Мораль веселья
Мораль веселья
Случайному наблюдателю может показаться, что Америка — страна удовольствия. Люди там, кажется, изо всех сил стремятся наслаждаться жизнью. Они тратят большую часть свободного времени и денег в погоне за удовольствием. Реклама, в свою очередь, отражает и эксплуатирует подобную одержимость. Почти любой продукт или услуга продаются с обещанием превратить рутину повседневной жизни в веселье. Приобрели новое моющее средство — теперь вам весело мыть посуду, новые консервы помогут легко, безо всякого труда приготовить обед, а новая машина обязательно превратит в сплошное веселье езду по нашим перегруженным дорогам. Если вам по какой-то причине все же не удалось получить обещанное от всех этих продуктов удовольствие, то на каждом шагу реклама убеждает вас сняться с места и отправиться в то или иное чудесное место, где каждый может вволю повеселиться.
Само собой, напрашивается вопрос: на самом ли деле американцы так искренне наслаждаются жизнью? Большинство серьезных исследователей убеждены, что нет. По их мнению, одержимость весельем выдает отсутствие удовольствия[4]. Норман М. Лобсенс опубликовал в 1960 году результаты исследования, посвященного стремлению американцев к развлечениям, подзаголовком «Хоть кто-нибудь счастлив?» Не найдя счастливых, Лобсенс в заключительной главе размышляет над тем, способен ли человек добиться счастья. Что же ему удалось обнаружить в своем исследовании? Что «под маской веселья скрывается растущая неспособность получения истинного удовольствия»[5]. Лобсенс раскрыл новую мораль веселья, существующую в Америке, которую описал следующим образом: «В наши дни важно веселиться или выглядеть так, будто вам весело, или думать, что вам весело, или хотя бы притворяться веселым… Не веселящийся человек подозрителен»[6].
Такого человека считают отступником от этого нового морального кодекса. Если его попытки присоединиться к компании весельчаков заканчиваются неудачно, ему можно просто посочувствовать: «Бедный Джо!» Но если он находит такую деятельность неинтересной и бессмысленной, лучше ему тогда извиниться и подобру-поздорову поскорее покинуть группу. Он не осмелится раскрыть царящий здесь самообман, а его присутствие в трезвом и критическом настроении может произвести именно такой эффект. Он понимает, что не имеет права разрушать иллюзии и портить игры, разыгрываемые людьми друг с другом ради веселья. Став частью группы, добровольно или вынужденно, человек не может критиковать ее ценности.
Мораль веселья — не что иное, как попытка воссоздать через притворство удовольствия детства. Большинство детских игр, особенно те, которые подражают деятельности взрослых, содержат явную или подразумеваемую установку: «Давай притворимся». Притворимся, что пирожки из грязи настоящие или что Джонни «по правде» доктор. Такое притворство необходимо, поскольку оно позволяет ребенку безраздельно отдавать себя игре. Если к детской игре присоединяется взрослый, он должен принять выдуманные ситуации за реальные, в противном случае он окажется здесь посторонним. Не притворяясь, дети не смогли бы всецело и самозабвенно отдаваться игре, а без этого не было бы удовольствия.
Взрослый, который притворяется, что получает удовольствие, ставит этот процесс с ног на голову. Он занимается такими серьезными делами, как выпивка или секс, с установкой, что он делает это ради забавы. Он пытается превратить такие серьезные виды активности, как зарабатывание денег и содержание семьи в развлечение. Не удивительно, что такой подход заканчивается неудачей. Во-первых, эти виды деятельности сопряжены с серьезной ответственностью, а во-вторых, отсутствует самоотдача, столь характерная для детской игры. Мораль веселья, кажется, придумана именно для того, чтобы не допускать подобной самоотдачи. Если цель деятельности — веселье, то незачем посвящать ей себя целиком.
Одна из главных идей этой книги заключается в том, что полная самоотдача в любой деятельности является основным условием получения удовольствия. Частичная вовлеченность ведет к отделению от деятельности и возникновению напряжения. Дети обладают способностью полностью отдаваться своей игровой активности. Когда ребенок говорит, что игра была веселой, то это вовсе не означает, что ему было смешно. Он имеет в виду, что благодаря выдуманной ситуации он участвовал всем своим сердцем в игровой активности, из которой извлек море удовольствия через самовыражение.
