КРИТЕРИИ ПРИСТРАСТИЯ ПО ДСР-IV

КРИТЕРИИ ПРИСТРАСТИЯ ПО ДСР-IV

Проявление повышенного интереса к препарату в промежутках между периодами потребления

Вне зависимости от того, идет ли речь о пристрастии к азартным играм, героину, рафинированному сахару или кокаину, такого рода опыт сродни катанию на американских горках — краткие периоды удовлетворенности погружены в более обширный контекст мучительного ожидания исполнения желания. Однако в случае, когда предмет пристрастия относится к числу запрещенных, ситуация оказывается более психологически сложной. Вовлеченность в противоправную деятельность неизбежно возводит между таким человеком и чуждыми этой деятельности людьми серьезную преграду. С точки зрения пристрастившегося к незаконному, все люди, с которыми он контактирует, подразделяются на своих и чужих — на тех, кто может помочь ему достать наркотик, и тех, кто может выдать его полиции. Каждый человек либо друг, либо враг — при этом большинство людей оказываются врагами, просто в силу противоправного характера деятельности пристрастившегося.

Пристрастие к противозаконному веществу становится определяющей частью жизни наркомана. Именно сквозь эту призму он рассматривает свое существование. Это не является ни биохимическим свойством пристрастия, ни особенностью вызвавших его веществ. В больницах нередки случаи привыкания пациентов к морфию или другим используемым в курсе лечения обезболивающим препаратам, однако эти люди не приходят к психологии «я против всего мира», свойственной нелегальным наркоманам, для которых антисоциальный и таинственный аспекты пристрастия являются фундаментальной составляющей этого опыта. Как пишет по этому поводу один исследователь, «Тем, кто никогда не испытывал пристрастия к [противозаконным] препаратам, трудно понять то значение, которое наркоманы придают своему излюбленному наркотику... Не так уж редко пристрастившиеся к кокаину признают, что, если им придется выбирать, они предпочтут кокаин друзьям, возлюбленным и даже своей семье».

Употребление большего количества препарата, чем ожидалось

«Я могу воздержаться, но не могу соблюдать умеренность», — заявил ученый XVIII века Сэмюэл Джонсон. Считая пьянство аморальным, он перенес свой выбор на чай — и ему случалось выпивать по шестьдесят чашек в день. Однако мало кто из «аддиктивных личностей» отличается джонсоновской проницательностью по части своей неспособности к самоконтролю. Никто не начинает употреблять наркотики с сознательным намерением превратиться в наркомана, а многие из «экспериментирующих» с запрещенными препаратами никогда и не приобретают зависимости. Но обычно пристрастившемуся свойственно переоценивать свои способности к самоконтролю и недооценивать силу возникшей у него привязанности. Пока факт пристрастия не станет неопровержимым, употребляющий наркотики человек чаще всего будет определять наркомана как «того, кто употребляет наркотики больше, чем я».

Снижение восприимчивости к препарату

Зависимость от некоторых наркотиков (таких, например, как крэк) и других веществ ограниченного доступа может возникать быстро и даже мгновенно. Столь же быстро у человека может снизиться восприимчивость к наркотическому воздействию. В прошлом веке в качестве болеутоляющего средства повсеместно использовалась настойка опиума, известная под названием лауданум. Обычная доза составляла растворенные в стакане воды двадцать капель, при норме употребления два или три раза в день. Английский поэт Сэмюэл Тэйлор Колридж, однако, выпивал, случалось, до двух полных кварт [3] лауданума в неделю, а Томас де Куинси, автор «Исповеди англичанина-опиомана», мог принять в день до восьми тысяч капель препарата. Такая доза быстро заставила бы неподготовленного человека переместиться в мир иной.

Феномен низкой восприимчивости наркомана к наркотикам и вытекающая из него потребность в больших дозах делают пристрастие все большей и большей частью его жизни. Вспомним, опять-таки, что поиск наркотиков нередко способствует изоляции наркомана от основной части общества. Заметим, что такая изоляция может быть важным глубинным стимулом его пристрастия.

Характерный синдром воздержания от приема препарата

Со всеми вызывающими привычку веществами, в том числе с кофеином, сахаром и шоколадом, связаны те или иные симптомы, возникающие в случае внезапного прекращения их приема. Порой это наносит жесточайший удар по всему организму. У запойного пьяницы, например, воздержание от алкоголя может вызвать конвульсии и даже смерть. В книгах и кинофильмах «завязывание» с героином часто изображается как нечто в высшей степени болезненное, и это нередко действительно так. Имеются, однако свидетельства, что на ощущения, которые сопутствуют воздержанию от героина, могут влиять и среда, в которой оно происходит, и ожидания наркомана. В обстановке таких лечебных сообществ, где внешнее проявление абстинентных мучений не поощряется, восстанавливающиеся наркоманы испытывают значительно меньший дискомфорт, чем в других заведениях подобного рода. Во многих случаях героиновый абстинентный синдром напоминает тяжелый случай респираторного гриппа.

