Глава 5. Гомосексуальность и гомосексуалы. Гомосексуалисты.

Глава 5.

Гомосексуальность и гомосексуалы. Гомосексуалисты.

В предыдущих главах подчеркивалась сексуальная природа жизни. Гомосексуальность как будто бы противоречит этому положению. Она вызывает вопрос: сколько же полов существует – два, или, может быть, три? Она ставит под сомнение бисексуальную природу человека, поскольку существуют и гетеросексуальные и гомосексуальные люди. Может быть, гомосексуальность – всего лишь «каприз природы», а гомосексуалы – это «люди со странностями», «ненормальные» или «выродки»? Или это просто люди, запутавшиеся в жизни и поддавшиеся вредному искушению из-за своих личных трудностей, связанных с тяжелой семейной жизнью? А может, это – порождение общества, погрязшего в сомнениях и неспособного принять естественные способы эротических переживаний, существующие в природе? Ответы на эти вопросы можно получить, изучив нарушения сексуальной функции гетеросексуальных индивидуумов.

Интересный аспект проблемы представляет острая реакция на гомосексуальность со стороны «нормальных» людей, у которых гомосексуалисты вызывают сильный антагонизм и враждебность. Можно услышать, как люди говорят, что при виде гомосексуалиста они чувствуют желание его поколотить. Часто гомосексуалы вызывают насмешки и презрение. При этом те же самые «нормальные» люди проявляют интерес к гомосексуальности, находя в ней нечто необычное. «Гей-бары» в Гринвич-Вилледж (пригород Лос-Анджелеса) переполнены туристами, интересующимися этой разновидностью эротики. Эти люди погружаются в необычную атмосферу, выражая ужас и отвращение к самой мысли о возможности такого поведения. Путем аналитических исследований можно показать, что источником беспокойства является элемент скрытой гомосексуальности, жестко подавленный у обычного индивидуума. Обычно люди понимают, что им не грозит опасность такой «болезни»; в то же время их поведение свидетельствует о страхе возможного принятия этой формы сексуального удовольствия, т. е. где-то в подсознании многие сомневаются в однозначности своей сексуальной ориентации.

То же самое беспокойство проявляется и в отношении общества к гомосексуальности. Интересно, что женская гомосексуальность встречает довольно терпимое отношение, тогда как мужская безоговорочно осуждается почти во всех западных странах; в соответствии с этим существуют законы, запрещающие мужскую гомосексуальность, а по отношению к женщинам таких законов нет. В основе этого, вероятно, лежит страх, что эта «зараза» может распространиться, принеся с собой много бед: общую физическую вялость и слабость, импотенцию. Такие строгие запреты возможны только в обществе, существование которого зависит от его агрессивности. Гомосексуалисты считаются пассивными личностями, неспособными выступить на защиту Отечества и сражаться за свое общество; т. е. на них смотрят, как на не полноценных людей.

Еще одна составная часть проблемы (притом весьма заметная) заключается в том, что гомосексуалистов много среди деятелей культуры: артистов, художников, дизайнеров, вообще – творческих личностей. Несомненно, это связано со стремлением как-то противостоять влиянию общества на культуру, поскольку наше общество особо ценит агрессивность, мужественность, состязательность. Деятельность, связанная с выражением нежных чувств, кажется пассивной и женственной и не пользуется успехом в обществе. Поощряется твердость, жесткость, напористость. Поэтому гомосексуалисты, избегающие конкурентной борьбы, находят убежище в своей творческой деятельности, которая служит им защитой от общества. Но это, конечно, еще не весь ответ. Имеет значение и то, что в нашей культуре идет такая свирепая конкурентная борьба, что в ней не остается места для нормальных личностей, не обладающих достаточной энергией или желанием отстаивать свои художественные убеждения.

Роль общества в существовании явления гомосексуальности имеет сложный характер. В обществе с однородной структурой, где большинство его членов принимают участие в общественном труде, гомосексуальность встречается редко. В такой культуре не существует антагонизма между агрессивными и артистическими занятиями, поэтому нет и конфликта между жестокими и нежными чувствами. Воин может быть и танцором, художник – рабочим; различия между людьми действия и мыслителями – невелики. Такие условия существуют, конечно, в обществах простой или первобытной культуры, и в них нет случаев гомосексуализма. Это не значит, что он не может там возникнуть, поскольку и история, и антропологические исследования показали, что это явление имеет почти всеобщий характер. Встречается оно и в животном мире, но только спорадически, у особей, не имевших доступа к представителям другого пола. Зато в обществе с развитой культурой гомосексуальность становится образом жизни. Разделение труда, расслоение общества и конфликты между агрессивной и пассивной тенденциями приводят к изоляции личностей, отличающихся чувствительностью и деликатностью, создавая отдельную среду, где эти качества могут существовать.

Другую точку зрения на зависимость сексуального поведения личности от характера общества представил Г. Р. Тейлор, который считал, что при слишком строгих социальных ограничениях сексуального влечения возможны три типа реакции личности:

1. Сильные личности отвергают запреты.

2. Более слабые обращаются к косвенным формам удовлетворения или к извращенным формам секса.

3. У остальных появляются симптомы психоневротических нарушений.

С этими взглядами можно согласиться, и они не противоречат тому, что было сказано здесь. Они дают психологическое объяснение проблемы, которое, впрочем, нуждается в дальнейшей разработке. Итак, существование слабых личностей, не сумевших интегрироваться в нормальную жизнь общества, создает контингент индивидуумов, отыскивающих косвенные способы сексуального выражения. Свойственна ли гомосексуалам какая-то особая слабость, характерная именно для них и создающая предпосылки для этой формы сексуального поведения? Здесь мы попытаемся дать ответ на этот вопрос.

