Труперы в ваших пуперах

Труперы в ваших пуперах

Мишель знает, что исследователи из Национальных институтов здоровья (NIH), работающие под руководством доктора Джордана Графмана, занимаются ее изучением. Кэрол привезла Мишель в NIH, когда прочитала в газете статью о нейропластичности, в которой доктор Графман опровергал многое из того, что ей говорили о проблемах мозга. Графман считал, что при соответствующей помощи мозг может развиваться и изменяться на протяжении всей жизни, даже после повреждений. Врачи сказали Кэрол, что Мишель будет развиваться психически только до двенадцати лет, а теперь ей было уже двадцать пять. Если доктор Графман был прав, то Мишель потеряла много лет, на протяжении которых они могли пробовать другие методы лечения. Эта мысль пробуждала в Кэрол чувство вины, но также и надежду.

Один из моментов, над которым Кэрол и доктор Графман работали вместе, состоял в том, чтобы помочь Мишель лучше понимать свое состояние и контролировать собственные чувства.

Мишель обезоруживающе честна в проявлении своих эмоций. «Многие годы, — говорит она, — даже тогда, когда я была маленькой, если что-то было не по-моему, я приходила в бешенство. За последний год я устала от того, что люди всегда думают, что не следует мне противоречить, иначе моя „киста“ возьмет надо мной верх». Затем она добавляет: «С прошлого года я пытаюсь сказать родителям, что моя киста может справиться с изменениями».

Хотя она может повторить объяснения доктора Графмана о том, что сейчас ее правое полушарие справляется с такими функциями левого полушария, как разговор, чтение и математика, она иногда говорит о своей «кисте» так, словно та материальна, словно это какое-то постороннее существо, обладающее личностью и волей, а не просто пустота внутри черепа. Этот парадокс отображает две тенденции в ее мышлении. Она обладает исключительной памятью на конкретные детали, но плохо справляется с абстрактными задачами.

Обладание конкретно-образным мышлением имеет ряд преимуществ. Мишель отличается очень высокой грамотностью и может запомнить расположение букв на странице, потому что способна записывать события в память и хранить их в таком же свежем и живом виде, в каком они были на момент их первого восприятия. Но ей сложно понять историю, обобщенно иллюстрирующую какой-нибудь основополагающий моральный принцип, фабулу или суть чего-либо, если это не разъяснено ясно и однозначно, поскольку здесь присутствует абстракция.

Я постоянно вспоминаю примеры того, как Мишель интерпретирует символы, придавая им конкретный смысл. Когда Кэрол рассказывала мне о том, как была шокирована изображениями, полученными при втором сканировании, я услышал странный шум. Мишель, которая присутствовала при нашем разговоре, начала втягивать воздух и выдувать его в бутылку, из которой пила.

«Что ты делаешь?» — спросила ее Кэрол.

«Ну, видишь ли, я выпускаю в бутылку мои чувства», — ответила Мишель. Это прозвучало так, словно она действительно считала, что ее чувства можно реально выдуть в бутылку.

Я спросил Мишель, не расстраивает ли ее то, что мать рассказывает о сканировании.

«Нет, нет, нет, хм, это важно, что об этом говорят, а я просто сохраняю контроль над своей правой стороной» — пример убеждения Мишель в том, что, когда она расстраивается, ее «киста захватывает власть».

Время от времени она использует бессмысленные слова или наборы слов, не столько для общения, сколько для разрядки чувств. Она мимоходом упоминает, что любит решать кроссворды и заниматься поиском слов даже тогда, когда смотрит телевизор.

«Это из-за того, что ты хочешь расширить свой словарный запас?» — спрашиваю я.

Она отвечает: «На самом деле — РАБОТАЮЩИЕ ПЧЕЛЫ! РАБОТАЮЩИЕ ПЧЕЛЫ! — я занимаюсь этим, когда смотрю комедийные шоу, чтобы не позволить своему уму заскучать».

Она поет «РАБОТАЮЩИЕ ПЧЕЛЫ!» очень громко, включая этот музыкальный кусочек в свой ответ. Я прошу ее объяснить, зачем она это делает.

«Я произношу бессмыслицу, когда, когда, когда, когда, когда меня спрашивают о вещах, которые меня расстраивают», — говорит Мишель.

Она часто выбирает слова не столько по их абстрактному значению, сколько по звуковым характеристикам, отдавая предпочтение похожим по звучанию словам — еще один признак конкретного мышления. Однажды, стремительно выбегая из машины, она разразилась пением, в котором повторялась одна фраза — «ТРУПЕРЫ В ВАШИХ ПУПЕРАХ». Она нередко громко распевает свои восклицания в ресторанах, обращая на себя внимание посетителей. До того как она стала петь, в моменты расстройства она сжимала челюсти настолько сильно, что сломала два передних зуба, а затем несколько раз ломала мост, который поставили на их место. Распевание бессмысленных слов и фраз каким-то образом избавило ее от этой привычки. Я спрашиваю, успокаивает ли ее такое пение.

