ТАЙНА СМОРОДИНОВСКОГО ДОМА

ТАЙНА СМОРОДИНОВСКОГО ДОМА

Приведенный ниже рассказ был опубликован в одном из номеров журнала "Ребус" за 1917 год. Вот его текст.

"В полицейском архиве города Вологды имелось дело I о странных явлениях в слободе Фрязиной. В 1820-х годах здесь на пустыре построил дом купец Смородинов, не посмотрев на то, что, по слухам, на этом месте в лунные ночи мерещился неизвестный, бродивший средь вереска и развалин, слышались стоны. Разобрав старое строение, Смородинов обнаружил подвал с человеческими костями на цепи. Но не придал этому значения и велел перенести их в ближнюю реку и спустить в воду. Все происходило ночью, отверстие подземелья заложили и начали постройку.

Таким образом, через несколько лет дом был выстроен и заселен. Смородинов изредка отлучался из него по торговым делам и как-то раз, приехав из города, поинтересовался, не ждет ли его один неизвестный. Ему ответили, что нет. Смородинов оповестил о встрече с ним в городе и обещании неизвестного господина навестить его. Домочадцы восприняли весть как вполне обычную. Купец подождал гостя до вечера и, когда смеркалось, пошел почивать.

Как он после сам рассказывал, около полуночи ему послышались внизу шаги. Все ближе и ближе. Словно приближался кто-то, хорошо знакомый с расположением комнат. Смородинов посмотрел на открывающиеся двери и в полумраке свечи различил перед собою незнакомого господина, встретившегося ему в городе: в кафтане, высокой шапке, глаза из-под косматых бровей смотрят пристально и сурово. Поднял сухую руку, что-то бормоча, погрозил Смородинову и исчез, точно растаял.

Придя в себя, купец поднял домашних, надеясь что-нибудь узнать, но никто ничего не видел, и Смородинов счел пережитое им за кошмар. Жене, однако, не сказал всей правды и только пожаловался на нервное расстройство.

Минуло какое-то время. Смородинов, как и другие из его сословия, увлекался конными бегами. Особенную радость доставил ему купленный в тот год один орловский рысак, на котором он стал выезжать.

В одно из воскресений возвращался он санным путем домой. Дорога проходила берегом реки, но в одном месте круто загибала и подходила к крутому обрыву, огражденному тумбами. Место было опасное, и Смородинов всегда приказывал кучеру сдерживать здесь горячую лошадь. Но на этот раз, едва они приготовились сбавить скорость, как точно из-под земли перед ними появился незнакомец в том самом кафтане и высокой шапке; поднял обе руки, загораживая дорогу, и громко гикнул. Вожжи выпали из рук Смородинова, рысак шарахнулся в сторону кручи, и тут же конь и сани с ездоками полетели вниз. Мягкий снег несколько облегчил их падение, но сани, разбитые вдребезги, с порванной сбруей и обезумевшей лошадью найдены были на другой день за 10 верст от Фрязиной. Купец, поднятый прохожими в беспамятстве, все твердил о ком-то, а очнувшись, спросил, все ли благополучно дома.

Когда в постели жена и домочадцы успокоили его, Смородинов объявил, что они немедленно собираются и всем семейством! переезжают к тестю. На уговоры, к чему такая спешка без оснований, он нервно отвечал: "Боюсь, боюсь, как бы он ночью не пришел опять…" "О чем ты, Николай Петрович? – шепотом допытывалась жена. – Кто он?"

Смородинов понял, что таиться больше нельзя, и подробно рассказал все происшедшее, упомянув о костях, опущенных в реку. Жена заметила, что он придает этому значение вследствие расстроенного воображения. Несчастный случай мог произойти с ним и вне связи с суеверием. Впрочем, ради успокоения больного она не стала его отговаривать, и они поспешили переехать, говоря другим, что дом надо ремонтировать, полы сели и обои нуждаются в замене.