Нужно сделать одну оговорку. Логичность аргументов, приводимых Тэйлором, не должна ввести нас в заблуждение по поводу того, что гомосексуальность имеет простые причины. Например, наше время вряд ли можно назвать веком сексуальных ограничений. Если кто и не зрел, то уж наверняка сексуально просвещен. Тем не менее, согласно авторитетным источникам, гомосексуальность сейчас распространена больше, чем сто лет назад. Этот факт нуждается в объяснении, которое нужно искать в личности гомосексуала.

Сообщества гомосексуалов существуют в наше время почти во всех крупных городах, но возникли они всего несколько десятилетий назад. Более часты случаи, когда среди массы гетеросексуальных мужчин и женщин живут отдельные изолированные гомосексуалы. Такой человек, не имеющий партнера, обычно одинок, уязвим, напуган. Вопреки заявлениям некоторых убежденных гомосексуалов о том, что их ориентация – нормальное явление, обычный представитель этого меньшинства понимает, что его склонность представляет собой своего рода эмоциональное заболевание.

Хорошей иллюстрацией служит пример одного из пациентов, Джона. Он обратился за консультацией по поводу депрессии и чувства тревоги. Незадолго перед этим у него закончилась гомосексуальная связь, продолжавшаяся несколько лет, так как партнер отверг его ради другого любовника. Джон был огорчен и расстроен, и хотя отношения закончились больше шести месяцев назад, не мог скрыть ревности и гнева.

Джон был профессиональным танцором. Много лет он был одним из членов группы, занимавшей ведущее положение в современном танце, а его сексуальным партнером был ведущий танцор группы. Джон чувствовал, что его эксплуатируют, много работал, но мало зарабатывал. Его доходов едва хватало на то, чтобы жить кое-как, поэтому приходилось подрабатывать музыкой. Общий заработок позволял снимать квартиру без горячей воды, иметь бедную обстановку и вести скромную жизнь, но Джон был доволен и этим. По его словам, большего ему и не требовалось, а необходимое всегда имелось. Самой большой проблемой было – достать денег на лечение, которое, как он считал, было необходимо. Все же у него имелись некоторые амбиции. Он мечтал добиться успеха в музыке и зажить получше.

За несколько лет до этого Джон попытался завести дела с девушкой, но это так ему не понравилось (с сексуальной стороны), что пришлось бросить эту затею. Тем не менее, он поддерживал дружбу с несколькими женщинами, относившимися к нему по-матерински. Во время лечения он впервые в жизни пережил сексуальное возбуждение при виде девушки, и это его сильно удивило. Однако, новая попытка завести отношения с девушкой оказалась такой же неудачной, как и в первый раз.

Преследуемый мыслями об утраченном любовнике и мучимый желанием сексуальной разрядки, Джон «прочесывал» улицы, заглядывая в притоны гомосексуалистов. Иногда ему удавалось найти партнера на одну ночь. Находя временное облегчение, Джон никогда не был удовлетворен, его терзало одиночество, преследующее гомосексуалов, не имеющих «пары». Вообще не понятно, почему гомосексуалистов называют «гей», т. е. «веселый парень». Правда, их вечера и сборища кажутся беззаботными и непринужденными. Раз в Нью-Йорке вечеринку гомосексуалистов устраивала у себя красивая девица, которая прислуживала гостям совершенно обнаженная. Никто не уделял ей особого внимания и не предпринимал по отношению к ней попыток к сближению. Однако, эта беззаботность и веселье просто отражают отсутствие сильных чувств; это маска, скрывающая внутреннюю омертвелость личности, свойственную гомосексуалам. При более близком знакомстве и анализе они выглядят как одни из самых трагических фигур нашего времени.

Джон был довольно привлекателен: хорошо сложен, с развитой мускулатурой, приобретенной за годы работы танцором; лицо, имевшее правильные черты, выглядело молодым, а взгляд был приветлив. Его проблемы угадывались по его мягким женственным манерам, деликатному поведению и тихой речи. Эти качества присущи мужчинам – гомосексуалистам, но это только вторичные признаки, и, конечно, наличие противоположных свойств еще не говорит о том, что перед нами «настоящий мужчина».

Какое же глубокое нарушение могло внести столь сильные искажения в личность Джона?

При более близком рассмотрении его тело, казавшееся на первый взгляд вполне нормальным, оказалось жестким и малоподвижным. Он стоял, как статуя, и двигался неловко, словно кукла. Это вызывало удивление: ведь он был танцор-профессионал; но это можно объяснить. Дело в том, что движения, исполняемые на сцене, выглядят свободными и ловкими, поскольку приобретаются в результате тренировок. Вне сцены Джон был неуклюжим и скованным, а его мышцы были жесткими и напряженными, как будто связывали его. Когда я впервые с ним работал, его тело издавало неприятный затхлый запах, как омертвелое, лишенное и ощущений, и чувств.

Та же мертвенность отражалась и в его глазах, лишенных всякого выражения. Он редко смотрел прямо на собеседника, а когда смотрел – чувство контакта не возникало. Однажды я попросил его удержать на мне взгляд, и тогда в его глазах мелькнуло тепло, он улыбнулся, как человек, открывший новое и смущенный этим; на мгновение его скованность растаяла. Дальнейшую оценку его состояния удалось получить из анализа простых рисунков, сделанных им по моей просьбе. Рисунки выражают его представление о теле, т.е. то, как он воспринимал собственное тело и, соответственно, тела других людей. Первый рисунок отражает его представление о мужчине.

