Глава девятая ГРУДЬ В КРИЗИСЕ

Глава девятая

ГРУДЬ В КРИЗИСЕ

Значения, которыми наделяли груди на протяжении всей истории человечества, редко выражали отношение к груди самих женщин. Лишь недавно начали раздаваться отчетливые голоса женщин, которые открыто заговорили о своей груди. Они рассказали о смущении и гордости девочки-подростка, об эротическом удовольствии взрослой женщины, о радости кормящей матери, о тревоге женщин с раком груди и решимости активисток движения за здоровье женщин, о модных бюстгальтерах от ведущих дизайнеров и разочаровании покупательниц, о женщинах с большой грудью, желающих ее уменьшить, и о женщинах с маленькой грудью, которые хотят ее увеличить. Теперь женщина рассматривает свою грудь как отличный индикатор своего самоуважения и как символ коллективного статуса женщин вообще.

Для того, кто смотрит на грудь со стороны, она представляет другую реальность, и для каждого лицезреющего ее эта реальность разная. Младенцы видят еду. Мужчины видят секс. Врачи видят болезнь. Бизнесмены видят значок доллара. Религиозные власти превращают груди в духовный символ, а политики адаптируют их к своим националистическим целям. Психоаналитики помещают их в центр подсознания, как будто грудь, это неменяющийся монолит. Многообразие значений предполагает привилегированное положение груди в человеческом воображении.

В любой отдельно взятый исторический момент одно из значений груди выходит на передний план и обычно преобладает в нашем восприятии. В конце Средних веков материнская грудь впервые стала широко распространенной эмблемой христианской духовной пищи. Двести лет спустя, в эпоху Возрождения, художники и поэты прикрыли религиозное значение груди сияющим покрывалом эротики. Европейские мыслители XVIII века превратили грудь в достояние общества. В конце XX века в Америке слово «грудь» обозначало откровенно сексуальный сценарий для мужчин и женщин, а также реальность рака груди для слишком большого числа женщин.

Точно так же, как значение груди со временем меняется, так меняется оно и в разных странах, приобретая национальную окраску. Культурная история груди определенно не одинакова в Англии и во Франции. Северная и Южная Европа унаследовали греко-римскую традицию, но можно сказать, что в Италии и Франции правила Афродита, а в Англии и Германии — Афина. Сравните Марианну с ее соблазнительными грудями и Британию в защитном нагруднике или Валькирию в тяжелых доспехах из северной мифологии. Хотя к национальным обобщениям следует подходить с осторожностью, все-таки можно сказать, что в католических средиземноморских странах исторически с большей терпимостью относились к общему любованию грудью, чем в протестантских странах Северной Европы и в Америке.

Не следует удивляться тому, что значение груди меняется в соответствии со временем и местом. Историки и антропологи доказали фундаментальную относительность культурных ценностей, касающихся всех аспектов человеческого существования, в том числе и человеческого тела. Но до начала XXI века разница между различным отношением мужчин и женщин к груди была не столь очевидна. Нам так мало известно о том, что на самом деле думали женщины в прошлые века, а их мысли о собственном теле от нас совершенно скрыты! То, что дошло до нас в литературе, искусстве и большей части общественных документов, обычно отражает мужскую точку зрения. Действительно ли женщины воспринимали свои груди как символ физической и духовной пищи? Принимали ли они тот факт, что их груди принадлежат ртам младенцев и рукам мужчин? Где во всем этом сама женщина? Что она думала и чувствовала?

В наши дни трагическая реальность рака груди позволяет женщинам полностью почувствовать себя хозяйками своей груди. Они понимают, преодолевая шок от болезни, угрожающей жизни, что груди действительно принадлежат им. Даже мужья и любовники, члены семьи и друзья иногда бросают их, как только болезнь коснется груди. Многие друзья и родственники просто не способны дать утешение, когда женщина в нем отчаянно нуждается.

И все-таки, парадоксальным образом, рак груди становится источником вдохновения! Борьба против страшной болезни научила нас, что ее можно победить, что она не всегда приводит к смерти, что хорошая медицинская помощь и группы поддержки могут изменить жизнь пациенток. Женщины объединились с другими женщинами, мужчинами и даже детьми, чтобы создать условия, в которых больные раком груди будут чувствовать себя менее одинокими. Марш семи тысяч человек для сбора средств в пользу больных раком груди; выставка изображений груди со снимками женщин после мастэктомии; сочувственные стихотворения и романы о больных раком груди, написанные не только мужчинами, но и женщинами… Все это знаки того, что американское общество меняется, что оно учится обнимать женщин с раком груди по-новому — сочувственно.

