способность я выработал в себе совершенно автоматически, возможно, ее правильно будет назвать «преданностью делу».

В некотором отношении я стал чрезмерно сосредоточенным и очень нетерпимым человеком. Но я всегда благожелательно относился к искателям автографов не из-за себялюбия, но, вероятно, из-за смеси своего терпения, уважения к публике и некоторой совестливости.

Многое в моем характере в корне изменилось, когда я прекратил бегать. Освободившись от необходимости думать только о беге, я обнаружил, что могу теперь бездельничать и размышлять о многих вещах, над которыми прежде не задумывался, потому что на это у меня ни когда не было времени. Я нахожу в этом удовольствие. Неожиданно передо мной развернулся широкий мир, и, возможно, как новичок, я радуюсь ему больше, чем средний человек двадцати шести лет.

Бег доставил мне много переживаний, которые никогда не были бы доступны, будь даже у меня деньги на зарубежные поездки. С другой стороны, бег сделал меня до некоторой степени циником, возможно, из-за того, что мне удалось заглянуть в человеческую душу. Я стал в высшей степени подозрителен к людям, которые, как я чувствовал, могли отвлечь меня от моих целей, намеренно или нечаянно. Это проявилось даже в моих ранних отношениях с Салли. Теперь я понимаю, как много она сделала, чтобы помочь мне, но из-за своей подозрительности и необходимости сохранить свой образ жизни неизменным, я вынуждал ее изменяться в гораздо большей степени, чем изменился сам; наверное, в большей степени, чем обычно человек меняется в браке.

Теперь я начинаю чрезвычайно ценить те обыкновенные стороны будничной жизни, которых раньше даже не замечал. Я уверен, сегодня встречи с людьми меня радуют гораздо больше. Моя работа связана с этим, и теперь я чувствую себя с людьми увереннее и свободнее.

До сего дня я не был заинтересован в том, чтобы обзаводиться друзьями, потому что если у вас есть друзья, вы должны уделять им время, приглашать к себе, интересоваться волнующими их проблемами. Мои собственные проблемы были столь огромны, что я не был готов разделить чужие. Теперь я вполне готов к этому. То, что волнует других, волнует сейчас и меня.

Я всегда, например, был готов сесть за стол и написать дружеское письмо мальчишке, который написал мне. Однако как только тот начинал настаивать на постоянной переписке, нашим письмам приходил конец.

Люди всегда удивляли меня. Те, кто не знал меня, часто, без всякого повода с моей стороны, могли сердечно меня приветствовать. Иные, которых я хотел узнать немного лучше, сторонились меня. Возможно, это моя вина, а может быть, это их вина, что они не могли беседовать со мной достаточно интеллигентным образом по единственному, как им казалось, волновавшему меня предмету.

Бег неожиданно для меня стал такой вещью, которую я вполне готов если не забыть, то сделать для себя второстепенной. Я показал ряд хороших результатов, добился многих успехов и получил неизмеримую пользу от того, что делал, от того, где бывал, и от того, с кем встречался. Теперь меня вполне устраивает другой образ жизни, в котором бегу уже нет места.

По той причине, что я расстался с бегом, я против новой моды сравнивать рекорды. Нет смысла спорить, так же я был велик, как Герберт Эллиот или кто-либо другой. И тем не менее есть множество людей, которые стараются найти соответствующее сравнение для меня или кого-то другого. Они пытаются решить, так ли хорош Боб Скотт как вратарь, как Дон Кларк, и так ли хорош Дон Кларк, как защитник Джордж Непиа. В их спорах никогда ничего не будет доказано. Задавать подобные вопросы, по моему мнению, просто нельзя.

Настолько же неуместно теперь говорить о том, мог ли я пробежать милю за 3.50,0. Я никогда не ставил перед собой цель пробежать милю за 3.50,0. Моя цель заключалась в том, чтобы быть лучшим в мире на моей дистанции. Как и Рону Кларку, мне повезло в том, что у меня были две дистанции для выбора, и я счастлив, что мне удалось быть лучшим на обеих. И когда я ушел из спорта, я чувствовал, что еще могу в своей лучшей форме пробежать где угодно и побить кого угодно.

Я высоко ценю подготовку, которую получил в юности в различных видах спорта, и равным образом знания, приобретенные мной в тренировке в одном виде. Я высоко ценю уверенность, которую приобрел, взойдя на вершину в спорте. Я понимаю теперь, что эту уверенность можно применить и в других областях жизни. Принципы, управляющие нашими делами в разных областях, в основном одинаковы. Теперь мне понятен человек, захотевший, скажем, стать большим художником. Я понимаю, что если у него есть необходимые для того, чтобы начать, данные, он может им стать. Как только вы уверовали в силу человеческого духа однажды, эта вера становится для вас источником новых дерзаний.

Сожалею ли я? Да, у меня возникали какие-то сожаления в начале моего пути, а в середине его я был полон сомнений. Почему я это делаю? Что я упущу в жизни? Что стоит того, чтобы им заниматься? Теперь у меня нет сожалений. Сделать столько подготовительной работы и остановиться, не попытавшись достигнуть ничего стоящего, было бы ужасной тратой времени, психической и физической энергии. Мои достижения оправдали затраченную работу. Даже последнее турне кое-чему меня научило. Несмотря на неважную форму, я чувствовал теплый прием всюду, где бы ни появлялся, даже когда меня принимали люди, говорящие на другом языке и живущие в странах с иным общественным строем.

И принимали меня не за то, что я победил сегодня, — очевидно, я не был таким бегуном во время последнего турне — за то, что мне удалось сделать вчера.