ПРИСТРАСТИЕ К РАБОТЕ

ПРИСТРАСТИЕ К РАБОТЕ

Слово — трудоголик известно каждому, но мне этот термин кажется не вполне точным. Он предполагает аналогию между пристрастиями к работе и алкоголю, однако это, несомненно, совершенно разные вещи.

Так, мы можем сказать о слишком много пьющем человеке, что он «себя не контролирует». Алкоголик не способен управлять своим поведением в отношении пития. По мере того как пристрастие к алкоголю прогрессирует, такая неспособность к самоконтролю начинает проявляться вполне зримо: дрожь в руках, нарушение координации движений, затрудненное засыпание или пробуждение, свидетельствующие, что физические, интеллектуальные и эмоциональные управляющие системы человека не работают должным образом. У некоторых алкоголиков неспособность к самоконтролю может даже представлять собой своего рода подсознательную цель или стратегию — так, в психоанализе алкоголизм рассматривается как попытка совладать с неудовлетворенными потребностями, уходящими своими корнями в раннее детство. Утрачивая контроль над собой, алкоголик возвращается в состояние, в котором о нем вынуждены заботиться другие люди. Они могут соглашаться либо не соглашаться это делать, но не контролирующий себя алкоголик просит их о помощи в решении элементарных жизненных задач, а то и настойчиво требует оказать ему помощь.

Трудоголик же ведет себя совершенно по-другому. В то время как алкоголизм часто представляет собой практически совершенно детский способ приблизиться к людям, непрерывная работа является способом отдаления от них. Это уход в ту область жизни, где от человека требуется самоконтроль и весьма почитается мастерство. В основе поведения алкоголика могут лежать детские фантазии, трудоголик же представляет себе себя абсолютно взрослым.

Основная фантазия, порождающая пристрастие к работе, практически всегда происходит из ощущения человеком, что все прочие сферы жизни лежат за пределами его влияния. Более конкретным примером здесь может послужить то, что трудоголик часто бывает не готов совладать с перипетиями семейных отношений: его «не трогай меня, я работаю» выглядит как вполне достойный и даже вызывающий восхищение способ ухода от них. Всякие там «подстриги лужайку», «оплати счета», «выкупай собаку» и «не забудь о нашей годовщине» вместе взятые меркнут перед «Я работаю! Это очень важно!».

Несколько лет назад у меня была пациентка — девочка, которой требовалось длительное лечение и несколько серьезных хирургических операций. В итоге все кончилось хорошо, но девочке каждый раз приходилось проводить по нескольку недель в больнице, где единственным развлечением были прогулки по коридору и посещение тамошней комнаты для игр. Несмотря на то что семья девочки жила в маленьком городке, расположенном не так уж близко от больницы, ее мать была с ней каждый день, а отец приезжал каждые выходные.

В соседней же палате лежала девочка, чей отец почти у нее не появлялся; по всей видимости, обязанность навещать больного ребенка целиком и полностью лежала в этой семье на матери. Это привлекло внимание всех в отделении, так как отец девочки был известным и влиятельным человеком в индустрии развлечений и его многомиллионные сделки были предметом пристального внимания прессы.

Посещая больницу, я чувствовал, как во мне день ото дня нарастает раздражение по поводу крупного дельца, не способного найти время повидаться с собственной дочерью. Его поведение казалось мне невероятным, и я нередко думал о том, что сказал бы ему при встрече. Разумеется, мы в конце концов встретились. Однажды он все-таки навестил ребенка, и мне случилось быть в это время в больнице. Вся накопившаяся у меня на этого человека злость вмиг улетучилась. Стоило мне только увидеть его воочию, как я понял, что он охвачен ужасом. Все символы его власти — одежда, мобильный телефон, дорогие наручные часы, прическа — ничего не значили в больничном окружении. Здесь ему пришлось расстаться с чувством собственной важности, и это неким коренным образом потрясло его. Он испарился. Он чувствовал себя человеком-невидимкой. Когда он уехал, всем как будто стало легче дышать, и я уверен, что его отъезд оказался в высшей степени благотворным и для девочки.

Я всегда чувствовал, что серьезность — это болезненное состояние сознания, а трудоголик глубоко заражен серьезностью: работа — это серьезно, он серьезно относится к работе, а значит, его следует воспринимать серьезно. Но в сущности, любая работа есть отход от обязанностей, которые, по большому счету, быть может, более серьезны, чем трудоголик соглашается это признать. Если вы посвящаете каждую минуту своего бодрствования работе, спросите себя: это действительно необходимость или же ваш выбор? Что бы от вас потребовалось, не будь ваша работа столь всепоглощающе важной? Как только вы перестанете испытывать неудобства в других сферах жизни, вам больше не понадобится убежище, предоставляемое вам работой.