В ответ на просьбу прокомментировать рисунок Джон сказал: «Я чувствую, что это – мой рисунок, что это я рисовал». По поводу фигуры на рисунке он заметил: «Этот человек доволен собой и хотел бы узнать, разделяете ли вы его чувства. Он держится прямо и ограничен в движениях. Но он счастлив и не подозревает о своих проблемах».

На втором рисунке – женщина; Джон сказал, что это – «мать пациента». Она немного расстроена, но не жалуется и вообще не способна выражать какие-то чувства.

Легко понять, что обе фигуры – скорее куклы или игрушки, чем человеческие существа.

Чтобы побольше узнать о чувствах Джона по поводу своего тела, я попросил его нарисовать обнаженного мужчину. Замечу, что большинство пациентов, когда их просят нарисовать фигурку, обычно изображают человека без одежды, но Джон сказал, что голого нарисовать труднее. Третий рисунок, сделанный им, очень характерен. На нем изображено окоченевшее тело, труп, но с эрекцией, покоящееся на четырех подпорках, удерживающих его над землей. Этот рисунок очень хорошо показывает омертвелость тела Джона, все чувства которого сосредоточены в пенисе, испытывающем эрекцию. В этом и заключается проблема гомосексуалов: в существовании генитального возбуждения тела, неспособного переживать какое бы то ни было удовольствие. Безжизненность тела и чрезмерное возбуждение гениталиев ярко проявились на одном из лечебных сеансов. Лежа на кушетке, Джон вытянул губы, изображая желание поцеловать или пососать, и при этом движении испытал эрекцию, что очень его удивило. Он выглядел в точности как фигура на его рисунке. Истолкование описанной реакции дает некоторое понимание трудностей гомосексуалистов. Возбуждение вытянутых губ сразу передается на гениталии. Тело действует подобно трубе, передающей возбуждение с одного конца на другой, без ощущения потока сексуальных чувств. Это не нормальная сексуальность, поскольку такой отклик ограничивается генитальным органом, не вызывая сексуальных чувств, т. е. желания близости и единения двух тел, для которого гениталии служат механизмом разрядки. Возбуждение, возникающее при соприкосновении двух тел, разряжается в половом акте через генитальный аппарат; но поскольку тело Джона было «омертвелым» и неспособным к отклику, он избегал близости и тесной связи, возникающих при телесном контакте, и искал только возможность снять генитальное напряжение и возбуждение. Вот эта потребность в разрядке напряжения и явилась непосредственной причиной его первого гомосексуального контакта.

«Первое сексуальное переживание я испытал в летнем лагере, когда мне было лет десять. Вечером, лежа на койке, я пытался скрыть эрекцию, но ничего не получилось, простыня образовала шалаш. Проходивший воспитатель заметил, что я не сплю, лег ко мне в постель, и я мастурбировал себя и его. Я испугался, но потом ожидал его прихода каждую ночь. Этого не произошло, и второй случай был позже, в метро. Мужчина похотливого вида потер мой пенис, когда мы стояли в переполненном вагоне. Потом он вышел вслед за мной и преследовал меня на улице. Я испугался и убежал». Но потом Джон искал таких встреч и сказал, что они у него были в метро много раз.

Постоянное генитальное возбуждение заставляло его всюду искать такие случайные контакты. Он «переспал буквально с тысячами мужчин и не меньше чем с десятком женщин, оставаясь с ними обычно на одну ночь». Продолжительных связей было всего две. Одна началась, когда ему было двадцать лет, и продолжалась с перерывами около трех лет; а вторая была с партнером по танцам, длилась девять лет и закончилась перед началом лечения. Но и все это время он продолжал «шататься по улицам и находил случайных партнеров на одну ночь». После этого он всегда, в любой час ночи, приходил к своему постоянному любовнику (это было со вторым из них) и спал с ним, потому что секс с ним нравился ему больше всего. «Мне нравилось просто быть с ним в постели, и я хотел жить с ним». И все же все эти девять лет он регулярно выходил на поиски встреч со случайными партнерами. «Я думаю, что для меня проблема – в том, что мне хочется постоянных отношений, чтобы чувствовать себя в безопасности, чтобы можно было спать, обедать, беседовать с одним человеком, но чтобы иногда можно было выйти побродить и побыть с кем-нибудь другим».

В этом конфликте сконцентрировались все противоречия личности Джона. Он не мог объединить со своими генитальными чувствами (носившими сильный садистский оттенок) свою потребность в близости и общении, но он не мог допустить и снижения постоянного генитального возбуждения, составлявшего суть его жизни. Его ригидное и вялое тело заставляло его искать возбуждения в опасных случайных встречах. Его поведение определялось его малой подвижностью и его неугомонностью, пропитавшими все его существо. Свои затруднения Джон описал как «неспособность оставаться на месте, постоянное желание иметь другие вещи, быть с другими людьми, а также неумение сказать: „Нет, это не по мне, я этого не хочу“. Его неотзывчивое тело бессознательно отвергало потребность в близости, вопреки сильному желанию ее иметь. Он заметил, что хотел бы вернуть своего любовника, но потом добавил: „Но может быть, только для того, чтобы снова его отвергнуть?“.