Тем временем часть прислуги осталась во флигеле, и в последующую ночь сторож церкви Андрея Первозванного, отбивая часы, услышал оттуда раздирающие душу крики и вопли, а затем увидел бегущих служащих купца. Приютив их в сторожке, он узнал: едва, потушив свет, они легли, как в полумраке увидели перед собою высокого неизвестного, который стал их сбрасывать на пол, и они ничего не могли поделать, такой он внушал ужас.

Дали знать полиции, оцепили флигель и дом, оповестили Смородинова. По словам очевидцев, он тотчас же описал им обеспокоившего их пришельца. Обыскали помещение, но ничего не нашли. Только на сеновале обнаружили парализованную от испытанного ею страха стряпуху, которая открыла другим тайну Смородиновского дома. Захаживающий к ней на кухню каменщик говорил, как в подвале нашли кости и ночью утопили их в реке неотмоленными.

Власти притянули к ответу Смородинова и всю артель строителей. Дело было направлено к архиерею на заключение с запросом. Тотчас жена купца консистория наложила епитимью за кощунство над останками неизвестного. И на этом власти успокоились, хотя таинственность осталась невыясненной и на дом легла дурная слава: ни покупать его, ни жить в нем никто не отваживался.

В ту пору из столицы приехал ссыльный доктор Яблоков. Намереваясь прижиться на окраине, он осмотрел Смородинекий особняк и объявил, что не прочь в нем поселиться, тем более что собирался жениться и завести хозяйство. Смородинов не скрыл, почему сам не живет в доме, хотя доктор и слышать не хотел ни о чем подобном, называя его страхи суеверием, массовым психозом.

В результате через пару месяцев, прямо из-под венца, доктор Яблоков с молодой женой вошли в купленный ими дом. С окрестными людьми они уже успели перезнакомиться, и приглашенных на свадебный пир было предостаточно.

Несколько снижала веселье гостей лишь репутация дома, но на это старались не обращать внимания. Молодая пугливо озиралась по сторонам, муж успокаивал ее и шутил, пока в буфете не раздался странный грохот посуды. Все бросились туда и обомлели, обнаружив на полу скатерти и разбитые бутылки, посуду и закуски. "Это не иначе, как опять он!" – раздались голоса среди присутствующих. Доктор, сконфуженный, просил не беспокоиться и только поспешил во флигель, чтобы послать кучера за новыми покупками, как вышедшая оттуда прислуга доложила, что и во флигеле неспокойно: бросаются неизвестно кем мебель, веники и другое. Доктор Яблоков в досаде открыл помещение, но едва переступил порог, как в него полетели находящиеся там предметы.

Собрались люди, взяли фонари, поскольку начало темнеть, обыскали каждый угол, вплоть до подполья, но не обнаружили никого. Когда же компания в количестве шести мужчин опять вознамерилась вернуться в дом, вокруг поднялся такой грохот, что все опрометью бросились в сени, а оттуда вслед им летели поленья, ведра, и некоторых больно ушибло. Фонари к тому же не зажигались, в паника среди гостей воцарилась самая настоящая.

Вторично дом Смородинова опустел, теперь уже надолго. Хозяин пожертвовал его церкви на помин души неизвестных людей, погребенных без отпевания. Церковный причт освятил помещение, объявил об этом и решил сдать дом в аренду. Как раз на постой требовалось место солдатскому гарнизону. Но недели через две после его занятия служивыми повторились те же "беспокойные" явления, так что и солдаты потребовали перевода их в другое место. Просьба была уважена.

После этого флигель и все постройки сломали, место с подземельем засыпали землей, распахали и заняли под огороды.

Ныне таинственное место лежит где-то в середине Фрязино, и застроено ли оно – неизвестно".