«Я ЗНАЮ ВАШИХ ЦЫПЛЯТ! — поет она. — Когда я пою, моя правая сторона контролирует мою кисту».

«Это успокаивает тебя?» — настаиваю я.

«Думаю, да», — говорит она.

* * *

Распеваемые ею бессмыслицы часто имеют шутливую форму, словно она пытается справиться с ситуацией, используя для этого юмор. Однако обычно это происходит, когда она ощущает, что ее сознание обманывает ее ожидания, и не может понять почему.

«Моя правая сторона, — говорит она, — не может делать некоторые из тех вещей, которые умеют делать правые половины других людей. Я могу принимать простые решения, но не те решения, которые требуют субъективного мышления».

Именно поэтому она очень любит повторяющиеся действия, которые могут свести другого человека с ума, такие как ввод данных. В настоящее время она вводит и сохраняет все данные на пять тысяч прихожан в церкви, где работает ее мать. В своем компьютере она показывает мне одно из своих любимых занятий — игру «Пасьянс Солитер». Наблюдая за тем, как она играет, я поражаюсь тому, насколько быстро у нее это получается. При выполнении этой задачи, не требующей «субъективных» оценок, она проявляет необыкновенную решимость.

«О! О! А смотрите, о, о, о, смотрите сюда!» Она визжит от удовольствия, называя карты и раскладывая их, а потом начинает петь. Я понимаю, что она мысленно представляет всю имеющуюся у нее на руках колоду. Она знает положение и отличительные особенности каждой карты, которую видит, независимо от того, перевернута она в данный момент или нет.

Еще одна повторяющаяся задача, выполнение которой доставляет ей удовольствие, — это складывание. Каждую неделю она, не переставая улыбаться, складывает за полчаса тысячу церковных литовок — делая это с молниеносной скоростью и используя при этом только одну руку.

* * *

Проблема Мишель с абстрактным мышлением — возможно, самая высокая цена, которую ей приходится платить за обладание перегруженным правым полушарием. Чтобы лучше понять ее способность к абстрактному мышлению, я прошу ее объяснить несколько пословиц.

«Что значит: „Потерянного не воротишь“?»

«Это значит, что не нужно тратить время, беспокоясь о чем-то одном».

Я прошу ее сказать что-нибудь еще в надежде, что она сможет добавить, что бесполезно фокусироваться на несчастьях, с которыми уже ничего нельзя сделать.

Она начинает тяжело дышать и петь встревоженным голосом: «НЕ ЛЮБЛЮ ВЕЧЕРИНКИ, ВЕЧЕРИНКИ, ООООО».

Затем она говорит, что знает одну символическую фразу: «Такова жизнь». Мишель говорит, что она означает: «Так все происходит».

После этого я прошу ее объяснить пословицу, которую она никогда не слышала: «Живущим в стеклянном доме камнями бросаться не следует».

Она снова начинает тяжело дышать.

Поскольку она ходит в церковь, я спрашиваю ее о словах Иисуса «Пусть тот, кто безгрешен, первым бросит в нее камень», напомнив, при каких обстоятельствах он это сказал.

Она вздыхает и снова тяжело дышит. «Я ИЩУ ВАШ ГОРОХ! Это то, над чем мне действительно следует подумать».

Дальше я начинаю спрашивать ее о сходствах и различиях, используя тест на абстрактное мышление, который не такой сложный, как объяснение пословиц или аллегорий. Определение сходств и различий более тесно связано с деталями.

В этом случае Мишель действует гораздо быстрее, чем большинство людей. В чем сходство стула и лошади? Не задумываясь ни на секунду, она говорит: «У них по четыре ноги, и на них можно сидеть». «А различие?» «Лошадь живая, а стул нет. И лошадь может двигаться сама». Я предложил ей несколько подобных пар, и каждый раз она отвечала совершенно точно и с молниеносной скоростью. На этот раз не было никакого бессмысленного пения. Я дал ей несколько арифметических задач и задач на проверку памяти, и на них она тоже ответила совершенно правильно.

Мишель рассказала мне, что в школе арифметика давалась ей очень легко и что из-за этого ее даже перевели из специального класса, в котором она училась, в обычный класс. Однако когда в восьмом классе они начали изучать алгебру, которая предполагает абстрактное мышление, она нашла этот предмет очень сложным. То же самое случилось с историей. Сначала она блистала на уроках, но когда в восьмом классе в программе появились исторические концепции, она с трудом могла их понять. У меня сложилась согласованная картина: Мишель обладала великолепной памятью на детали, но абстрактное мышление составляло для нее большую проблему.