Какие же факторы определили то, что Джон стал гомосексуалистом, отягощенным проблемами, а не гетеросексуалистом (хотя бы и с проблемами)? Нельзя сказать, что он был равнодушен к женщинам. В начале лечения он рассказывал: «Сейчас я постоянно вступаю в связь с одним из трех мужчин, из тех, кого встречал раньше, но это меня смущает и расстраивает; эмоционально я глубоко привязан к одной девушке, но с ней я не сплю».

Анализ показал, что у Джона было сильное, но подавленное чувство враждебности и страха по отношению к женщинам, блокировавшее всякую возможность получения от них сексуального удовлетворения. Он чувствовал, что доверяя женщине свой «ценный орган», он рискует потерять и его, и свою жизнь. Конечно, женщины давали оргастическую разрядку и утрату генитального чувства, но спад эрекции после полового акта сравнивают с «малой смертью»; это верно тогда, когда все жизненные чувства сосредоточены в гениталиях. У нормального человека утрата ощущений в гениталиях (после полового акта) компенсируется прекрасным ощущением сияния и теплоты в теле, но Джон был этого лишен, потому что его тело не участвовало в сексуальном переживании. Его гомосексуальные контакты давали только краткое ощущение разрядки. Возбуждение вскоре возвращалось, а с ним возвращалось и чувство, что с гениталиями все в порядке, что он – не кастрат и по-прежнему жив. Ничто так не объясняет личность гомосексуалиста, как эта постоянная занятость гениталиями, либо своими собственными, либо других мужчин. Одним из ее проявлений служат тесные брюки, обтягивающие ягодицы и гениталии. Современную гомосексуальность можно рассматривать как новый вариант древних религий, основанных на поклонении фаллосу и теперь искаженных настолько, что прежний символ плодородия приобрел противоположное значение, став средством для «выплескивания» всех негативных чувств, испытываемых гомосексуалистом к родителям, к обществу и к самому себе. Это видно на примере случайных связей, которые искал Джон. Вот как он описывал одну из таких встреч: «Как– то раз я слонялся по улицам, подыскивая себе дружка; было около половины третьего ночи. У бара я встретил парня, предложившего переспать с ним. Мы пошли к нему домой, но я вел себя холодно; я понял, что он хочет, чтобы его побили. Я понимал, что он пойдет мне навстречу. Я подумал о своих чувствах и понял, что хочу уйти. Он лег и попросил меня распорядиться им. Я попытался его мастурбировать, и тогда он попросил, чтобы я „вошел“. Я это сделал, но постарался побыстрее все закончить. Этот случай потряс меня; я понял, что позволяю втягивать себя в сомнительные ситуации. Я увидел, к чему это может привести: к деградации, к унижению, к кастрации».

Благодаря этой встрече Джон открыл мазохистский элемент в своей личности, хотя пытался садистски относиться к своему партнеру. Его презрение к партнеру было вызвано внутренним чувством презрения к самому себе. Это чувство составляет сердцевину образа жизни этих людей. Часто гомосексуалы презирают все ценности, принятые обычными людьми. Джона сильно мучила проблема работы. «Я думал: для чего все это? Почему я должен работать?» Весь его образ жизни был выражением презрения к той борьбе за существование, которую ведут другие мужчины, чтобы содержать дом и обеспечивать жену и детей; в этом презрении к другим отражалось его чувство превосходства над ними. Какова же основа чувства, испытываемого гомосексуалом? Его позиция опирается на его чувствительность, на его ум и на эстетические вкусы. Такие люди остро критикуют современную культуру, применяя для этого сатирические и циничные выражения. Хороший пример – проницательность наблюдений и острый ум, которым обладал Оскар Уайльд.

Чарльз Берг в своей работе «Проблема гомосексуальности» цитирует М. Гросса: «Клинический опыт подтверждает, что по уровню интеллекта гомосексуалы часто превосходят средний показатель». Берг признает, что, приняв во внимание ряд «блестящих имен», бывших гомосексуалами, «можно как– то оправдать смешную претензию этих извращенцев на монополию в культуре и на гениальность».

Страх и враждебность гомосексуалиста по отношению к женщинам носят подавленный характер и не всегда выражаются открыто, но презрение к ним отражается в его поступках и в поведении; например, в изделиях портных и модельеров, искажающих женственный облик женщины; в пьесах, рисующих женщин бесчувственными, властными и жестокими; в превосходстве над женщинами в таких «женских» областях, как кулинарное искусство, дизайн и украшение жилища. Гомосексуалисты озабочены в первую очередь отношениями с женщинами, а чувства к мужчине отступают у них на второй план.

Пока что я не говорил о положении Джона в семье, чтобы в первую очередь представить картину его гомосексуального поведения и чувств; однако невозможно полностью понять его поведение, не узнав о его отношениях с матерью и с отцом. Мать он описывал как «любящую, умную и много выстрадавшую женщину»; она умерла в возрасте 50 лет. Она знала, что скоро умрет, но продолжала до последней возможности работать в семейной лавке, пока ее не положили в больницу. Отец был алкоголиком и умер в 55 лет от белой горячки, один, в грязной комнате. «Мой отец, напившись, обычно бил меня, и это продолжалось до тех пор, пока я сказал: хватит, тронь меня еще раз – получишь сдачи, и тогда он отстал». Вспоминая о своей ненависти к отцу, Джон говорил, что ее вызывали не столько побои, сколько унижение от необходимости ухаживать за ним, когда он пребывал в пьяном бесчувствии. Эти переживания не забылись, и его гомосексуальное поведение было во многом обусловлено именно враждебностью и презрением к отцу. Отношение к матери было очень непоследовательным.