То значение, которое мы придаем груди, всегда связано с общественными ценностями и культурными нормами. Лишь немногие женщины и мужчины не поддаются влиянию средств массовой информации, для которых стандарт — обязательно большие, упругие и устремленные вперед груди. Эти выдающиеся полусферы на мальчишеских телах становятся недостижимым идеалом почти для всех женщин. Сталкиваясь с такими изображениями, многие женщины решаются на операции по увеличению груди или становятся жертвами булимии, анорексии и других форм ненависти к себе. Национальные опросы, социальные научные исследования и телевизионные ток-шоу документально подтверждают тот факт, что большинство американских женщин недовольны своим телом. Другие женщины сопротивляются, отказываясь принимать видение груди, навязанное индустрией рекламы. Они пытаются отобрать дарованное им Богом тело у средств массовой информации и общества, для которого важнее всего коммерческая выгода, чтобы вдохнуть в него духовность, центром которой является женщина. Многочисленные активистки, женщины-врачи, медсестры, актрисы и писательницы сознательно пошли на то, чтобы «освободить» грудь по женскому сценарию.

Мы живем в исторический момент, когда грудь появилась вновь, обретя новую силу. «Сиськи возвращаются», — заявляет пышногрудая дама из высшего общества своему изумленному мужу, спускаясь по лестнице в платье с большим декольте («Ньюйоркер», 19 декабря 1994 года). В наши дни глубокое декольте демонстрируют все, не только кинозвезды и законодательницы мод, но и обычные женщины любого возраста. По всем показателям акции груди на подъеме.

Никто не может сказать наверняка, почему грудь снова, в который уже раз, привлекла всеобщее внимание. В моем понимании этот феномен определяют вечные и временные факторы. Пока грудь может кормить ребенка, она сохранит как для женщин, так и для мужчин глубокие ассоциации с самым ранним этапом жизни. Грудь — это навеки потерянный рай для нас, скитающихся в мире взрослых обязанностей и различных форм отчуждения, характерных для постиндустриального общества. Чем более пугающим становится окружающий мир с алчными чиновниками и бесконечными инновациями, тем сильнее ностальгия по тесным семейным связям. Грудь, которую мы узнали в младенчестве и которая всегда остается с нами, потому что мы видим других младенцев у груди, всегда будет с нами.

Мы призываем ее на помощь, когда нам надо противостоять всему, что нам угрожает. Это своеобразный амулет, способный вернуть нам комфорт и безопасность, которыми пользуется младенец у груди матери. Но в подобном возвращении нам отказано. Лишь во время занятий любовью мы иногда обретаем чувство единения с телом другого человека. Но грудям как извечному символу секса, жизни и пищи, теперь приходится «сражаться» с ее же противоположным значением — с грудью как источником болезни и смерти. В этой связи ее никак нельзя назвать успокаивающим символом, особенно для женщин. Мы дошли до того, что боимся своих грудей, рассматриваем их как потенциального врага и боремся со смертоносными генами, которые могут в них быть. Для многих современных людей рак груди — это катализатор, который изменил наше восприятие груди, потому что мы рассматриваем ее, в первую очередь и чаще всего, как медицинскую проблему. Все чаще медицинское значение груди угрожает стереть ее эротическое и материнское значения.

Возможно, возвращение подчеркнутой груди в моду и в средства массовой информации — это своего рода отрицание тех страхов, которые нам внушает будущее груди. В конце концов, ведь никому не известно, почему случаев рака груди становится все больше. Кажется, что это связано с отравляющими веществами в окружающей среде и последствиями техногенного воздействия. Верните грудь такой, какой она когда-то была, до разгула рака груди, до того, как мир сошел с ума!

Грудь была и останется маркером социальных ценностей. За прошедшие века она рядилась в различные одежды с религиозным, эротическим, домашним, политическим, психологическим и коммерческим оттенком. Сегодня она отражает медицинский и мировой кризис. Мы волнуемся о нашей груди точно так же, как мы волнуемся о будущем нашего мира. Какой будет грудь для младенцев и женщин в будущем? Столкнутся ли женщины с еще более высоким ростом числа случаев рака груди? Уже сейчас мы, выжившие, радуемся тому, что не стали той одной погибшей из каждых девяти женщин. А если мы умираем, сохранив обе груди, то это почти благословение.

Или нам удастся обуздать рак груди и с помощью медицинских средств сократить количество смертей среди тех, кого поразила эта болезнь? Если так, то это будет победой не только для женщин, но и для всех нас, для жизни вообще перед лицом того, что грозит нас уничтожить. Лозунг «Спасти грудь» должен стать всемирным.

Возможно, спасенная грудь уже не будет такой, как у наших предшественниц, потому что женщины скажут свое слово по поводу ее значения и использования. Мы добились того, что можем ходить топлес или без бюстгальтера, влиять на продолжение исследований рака груди, обрели право кормить грудью в общественных местах и противопоставлять гламурным картинкам в средствах массовой информации более реалистичные изображения. Поэтому мы должны искать новые пути для придания законной силы нашим грудям. В печали и в радости, в болезни и в здравии, большие или маленькие — груди обвенчаны с нашими телами и, при наилучшем стечении обстоятельств, могут подарить нам и удовольствие, и власть.

99. Рейд С. Ялом. Ключ к груди. 1996.