Глава 2 Почему с врачами приходится бороться

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Почему с врачами приходится бороться

В медицине все не так плохо, как кажется, а гораздо хуже

Общаясь с врачами и изучая медицинскую литературу, я понял, что глубочайший кризис имел место в здравоохранении и медицине всегда и везде. Вы тоже сможете в этом убедиться. Не странно ли, что нет в мире страны (и это признают сами врачи), народ которой был бы доволен своей медициной? Конечно же, в экономически развитых странах здравоохранение лучше, чем в отсталых, по чисто материальным причинам. Однако и там углубляется кризис, но не в сфере экономики, а в собственно медицинской и в сфере общественных отношений в области здравоохранения.

Сменялись общественно-экономические формации, но прогресс почти не затронул взаимоотношений больного и врача — со времен Гиппократа ничего принципиально не изменилось в «способе производства» здоровья, т. е. в подходе к лечению больных. К тому же, медицинские основы, заложенные еще в древности, оказались далеко не так хороши, как представляли нам врачи. В этом вы также еще не раз убедитесь.

Средний уровень образованности и эрудиции населения, развитие общественного самосознания и средств массовой информации во многих странах достигли того уровня, при котором врачам все труднее становится диктовать обществу свои условия. Многое из того, что всем больным еще вчера казалось в медицине совершенно нормальным, сегодня вызывает осознанный протест, ибо противоречит не только принципам демократии, но, подчас, и просто здравому смыслу. Поэтому вполне уместно говорить о том, что сложилась крайне напряженная ситуация в отношениях общества и медицины или, говоря точнее, врачей и больных. Ибо врачи являются главными носителями не только клинических медицинских знаний, но и профессиональной этики.

Учитывая это, а также и то, что врачи — главные фигуры, с которыми общаются больные в процессе лечения, думаю будет вполне оправдано, что в этой книге мы уделим им основное внимание.

Давайте сразу точно определимся с предметом нашего разговора. Мы будем говорить только о врачах-клиницистах, т. е. о тех, кто непосредственно занимается диагностикой, лечением, и о тех, кто руководит этими процессами. Именно их мы будем называть словом «врач». Я не отношу к категории врачей микробиологов, биохимиков, биофизиков, физиологов, фармацевтов и прочих работников смежных специальностей. Такое деление отнюдь не произвольно. Врачи-клиницисты сами дифференцируют себя от них, т. к. характер их работы сильно отличается.

Для начала попытаемся разобраться в том, что думают о себе и кем считают себя и нас, больных, врачи, что думают о них больные, кто такие врачи на самом деле, и почему, наконец, с ними надо бороться. Для этого нам просто необходим небольшой исторический экскурс.

Итак, с того исторического момента, когда впервые один человек вытащил занозу у другого, прошли тысячи лет. Не исключено, что первый случай оказания врачебной помощи выглядел иначе. Возможно, это было вправление вывиха ноги или удаление соринки из глаза соплеменника. Все это не важно. Я осмелюсь утверждать, что именно с этого момента род Homo sapiens разделился на два лагеря — больных и врачей. И это, несомненно, одно из важнейших событий в человеческой истории, ставшее прологом необъявленной и продолжающейся в наши дни войны, — войны, в которой нет победителей, но есть побежденные, — войны, в которой только одна из сторон несет огромные моральные, материальные и людские потери. Доказательства? Их множество, и вы их получите. Но немного терпения…

Как вы понимаете, больные существовали всегда, т. е. со времен изгнания из Рая, и лечили они себя поначалу, надо полагать, сами. Врачи же появились намного позже (всем известно, что не их профессия считается древнейшей) и, следовательно, уже поэтому должны бы относится к первым с определенным почтением.

Возможно, поначалу так оно и было, но что говорит нам, больным, личный опыт? Он, к сожалению, говорит об обратном, и виноваты в этом, отчасти, мы сами. Конечно же, Первый Больной рассказал соплеменникам, что в племени появился умелец, хорошо вытаскивающий занозы, вправляющей вывихи и т. п. Когда умелец сей неоднократно продемонстрировал свое искусство и получил в награду несколько кусков плохо прожаренного мамонта, он возгордился. Он решил, что богами ему предназначена особая, великая роль. А т. к. был он вообще-то по природе своей довольно ленив и мамонтятинку жареную любил, он быстро смекнул, что заниматься лечением куда легче и безопаснее, чем загонять мамонта в западню.