Использование препарата с целью избежать абстинентного синдрома или контролировать его

Несмотря на имеющуюся возможность ослабить абстинентные симптомы с помощью внешних факторов, наркоман часто пользуется своим страхом перед мучениями для оправдания дальнейшего использования наркотиков. Когда удовольствие от зелья становится недостижимым, его употребление может длительное время стимулироваться страхом перед болезненным воздержанием.

Неоднократные попытки прекратить или сократить прием препарата

Несмотря на то что наркоманы, в особенности на начальных стадиях своего увлечения наркотиками, считают себя способными к самоконтролю, они нередко обнаруживают, что пристрастие засасывает их. При этом они тут же наталкиваются на правовое и моральное неодобрение со стороны общества. Подобная демонизация наркомана, разумеется, может быть болезненной, однако она способна также вызвать мощное чувство сопротивления. С другой стороны, наркоман обычно объединяется с себе подобными, которые поощряют его к сохранению своего пристрастия и чьей дружбы он лишится, если перестанет употреблять наркотики. В результате он в течение даже одного дня слышит множество увещеваний как за, так и против наркотиков. Поэтому неудивительно, что жизнь наркомана бывает полна неудавшихся попыток порвать со своим пристрастием.

Опьянение в неподходящее время (например, на работе). Воздержание мешает течению повседневной жизни

Стрессу непросто дать определение, но распознать его легко. Не будучи столь же конкретным чувством, как любовь или страх, он, однако, постоянно присутствует в нашей жизни и ощущается как физически, так и эмоционально. Мне представляется, что такая вездесущность стресса — отличительная черта именно современной жизни, и совсем недавно в масштабах человеческой истории ничего подобного не существовало. Разумеется, доисторический охотник, пытавшийся поразить своим копьем саблезубого тигра, испытывал острый прилив страха; разумеется, средневековый горожанин, которому грозила эпидемия чумы, испытывал ужас; разумеется, американские фермеры XIX века чувствовали себя беспомощными перед угрозой засухи. Но это, по крайней мере, были чувства, имевшие вполне определенную причину и предсказуемые последствия. Кроме того, та или иная разновидность религии всегда предоставляла объяснения происходящему, как и утешения, позволявшие со всем этим совладать.

Сегодня же страхов, несомненно, поубавилось, но жизнь стала куда более напряженной. Уровень фонового беспокойства уже нельзя назвать низким, а скорее умеренным. Наркотики становятся для наркомана химическим противоядием, позволяющим справиться с проблемой стресса, превращаются в альтернативную реальность, трудности и опасности которой могут оказаться предпочтительней требований повседневной жизни. Это не означает, что всякий потребитель кокаина или героина раз за разом удаляется на несколько дней в какой-нибудь притон в городских трущобах. Нет, он может всего только на несколько минут запирать двери своего офиса. Но когда человек полагается исключительно на такой способ снятия напряжения, ситуация может выйти из-под контроля: то, что начиналось как сознательное действие, направленное на успокоительное наслаждение, превращается в настоятельную потребность избежать мучительной ломки.

Ограничение отдыха, общественной и служебной деятельности в пользу потребления препарата

«Как хорошо, что вы даже не пробовали этого». Эти слова, часто цитируемые в книгах о злоупотреблении наркотиками, приписываются анонимному наркоману, пытающемуся описать свой первый опыт употребления героина. Его парадоксальное замечание прекрасно свидетельствует о способности некоторых веществ сперва прочно укорениться в сознании человека, а потом не оставить там места ни для чего другого. Платой за наркотический экстаз становится возрастающая апатия ко всему остальному. Это было продемонстрировано экспериментально на лабораторных крысах, приученных к кокаину. Ради получения наркотика животные игнорировали любые другие стимулы, в том числе пищу, воду и полового партнера. Такое сужение интересов — отличительное свойство наркотического пристрастия и один из его наиболее опасных аспектов.

Употребление препарата продолжается несмотря на связанные с ним социальные, эмоциональные и физические проблемы

Писатель Уильям Берроуз, которому сейчас уже за восемьдесят, употреблял героин всю свою взрослую жизнь. В своем романе «Наркоман» Берроуз пишет: «Героин — это не увлечение. Это образ жизни». Разумеется, как долголетие Берроуза, так и его способность к плодотворной творческой работе нехарактерны для привыкших к наркотикам людей. Однако он совершенно прав в том, что наркотики — это нечто большее, чем просто ощущение, порожденное цепочкой химических реакций в человеческом организме. Наркомания — это в полном смысле слова отношение к миру, при котором значение всего прочего по сравнению с наркотиком оказывается исчезающе малым. Быть может, в этом даже состоит скрытое намерение, присутствующее в сознании наркомана, для которого физическое «я» становится всем, что он знает, всем, что ему нужно знать, и всем, что он знать хочет. Психоаналитическая интерпретация пристрастия вскрывает источники наркомании в неудовлетворенных потребностях первых лет жизни; человек словно возвращается к уровню ребенка, сосущего грудь или бутылочку. Ничто другое не имеет значения, ничего больше вообще не существует, а перспектива лишиться питательного источника невыразимо кошмарна.