Чтобы не увели душу

Про людей, которых убили во сне, говорили, «увели душу». Помню, бабушка повела меня вечером под Троицу к реке и говорит: «Ты, моя хорошая, не бойся. Я сейчас буду звать тех, у кого в этом году душу увели». Я ее спрашиваю: «А разве можно душу забрать?» «Кто может, а кто не может», – сказала она почти про себя, и я поняла, что не нужно к ней лезть с расспросами, и замолчала.

У реки бабушка развела костер, посадила меня рядом с ним и сказала: «Сиди тихо, ладно? Что не ясно будет, потом объясню». Вижу, она готовит место: выкладывает поле камнями, не спеша венки плетет и кладет их на камни – время до заката еще было. Вода на костре в котелке закипела. Стала она камни в воду бросать. Достала бабушка из-за пазухи свой платок и одела мне его на голову, чтобы я не боялась и сидела не шевелясь. При моем обучении бабушка часто так делала, так как я была еще не очень большая и из опасения она от меня страх отводила. Завсегда мастера так делали, чтобы и ума-разума дать и не испугать.

Сижу я и все вижу, слышу, но ровно как сплю. В наши дни этот прием используется, если нужно вправить кость, или у больного обширное больное место и он не может терпеть. Этому я научу и вас.

Продолжим про тот далекий день, когда мне было всего девять лет. Подготовив все для вызова, бабушка встала левой ногой на рогатину и стала зачитывать вызов. Нельзя передать словами увиденное. Сумерки, которые разбивал свет костра, ночные мотыльки, слетевшиеся на огонь, шелест деревьев и плеск воды. Бабушка в балахоне, босая, с распущенной косой, двигаясь по кругу, продолжает произносить заклинания. Я все видела, отмечала. Но, помню, подумала я тогда, что вызов будет пустой. Потом я стала думать о блинах и молоке, которые были с собой у бабушки для помин. (Если помните, я объясняла, что после каждой работы делают помин, т. е. едят блины, чтобы дело сошлось.)

Вдруг вижу – из осинки идет кто-то. Подходит к нашему кругу. Бабушка задает ему три вопроса (по понятным причинам я не могу их назвать) и отпускает. Потом залила водой костер, той водой, в которой варились камни. Мы поели и стали собираться домой. «Баб, – решилась я все же спросить, – кто это был?» – «Это? Костя Безродный». Я сама не была у него на похоронах, но в деревне и в школе говорили, что нашли его убитым и изувеченным. Родителей у него не было, тетка за полгода перед его гибелью умерла. Костя был из тех, кто радовался всему. Его так и называли – «чурачок», не дурачок, а вроде как ласково, чурачок. Видно кто-то решил, что ему тетка много добра оставила. Убили с пытками, а в то время это была редкость, отняли у него душу за барахло.

Видно, бабушка ждала ночи под Троицу, чтобы узнать как это произошло (нас с ней три месяца не было – уезжали). Шли мы назад, а она мне говорит: «А чего ты дома есть не стала, а когда я начала работать, про еду сидела думала? Не про пряники нужно думать, когда учу, а про дело!» Вижу сердиться, считала мои мысли. И я, чтобы загладить свою вину, стала спрашивать, вроде не безразлична мне работа. А она любила, когда я проявляла любознательность. «Баб, что ты с ним сделаешь, с тем, кто убил Костю?» – «Не с ним, а с ними. Посмотрю в душу, есть ли раскаяние, а там решу». И решила.

Раньше оберег от «убивцев», так бабушка говорила, назывался «Чтоб душу не увели», то есть насильно не забрали, не убили. Читают его в любой месяц, но в последний день, перечисляя все имена, о ком просят оберег.

Сталь ты крепкая, затупись,

Веревка ссученная, перервись,

Камень от руки отвались,

Богородица, заступись,

Кто придет за душой, отступись.

Надеваю я кандалы Святые,

Остры ножи, будьте тупые,

Захлестни, Матерь Божья, им ноженьки

Заступись и помилуй нас, Боженька.

Господи, Вседержитель мой,

В самый тяжкий час Ты побудь со мной,

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Господи сохрани и оборони

Твоих рабов (имена).

Аминь.