Всем известно, что в игре дети проявляют творческий импульс, свойственный человеческой личности. Часто в этой деятельности задействована большая доля воображения. Легкость, с которой ребенок может притвориться или выдумать, указывает на богатство его внутреннего мира, являющегося для него неисчерпаемым источником эмоций и переживаний. Благодаря относительной свободе от обязанностей и давлений, воображение преобразует окружающий ребенка мир в сказку, давая неограниченные возможности для творческого самовыражения и получения удовольствия.
Творчество взрослых берет начало в том же источнике и имеет те же самые мотивы, что и творческая игра детей. Оно происходит из стремления к удовольствию и потребности самовыражения. Оно отмечено таким же серьезным отношением, которое характеризует детскую игру. И подобно детской игре, оно продуцирует удовольствие. В творческом процессе есть даже элемент веселья, ибо любое творчество начинается с фантазии — оно требует временно отказаться от всего, что известно о внешней реальности, позволяя возникнуть чему-то новому, неожиданному, В этом отношении любой творческий индивид подобен ребенку.
Взрослые не только могут притворяться и фантазировать как дети, но и делают это, хотя и с меньшей легкостью. Их воображение способно преобразить внешний вид вещей в целях игры или работы. К примеру, женщина в своем воображении полностью изменяет вид комнаты и находит немало удовольствия в применении своего творческого таланта. Она также может охарактеризовать этот процесс как приятный или забавный. Разумеется, когда дело касается реальных изменений, элемент развлекательности снижается по мере возрастания серьезности последствий. Как правило это касается работы, и тем не менее работа тоже может доставлять удовольствие. Если и игра, и работа включают творческое воображение и являются приятным опытом, разница между ними заключается в значимости последствий. Взрослым может быть весело, если их деятельность не связана с серьезными последствиями и осуществляется с установкой «давай притворимся». Так, клоун становится смешным, когда притворяется, что он серьезен. Если бы он был серьезен на самом деле, это было бы не смешно. Весь юмор основан на возможности отстраниться от внешней реальности и дать свободу игре воображения.
Весело тогда, когда отстранение от реальности является сознательным актом воображения и доставляет удовольствие. Если пропадает удовольствие, с ним исчезает и веселье, это вам скажет любой ребенок. В любом притворстве дети не теряют контакта со своими чувствами и сознают свое тело. Эта внутренняя реальность никогда не исчезает: если ребенок проголодался, поранился или по какой-то другой причине потерял вдруг удовольствие, игра для него закончена. Он не занимается самообманом. Внутренняя реальность не может остаться без внимания играющего ребенка, его воображение преобразует лишь внешнюю видимость вещей.
Отрицание внутренней реальности является формой психического заболевания. Способность отличать воображение от иллюзии, творческую фантазию от самообмана зависит от способности человека сохранять верность своей внутренней реальности, знать, кто он такой и что он чувствует. Тот же самый критерий отделяет веселье как удовольствие от так называемого веселья как средства избегания жизни.
В своем воображении я могу представить себя великим ученым, отважным исследователем или талантливым художником. Но я исхожу из того, что у меня нет иллюзий относительно этих мысленных образов. Мысли могут блуждать в любом направлении, но ноги всегда должны твердо стоять на земле. Только при уверенности в своей идентичности и укорененности в реальности своего тела человек может испытывать удовольствие от притворства. Без адекватного ощущения собственного Я полет фантазии становится параноидальным бредом, и здесь уже не до веселья.
Одна из причин недостатка удовольствия в нашей жизни состоит в том, что мы пытаемся превратить в развлечение серьезные дела, и в то же время с полной серьезностью относимся к занятиям, которые должны быть источником веселья. Игры с мячом или карточные игры — это такие виды активности, которые обычно не вызывают серьезных последствий, ими надо заниматься ради отдыха и развлечения, но люди воспринимают их так серьезно, будто жизнь или смерть зависят от их исхода. Дело не в том, что взрослые играют серьезно, ибо детям также свойственна серьезность в игре, а в том, что значимость результата омрачает все удовольствие. (Сколько удовольствия теряет игрок в гольф из-за разочарования по поводу ненабранных очков!) С другой стороны такими занятиями, которые действительно чреваты серьезными последствиями, например, секс, употребление наркотиков или быстрая езда на автомобиле, часто занимаются для «кайфа».