Предлагаемый рассказ – одна из версий истории о первых встречах со знаменитой Коричневой леди. Она приводится по тексту книги Роберта Дель Оуэна "Спорная область между двумя мирами" (СПб., 1891). Оуэн в свою очередь ссылается на рассказ Флоренс Мэрриат, записанный ею со слов очевидца, своего отца, писателя Фредерика Мэрриата, и напечатанный в американском журнале "Харперс уикли" в номере от 24 декабря 1870 года. Оуэн делает такое замечание: "Я излагаю некоторые его части в сжатом виде, а главные факты передаю собственными словами автора". И еще одно существенное добавление: он приводит весьма важное уточнение Флоренс Мэрриат: "Сохраняя в изложении все подробности событий, я тщательно маскирую имена лиц и названия мест, чтобы своей неосторожностью в этом отношении не оскорбить скромность еще живых людей ". В современных же версиях этой истории даются подлинные имена участников и название места событий, о которых дальше пойдет речь. Это – Рейнхем-холл, монументальный и величественный дом в Норфолке, Великобритания. Тогда Рейнхем-холлом владело семейство Таушендов. Время действия – вторая половина 30-х годов прошлого века. Вот этот поразительный рассказ.

"В одном из северных графств Англии стоит загородный дом – Бернгам-грин, доставшийся современным его обитателям, сэру Гарри и леди Бэлл, по наследству. У дома этого есть свой дух, но владельцы, "как это бывает почти всегда с развитыми людьми, только смеялись над такого рода слухами". Они окружили себя всевозможной роскошью и не хотели ничего знать про легенду.

Знакомые на радушные приглашения хозяев стекались массами в Бернгам-грин; все находили и местность очаровательной, и хозяев прекрасными людьми. Но спустя некоторое время гости уже извинялись, как-то уклончиво, в необходимости сократить свое посещение и робко отклоняли все дальнейшие приглашения хозяев. Оказывалось, что они знали уже о местном духе; некоторые утверждали, что видели его, а остальные ни за что не соглашались оставаться в беспокойном доме.

Сэр Гарри и леди Бэлл были крайне раздосадованы и делали все, что могли, чтобы искоренить суеверный слух. Они расследовали историю призрака, слывшего под именем "хозяйки Бернтам-грина", и открыли, что это был, по народному преданию, дух одной женщины из числа их предков, жившей во времена Елизаветы, которая подозревалась в отравлении своего мужа. Ее портрет висел в одной из спальных комнат, оставшихся без употребления.

Леди Бэлл распорядилась подновить эту комнату и убрать как можно веселее. Портрет "хозяйки" был тоже вычищен и вставлен в новую раму. Напрасно! Никто не соглашался ночевать в комнате. Слуги отказывались от места, стоило только лишь заикнуться им о духе, а гости после второй или третьей ночи непременно просили отвести им другую комнату вместо этой. Гость за гостем обращались в бегство, чтобы уже не приезжать сюда более.

В этом затруднении сэр Гарри обратился за советом к капитану Мэрриату, своему старинному приятелю. Капитан, безусловно не веря слуху, вызвался сам погостить в беспокойной комнате. И предложение его было принято с радостью.

С парою пистолетов под подушкой он провел там несколько ночей совершенно спокойно и уже подумывал о возвращении домой. Но ему не удалось так легко отделаться.

По прошествии недели, раз вечером, когда капитан Мэрриат собирался уже лечь спать, к нему постучался в дверь Лассэль, один из гостей, и пригласил пройти к себе в комнату, чтобы осмотреть нового образца охотничье ружье, о достоинствах которого они только что разговаривали в курительном зале. Капитан, уже снявший с себя сюртук и жилет, забрав пистолеты ("На случай встречи с духом", – заметил он шутя), перешел по коридору в комнату Лассэля и, поболтав с ним несколько минут о качествах нового ружья, направился обратно. Лассэль пошел с ним вместе. "Только чтобы защитить вас от духа", – сказал он со смехом, продолжая шутку капитана.