Опыт психоанализа подтверждает, что жизнь с ласковой, заботливой матерью и грубым отцом часто приводит к появлению у ребенка комплекса гомосексуальности. У Джона не было примера положительного мужского образа для воспитания в себе мужественности. Еще более важна его чрезмерная близость к матери и бессознательная сексуальная увлеченность ею. Результатом стало появление «Эдиповой ситуации», обострившейся до такой степени, что ребенок уже не мог избавиться от желания кровосмесительной связи. Если при таких обстоятельствах мать жертвует собой и даже умирает, то у ребенка остается чувство сексуальной вины, принимающее преувеличенные размеры, как это случилось и с Джоном. В подобных случаях, чтобы уменьшить свою вину, ребенок должен полностью подавить свои сексуальные чувства, а единственный путь, ведущий к этому – «омертвение» тела, снижающее чувствительность и ликвидирующее конфликт. Однако жить в мертвом теле невозможно, нужен какой-то выход для чувств, своего рода «предохранительный клапан», которым у гомосексуалиста становится генитальный орган. Сексуальность оказывается заброшенной, но выхолащивания удается избежать.

Уже в начале лечения Джон понял правильность моего заключения о том, что его тело утратило живость. Одновременно он осознал, что и у его дружков – гомосексуалистов тело такое же омертвелое. Так, о своем бывшем любовнике Джон сказал: «Он чувствовал свое тело, только когда был со мной или с Питером». Потом до него дошло, что и у его матери тело было как неживое, умирающее, когда он был юношей; и он неожиданно заметил: «Мне хотелось „поиметь“ ее, чтобы взбодрить». Теперь он узнал, что его сексуальная деятельность была вынужденной, поскольку он тоже использовал секс, чтобы ощутить себя живым; так, он вспомнил, что мастурбировал по утрам, чтобы проснуться.

В ходе лечения я заставлял Джона делать упражнения, имеющие целью мобилизацию дыхания и увеличение чувствительности тела. Работа тела, вместе с результатами анализа чувств, убеждений и мечтаний, помогла вернуть ему некоторую живость. Наконец однажды в его глазах появилось выражение, лицо стало мягче, перестав напоминать маску, и он заметил: «Я чувствую себя великолепно, я стал другим!». Это чувство совпало с отъездом его бывшего любовника в Европу, так что, наконец, оборвалась (пусть на время) цепь, привязывавшая его к прежней жизни. Тут-то и проявились сексуальные чувства к женщинам. «Вчера я увидел соблазнительную женщину и ощутил эрекцию; по отношению к женщине это было впервые в моей жизни». Он стал также сознавать, что надо общаться с людьми. «Я просто вызываю их внимание и реагирую в ответ; я не проявляю участия, как будто я – доктор». Эта отчужденность была особенно заметной в отношениях с женщинами. Он попытался возобновить связь с девушкой, к которой раньше чувствовал влечение, но этот опыт кончился неудачей (об этом уже говорилось). Он не мог отдаться своим чувствам и не мог контролировать партнершу, как делал это с мужчинами. К тому же он боялся увлечься. «Я боялся, что она станет требовать от меня невыполнимых вещей, захочет продолжить наши отношения, и я попаду в зависимость».

Этот страх был навеян одним детским переживанием. «Когда я был маленький, я очень отчетливо представлял себе, что вот я открываю дверь ванной, а мама сидит там мертвая. Со временем я стал бояться открывать эту дверь, страшась, что все так и будет, а потом перенес эту фантазию на моего друга».

Лечение Джона продолжалось около года. Он приходил ко мне раз в неделю. Во многих отношениях ему стало лучше, но проблема гомосексуальности не была решена. В конце курса он стал проявлять больше тепла и нежности к бывшим подружкам и знакомым девушкам, но это немедленно вызывало потребность в гомосексуальных встречах. Он заметил, что ищет таких встреч в ночь перед сеансом лечения. К счастью, они стали приносить ему все меньше удовлетворения; возможно, он начал понимать, насколько неудовлетворительными они были на самом деле. К концу лечения он стал признавать, что когда «все заканчивается, я чувствую себя неудовлетворенным, как это всегда бывает после секса». Основные черты болезни Джона наблюдались и при лечении других гомосексуалистов, хотя, конечно, каждый из них имел свои особенности.

Другого гомосексуалиста, которого я лечил, звали Макс. Он обратился ко мне после ареста на вокзале, в туалете, где он приставал с сексуальными предложениями к мужчине, оказавшимся агентом полиции. Макс был женат, у него было трое взрослых детей, но он почти не имел сексуальных контактов с женой. Его уже не впервые задерживали за нарушения порядка, связанные с сексом. За несколько лет до этого он попал под следствие за попытку соблазнения двух подростков.

В физическом отношении Макс имел много отклонений, характерных и для Джона. Его тело было твердым и негибким, мышцы были сильно сокращены, подобно туго сжатым пружинам, так что ему было трудно даже согнуться или разогнуться, а в области таза совсем не было гибкости. Напряженность отражалась и на лице, имевшем острые и угловатые черты; голос был высоким и тонким, лишенным тепла и модуляций. Он носил очки, так как был близорук, но никогда не смотрел прямо на собеседника; а без очков его глаза казались безжизненными и невыразительными.