Современная одержимость весельем является реакцией на мрачные условия жизни. Это объясняет, почему Нью-Йорк, по праву претендующий на звание самого зловещего города, позиционирует себя как «город веселья». Поиск веселья предпринимается для того, чтобы попытаться избежать проблем, конфликтов и чувств, которые кажутся нам непереносимыми и подавляющими. Именно поэтому у взрослых веселье ассоциируется с алкоголем. Многие находят веселье в том, чтобы одурманить себя или напиться, бежать с помощью наркотиков от гнетущего чувства пустоты и скуки. О человеке, находящимся под воздействием ЛСД, говорят, что он «отправился в путешествие», что подчеркивает тесную связь с идеей бегства. Наркоман изменяет свою внутреннюю реальность, в то время как внешняя ситуация остается прежней. Ребенок, как мы уже знаем, преобразует свой образ внешнего мира, сохраняя реальность внутренних переживаний.
Концепция веселья как бегства имеет связь с идеей эскапады[7]. Эскапада представляет собой отвержение социальной реальности, реальности собственности другого человека, его чувств, даже жизни. Разгульная пьяная вечеринка, езда в угнанной машине, вандализм — все это попадает в категорию эскапад, создающих у их участников иллюзию веселья. Такие поступки зачастую ведут к самым печальным результатам, вряд ли способным доставить удовольствие. Молодые люди часто пускаются в эскапады, чтобы выразить свое недовольство реальностью, которая сдерживает их воображение и ограничивает возможности получения удовольствие. Если эскапады, свойственные подростковому возрасту, безобидны, то есть не представляют опасности и не носят деструктивный характер, то они становятся своего рода переходом, мостом между детством и зрелостью. Если это не так, эскапада теряет свой невинный характер и становится отчаянным шагом, предпринимаемым ради бегства от реальности.
Предаваясь погоне за весельем, взрослые теряют свою способность испытывать удовольствие. Удовольствие требует серьезного отношения к жизни, ориентации на свое существование и преданности работе. Эскапада же, несмотря на все видимое веселье, неизбежно заканчивается болью, как это бывает при любых попытках бегства от жизни.
Шандор Радо заметил, что «удовольствие — это узел, который связывает». Для меня это означает, что удовольствие привязывает нас к нашим телам, к реальности, к нашим друзьям и к работе. При наличии удовольствия в повседневной жизни у человека не возникает желание бегства.
Мораль веселья явилась заменой пуританской морали, влиявшей на поведение многих американцев на протяжении нескольких веков. Пуританство было строгим, не одобрявшим фривольности мировоззрением. Например, запрещались карточные игры и танцы. Стиль одежды и манеры ухаживаний отличались педантичностью. Пуританин посвящал себя служению Господу, что на практике означало усердно трудиться в поле и дома[8]. И хотя растить детей было сравнительно легко, с урожаями это было сделать сложнее. Первым колонистам и их потомкам приходилось несладко. Борьба за выживание отнимала все силы, оставляя мало времени для веселья или игр. И все же не стоит думать, что пуританский образ жизни был лишен удовольствия. Их удовольствия были просты, они находили их в размеренной, спокойной жизни, в ее гармонии с окружающим миром. Тихое очарование деревни Новой Англии, не утерянное и по сей день, служит хорошим тому свидетельством.
Разрушение этой морали происходило под влиянием различных факторов. Эмигранты из восточной Европы и стран Средиземноморья принесли с собой невиданное ранее многообразие красок и цвета, манер и обычаев, стилей и вкусов. Результатом промышленного роста стало изобилие, постепенно расширявшее взгляды пуритан. А наука и технологии изменили представление о производительности, переведя акцент с ручного труда на механический процесс. Следствием этого стала утрата всех тех моральных принципов, которые в прошлом придавали смысл пуританской этике.
Отказ от пуританства обернулся другой крайностью. Сегодняшняя мораль веселья основана на убеждении, что «дозволено все». Для сторонников этого взгляда сдержанный человек является ренегатом или предателем. Он не только снижает степень общего воодушевления, но и подвергает сомнению их основное убеждение. Пуритане, с другой стороны, относились к любителям повеселиться тоже подозрительно, смотрели на них практически как на приспешников дьявола. Веселье, считали они, — от дьявола, и стало быть, через него дьявол и его козни проникают в нашу жизнь. Настоящее веселье позволяет нам радоваться жизни. Однако если мы не хотим уподобиться дьяволу, то не следует принимать принцип вседозволенности как норму поведения.
Мы увидели, что удовольствие является важнейшим составляющим веселья, но не все, что считается весельем, доставляет удовольствие. В следующем разделе нам предстоит исследовать значение счастья и его взаимосвязь с удовольствием.