Коридор был длинный и темный, так как огни с полночи уже гасились, но, вступая в него, они заметили в отдалении тусклый свет, который, видимо, приближался с противоположного конца, и свет этот держала в руках женская фигура. Дети нескольких семей помещались в комнатах над коридором – в верхнем этаже, и Лассэль подал мысль, что это, должно быть, какая-нибудь из дам идет в детскую навестить детей. Капитан, вспомнив, что он только в брюках и рубашке, нашел неловким показаться даме в таком костюме, и увлек своего спутника в сторону". Но конец мы передадим собственными словами Флоренс Мэрриат:

"Комнаты распложены были по коридору одна против другой в сообщались с ними двойными дверями. Отворяя первую дверь, вы попадали как бы в маленькую переднюю и находили там вторую дверь, вводящую уже в саму спальню. Многие, входя в свою комнату, затворяли за собою только эту вторую дверь, оставляя первую непритворенной. Лассэль и мой отец сунулись в одну из таких каморок и получили таким образом возможность укрыться, засев за полуотворенной дверью.

Там, в потемках, они прикорнули оба, и я уверена, потешались внутренне над странным положением, в котором вдруг очутились. Их удерживало от громкого смеха разве только опасение выдать себя в своем незаконном убежище и испугать, с одной стороны, обитателя спальни, перед которой они поместились, а с другой – даму, приближавшуюся к месту их засады.

Приближалась она очень медленно, или так, по крайней мере казалось им. Но сквозь щелку в дверях они могли наблюдать за светом ее ночника. Мой отец упорно заглядывал в эту щелку и вдруг полусдавленным шепотом воскликнул: "Лассэль! Ради Бога! Это она!.."

Он изучил очень внимательно портрет предполагаемого привидения, он отлично знал все подробности ее одежды и наружности и уже не мог сомневаться ни в красном атласном саке, ни в белых корсаже и юбке, ни в высоких бриджах, ни в уложенных подушкой волосах этой фигуры, которая к ним теперь подходила.

– Великолепная гримировка! – заметил отец шепотом. – Но кто бы под нею ни скрывался, я покажу ему, что таким штуками меня не проведешь!

Лассэль, однако, не отозвался ни словом. Был ли это подлог или нет, – его во всяком случае не увлекал соблазн лицезреть "хозяйку дома".

А она все подвигалась, медленно и с достоинством, не глядя ни в ту, ни в другую сторону, между тем как отец мой взвел курок пистолета и уже готов был к свиданию. Отец полагал, что она пройдет дальше, мимо их пристанища, и намерен был следовать за нею и вызвать на разговор, но в этот момент тусклый луч света, поравнявшись с дверью, вдруг остановился.

Лассэль дрожал. Он был далеко не трус, но нервозен. Даже мой отец, со своими железными нервами, притих невольно.

Еще мгновение, и лампа двинулась опять, и все идет ближе, ближе… И из-за притворенной двери, точно и в самом деле надо ей было видеть, кто там сидит, взглянули на них пытливо и вопросительно бледное лицо и недобрые глаза "хозяйки Бернгам-грина".

В то же мгновение отец мой распахнул дверь и предстал перед нею. Она стояла в коридоре совершенно такой же, какой была изображена на портрете в своей спальне, но с улыбкою злорадного торжества на лице. И раздраженный этим выражением ее лица, едва ли сознавая, что делает, отец мой поднял пистолет и выстрелил в фигуру чуть ли не в упор. Пуля пробила дверь комнаты, противоположной той, у которой они стояли, а "хозяйка дома", с тою же самою улыбкою на лице, направилась к стене и скрылась завей.

Естественно, тут уже нечего было разъяснять. Был налицо только факт появления и исчезновения человеческой фигуры. И если духи не могут являться, то что же такое был тот образ, который видели оба эти господина и в который даже выстрелил один из них?.."

Так завершает пересказ той давней истории престарелый и мудрый социалист-психоисследователь Роберт Дель Оуэн.