Обычно Макс старался сдерживать свои гомосексуальные влечения, иногда мастурбировал, но без особого удовлетворения, и вообще пытался уменьшить до минимума свои сексуальные чувства. В этом ему содействовали две черты: крайняя напряженность тела, уменьшавшая общую чувствительность, и чрезмерная активность, проявлявшаяся в постоянной смене поз и в принужденных движениях. К сожалению, это не помогало ему при стрессах, вызванных необычными обстоятельствами, вроде тех, что закончились его арестами. Он был очень озабочен и возбужден в связи с предстоящими переменами на работе и никак не мог справиться с волнением. Как и в случае с Джоном, возбуждение сразу передавалось на гениталии, и потребность в сексуальной разрядке была так велика, что он рискнул подойти к незнакомцу, хорошо зная о том, что сыщики часто дежурят в общественных туалетах, чтобы ловить извращенцев.

Я уже высказывал мысль, что сексуальность – это функция всего тела. При нормальных условиях тело сдерживает возбуждение до возникновения подходящей ситуации, облегчающей сексуальную деятельность. Но когда тело потеряло живость (как в случае с Джоном) или перенапряжено настолько, что неспособно сдерживать возбуждение (как у Макса) – гениталии получают такой заряд напряженности, что разрядка требует немедленных действий. Вообще вся гомосексуальная деятельность характеризуется принужденностью (компульсивностью), которая, к сожалению, иногда присутствует и в гетеросексуальных отношениях. Переживая генитальное возбуждение вынужденного характера, испытывая сильный страх перед женщинами и неспособность получить удовлетворение от мастурбации, гомосексуалист попадает в отчаянное положение. Он ищет встречи с партнером, невзирая на опасность и неизбежное разочарование.

Могут спросить: насколько верно приведенное описание? Разве нет гомосексуальных пар, поддерживающих отношения годами, к удовлетворению обоих партнеров? Действительно, такие отношения могут продолжаться по многу лет; например, в случае с Джоном – 9 лет. Однако сомнительно, что они могут доставлять настолько полное удовлетворение обеим сторонам, что могут стать полноценным образом жизни; этого почти невозможно достигнуть из-за самой природы гомосексуальной личности. Обычно один из партнеров чувствует себя в ловушке, из которой нет выхода. Хорошо известны ревность, обиды и вражда, связанные с такими отношениями. Так, К. Аллен в работе «Проблема гомосексуальности» указал, что «убийства среди гомосексуалистов – обычное дело», и заявил, что главная особенность гомосексуальности – то, что она вызывает столько несчастий. Среди психиатров утвердилось мнение, что гомосексуал в лучшем случае – незрелая личность, а в худшем – шизофреник или параноик. Согласно моему опыту, элемент гомосексуальности можно найти у любого шизоида или шизофреника. Обратное заключение тоже верно, так как все гомосексуалы проявляют определенные шизофренические черты, хотя и не являются клиническими больными. Итак, если мой анализ дилеммы гомосексуальности правилен, то проблема требует двойного подхода: и психологического, и физического.

На уровне физического развития явление нечуткого или неотзывчивого тела, представляющее собой явно заметный аспект нарушения, должно распознаваться и подвергаться лечению. Я описал здесь только два примера такого состояния, но оно имело место в каждом случае гомосексуальности, как мужской, так и женской, которые я наблюдал и лечил. Чтобы решить эту часть проблемы, нужно увеличить способность пациента ощущать свое тело. Это достигается путем мобилизации дыхания, увеличением физической чувствительности тела и снижением напряжения мышц. Сексуальность – это биологическая функция, поэтому нужно знать ее физические предпосылки. (Разумность такого способа лечения была впервые обоснована В. Райхом в его труде «Функция оргазма» (Нью-Йорк, 1942) и получила развитие в работе А. Лоуэна «Физическая динамика структуры характера» (Нью-Йорк, 1958) ).

На психологическом уровне отношение пациента к другому полу следует рассмотреть аналитически, в общем контексте его личности. Страх, враждебность и презрение к представителям другого пола должны быть осознаны и парированы соответствующими реакциями. Это значит, что пациент должен продемонстрировать эти чувства в ходе лечения, но обязан не допускать их бессознательного проявления в жизни. Необходимо исследовать отношения пациента в семье, с отцом и с матерью, чтобы выявить источник его чувств к другому полу. Так же важно развить у пациента способность достигать самоудовлетворения, значение которой ясно показывает, например, высказывание Джона: «Почему бы мне не делать этого для себя? Ведь я могу делать это для других, а они – для меня!»

В нашей культуре греховность сексуальности связана, в основном, с мастурбацией, а не с другими видами сексуальной деятельности. Это может быть вызвано тем, что ребенок впервые сталкивается с родительским неодобрением сексуального чувства именно в связи с занятиями самоудовлетворением. Если попытаться понять основу сексуальной искушенности гомосексуала, то можно обнаружить обширный комплекс чувств вины по поводу мастурбации, связанный с детским чувством греха за кровосмесительные чувства к матери, которая чаще всего бывает объектом детских сексуальных мечтаний, сопровождающих первые занятия мастурбацией.

В первой главе было показано, что чувства привязанности и соответствующее поведение обусловлены биологией организма. Отсюда следует, что искажения способов выражения любви, как и искажения самого этого чувства, вызываются нарушениями основных биологических функций. Я полагаю, что это верно и в отношении гомосексуалов. Главное биологическое нарушение их организма – недостаток подвижности и чувствительности тела; но имеются и вторичные нарушения: ограничения дыхания, слабое выражение агрессивных и конфликтных движений (пинок, удар; сосание, укус); все это сопровождается жестокими затруднениями анальной функции. Ограничения дыхания уменьшают телесное чувствование и ограничивают энергию, необходимую для осуществления агрессивных действий. Конфликт (на оральном уровне) между сильным желанием по отношению к матери и неприязнью к ней способен парализовать гомосексуала. Раннее и строгое обучение гигиеничному отправлению естественных надобностей (обычно выполняемое матерью) может выработать у гомосексуала подчиненность и пассивность, скрывающие нарушения анальной функции, а неспособность наносить сильные ритмичные толчки ногами часто бывает связана с мышечными напряжениями в ягодицах и на бедрах, вызванными детскими анальными расстройствами.

Гомосексуал находится в конфликте со своей матерью, развивающемся на всех уровнях: оральном, анальном и генитальном; и этот конфликт должен быть подавлен в интересах выживания, но такое подавление делает почти невозможными отношения с женщинами, поскольку всякая серьезная связь способствует пробуждению первоначальных трудностей. В отношениях с мужчинами гомосексуалист может их избежать, подменяя этими отношениями (в символической форме) отношения с матерью. По этому поводу К. Аллен заметил, что «для гомосексуалиста другие мужчины символизируют (в какой-то степени) его собственную мать», а запретные части ее тела подсознательно преобразуются в мужские черты и органы: туго обтянутые ягодицы символизируют грудь, пенис становится соском, анус и рот превращаются в вагину.

Гомосексуал остается на оральной стадии развития, поскольку именно здесь он страдает от отчуждения (депривации), хотя многие случаи показывают, что такие дети были избалованы своей матерью. Наблюдая поведение и изучая взгляды гомосексуала, можно заключить, что он был лишен эротического удовольствия, обычно получаемого ребенком от груди и близости материнского тела. Я хочу подчеркнуть, что депривация не всегда относится к контактам и груди, а именно ограничивает связанные с ними переживания эротического удовольствия. Как же это возможно?

Ключ к ответу можно найти в труде Фрейда, изучавшего жизнь Леонардо да Винчи, который был гомосексуалом. Считается, что Леонардо был незаконнорожденным ребенком служанки и ее знатного господина. Как бы то ни было, но он рос без отца. Мать его обожала, и он был сильно к ней привязан. Его «Мадонна на фоне скал» является, скорее всего, портретом его матери. В то время детей кормили грудью до трех лет и дольше, так что вряд ли Леонардо был отлучен от груди и лишен контакта с телом матери.

Изучая жизнь Леонардо, Фрейд обратил внимание на фантазию художника, встречающуюся несколько раз в его записях: хищная птица опускается на Леонардо и касается хвостом его губ. Это можно представить как сексуальную фантазию, и тогда хвост птицы символизирует пенис; если же истолковать это как оральную фантазию, то хвост символизирует сосок, а птица представляет мать. Оба толкования не противоречат друг другу. Если же мать использовала грудь и сосок, чтобы получать сексуальное удовольствие от кормления ребенка, то верны обе интерпретации.

То, что женщины могут сексуально возбуждаться при кормлении грудью, – установленный факт; это нормальная реакция, от которой нет вреда ребенку. Однако мать, используя ситуацию для удовлетворения своей потребности, превращает ребенка в сексуальный объект. Если мать Леонардо осталась без мужчины, лишившись объекта любви, то указанная ситуация вполне могла иметь место. Загадочная улыбка Моны Лизы, так долго волновавшая любителей живописи, может выражать чувство тайного греха и удовольствия. Возможно, что эту улыбку и запомнил ребенок, лежа на руках у матери.

Такая деформация взаимных отношений может привести к двум результатам. Во-первых, ребенок вынужден занимать пассивное положение, вместо того, чтобы быть активным участником события, поэтому главное значение приобретает эротическое удовольствие матери, а не его собственное, и грудь (составляющая его первое впечатление от мира) дарит радость не ему, а матери, так что из-за нее он лишается удовольствия. Второй результат заключается в сексуальном возбуждении ребенка, потому что ему передается возбуждение матери. Это отнюдь не мистика, ведь ребенок – почти что часть матери; совсем недавно он был частью ее тела. Поэтому каждый ребенок отзывается на чувства матери, воспринимает ее отклик, ее настроение, ее радость и разочарование. Угнетенное настроение матери передается ребенку, а ее сексуальное возбуждение возбуждает и его. Однако у ребенка нет механизма для разрядки возбуждения; поэтому мать, использующая ребенка таким образом, бессознательно, не по своей вине, лишает его возможности всякой сексуальной деятельности, в том числе и мастурбации. Результатом является усиление инцестуальной фиксации ребенка по отношению к матери, достигающей такой степени, что ее уже невозможно разрядить.

Если эти предположения верны, то для Леонардо спать с женщиной было равносильно инцесту, и у него не было иного выхода, как стать гомосексуалистом, приняв на себя роль, обратную исполнявшейся им в детстве: помещая пенис («сосок») в рот мужчины и получая эротическое удовольствие, он становился «матерью», использующей своего «ребенка» (в данном случае – юношу или мужчину).

Теперь несколько слов об анальной фиксации. Когда мать делает ребенку клизму – она выполняет символический половой акт. Она может действовать из лучших побуждений и по совету врача, но психологический символизм этого действия все равно сохраняется. Вреда от клизмы нет, особенно если ее применять показано (с точки зрения медицины). Беда в том, что клизму ставят каждый раз, когда ребенку не удается самому «сходить на горшок». Не могу отделаться от мысли, что некоторые матери, пользуясь своим превосходством над ребенком в этой ситуации, вымещают на нем свои собственные женские переживания.

Необходимо отличать гомосексуальное переживание от гомосексуальных взглядов и гомосексуальной личности. Переживание (опыт) используется для удобства, при отсутствии возможности вступить в связь с представителем другого пола; это принято среди животных и существовало во всех культурах и во все времена. Те, кто вступает в такую связь, не отказываются от предпочтения по отношению к другому полу. Деятельность такого рода показывает, что сексуальное влечение может быть столь мощным и безотлагательным, что не принимает во внимание предостережения реальности. Так, корова может в горячке влезть на другую корову. Ведь сексуальность не ограничивается взаимной привлекательностью и возбуждением, возникающим у мужчин и женщин, хотя именно такой вид отклика и является высшей формой и самым правильным способом выражения чувств; контакт двух тел тоже возбуждает и может доставить эротическое удовольствие. Однако гетеросексуальность является более подходящим и более удовлетворительным способом разрядки сексуального возбуждения. Поэтому личность гомосексуала следует определять как ту, которая «выбирает неадекватный способ сексуального переживания по причине неспособности функционирования на более высоком уровне гетеросексуальности».

Право же не стоит подчеркивать (как это делают некоторые гомосексуалы), что, скажем, Сократ был гомосексуалистом или что древние греки одобряли или относились терпимо к этой форме сексуальной связи. В древнегреческой культуре было много особенностей, объясняющих появление подобных отклонений во взглядах людей того времени. Например, общество тогда существовало на основе института рабства; женщины занимали подчиненное положение; общество было классовым, несмотря на демократию. Труд считался «низким» занятием, уделом женщин и рабов. Такая социальная обстановка (как уже говорилось) способствовала гомосексуальному образу жизни. Эстеты и люди культуры могли ставить себя выше потребности в женщине; но люди низших классов и рабы придерживались других взглядов.

Я уже высказывал мысль о том, что сексуальное влечение можно рассматривать как биологическую силу, направленную на преодоление чувства одиночества и изоляции, порождаемых процессом индивидуализации. Индивидуальность не только ассоциируется с чувством одиночества, но и сопровождается смутным чувством неполноценности. Сексуальный импульс к единению – это не просто настоятельное требование близости с другим организмом, но и острое желание самодополнения. Это выглядит так, будто самосознание индивидуума полностью реализуется только в сексуальном единении, с помощью которого преодолевается изолированность индивидуальности.

Эта концепция подобна идее мифа, приписываемого Платону, но имеющего, вероятно, еще более древнее происхождение. Согласно преданию, мужчина и женщина были когда-то одним существом, одним созданием, которое Бог разделил на две части, чтобы создать два пола. С тех пор две половинки стремятся соединиться и снова стать единым существом. С этой идеей согласуется библейский рассказ о сотворении Евы из ребра Адама. Ту же мысль можно найти и в других преданиях о сотворении мира, в которых Небо и Земля были сначала единым целым. Все эти легенды можно истолковать как сознание того, что когда-то жизнь существовала на несексуальном уровне.

Если говорить о сексуальности, то здесь чувство неполноценности с большой силой отображается в некоторых повторяющихся снах и мечтах: например, человек пытается взять себе в рот свой собственный пенис и таким способом удовлетворить и восполнить себя. Это желание самодостаточности и независимости от потребности в женщине свойственно мужчинам-невротикам, страдающим подсознательной боязнью женщин. Мне не раз приходилось слышать восклицания мужчин-пациентов: «Чтобы он пропал, этот секс!» Подобные положения представляют «первобытное» состояние в истории развития индивидуума, когда такая самодостаточность, кажется, действительно, имела место. Эту «первобытность» можно понимать двояко как явление из двух разных периодов: определенного периода из истории видов («филогенетический период») и периода из истории отдельного индивидуума («онтогенетический период»).

Первый из указанных периодов соответствует тому этапу эволюционного развития человека, который предшествовал появлению понятий «Я сам», «Только Я». В этот период человек чувствовал себя частью мира (как это свойственно животным), не признавая за собой ни неполноценности, ни изолированности. Так было в саду Эдема до грехопадения человека, когда он вел там райскую жизнь. Символом этого раннего периода является изображение змея, удерживающего в пасти свой собственный хвост, встречающееся на каменных плитах и некоторых изделиях того времени. «Змея, свернувшаяся в кольцо, – это первобытный дракон, кусающий свой собственный хвост, или сказочное чудовище – „Уроборо“, порождающее само себя» (Э. Нойманн, «Происхождение и история сознания»). «Небесный змей» Уроборо сам с собой играет, сам себя оплодотворяет и пожирает. Он – и мужчина, и женщина, он дает зачатие и порождает, и дарует жизнь; в нем – активное и пассивное начало, в нем – и высокое, и низкое, и все это – сразу и одновременно. Короче говоря – это символ самой Вселенной, содержащей жизнь, которая постоянно порождает сама себя.

Второй период – это время онтогенетического развития человека, когда он существовал в замкнутом мире, символом которого является круг. В этом состоянии организм чувствует себя полноценным и самодостаточным и не сознает потребности в усилиях.

Итак, круг, символизирующий «замкнутый мир», и «Небесный змей» представляют время ранней жизни организма, находившегося в яйце или в утробе и не обладавшего самосознанием. «Небесный змей Уроборо – это замкнутое „вместилище“ или материнская утроба, и, одновременно, – символ единения противоположных начал – мужского и женского. В утробе организм свернут внутри себя и не сознает в себе какой-то недостаточности» (Э. Нойманн).