И вот умелец этот стал всячески навязывать соплеменникам мысль о своей исключительности. Он убеждал всех, что только ему богами предназначено лечить болезни. Сначала ему не очень-то верили и даже, подсмеиваясь, обозвали его за явное вранье врачом. Но врач очень скоро перестал ходить на охоту, ссылаясь на свою занятость общением с высшими силами, и стал требовать мамонтятину уже только за это, то есть ни за что. При этом он не гнушался и медвежатины, и свинины, да и рыбку очень любил.

Свое искусство врач постоянно совершенствовал и расширял. Теперь он не только лечил, но и заклинал богов на удачную охоту, очень точно предсказывал судьбу, отлично зная, что каждый мужчина рано или поздно погибнет, загоняя зверя в западню или в стычке с соседним племенем, а привлекательная женщина когда-нибудь станет чьей-то женой. Делал он и многое другое, столь же «полезное» для племени. И за это, естественно, много брал. Врач стал жрецом. Я думаю, совершенно очевидно, что соплеменники прозвали его так за обжорство (да простят меня лингвисты), ибо — за отсутствием в ту древнюю пору денег — подносили жрецу, главным образом, еду.

Надо, однако, сказать, что со временем, на почве возвеличения врачей и самоуничижения больных, последние заменили насмешливое «жрец» на уважительное «доктор», — на слово, под которым подразумевается высокая степень учености. Слово это почти вытеснило из обихода изначальное «врач». И это не случайно, ибо за туманом псевдоучености больные разучились замечать банальное вранье, да и врачам больше ласкает слух «доктор». «В благодарность» за уважение врачи нарекли больных «пациентами», т. е., в переводе с латыни, терпеливыми, покорными, позволяющими. Наверное за то, что мы терпим все их выходки, поборы и позволяем безнаказанно издеваться над собой.

Между прочим, в «живых предках» латыни — итальянском и английском языках — за словом «пациент» сохранилось прежнее значение.

Минули тысячи лет с того дня, когда трещина прошла между врачом-жрецом и соплеменниками. С течением времени она превратилась в глубокую пропасть. И сегодня в общественном сознании стало аксиомой мнение, что есть мы, больные, со своими низменными, грязными, заразными, бактериальными, вирусными и проч. и проч. болезнями и они, врачи, умудренные многовековым опытом, обладающие великими научными знаниями, со своими белыми халатами, непонятными простым смертным терминами, толстыми научными книгами и журналами, заумными приборами, персональными кабинетами и т. д. и т. п.

Не пора ли развеять этот миф? Не пора ли нам, больным, т. е. большей (к счастью) половине человечества, не относящей себя к медицинскому персоналу, несколько иначе посмотреть на врачей, а врачам на тех, кого они презрительно нарекли «пациентами»? Я уверен, что человечество достаточно натерпелось от врачей и на поставленный выше вопрос мы должны ответить: «Да! Да!» И еще раз: «Да!»

Социальной психологии давно известно, что для возвеличения какого-либо исторического события или личности вокруг них часто создаются легенды. Ведь чем легендарнее событие или личность, тем выше в глазах окружающих выглядят причастные к этому событию или приближенные к личности. Это следствие так называемого «эффекта ореола».

Вспомните — если вы, конечно, успели побывать пионером и комсомольцем в СССР — «он видел Ленина». Да, такие люди, часто ничего особенного из себя не представляя, несли на себе — каким это теперь ни кажется странным — некий отблеск от чужой славы. Это свойство общественного сознания было подмечено многими писателями. Помните хлестаковское «с Пушкиным на дружеской ноге»? А «сыновей» лейтенанта Шмидта?

Вы, — врач вы или нет — несомненно, слышали имена медицинских корифеев. Да, все мы знаем, что от Эскулапа (Асклепия) ведут свою «родословную» нынешние эскулапы, что Гиппократ считается «отцом» современной медицины. Каждый мало-мальски грамотный человек слышал имена Гален, Авиценна, Парацельс… Список можно продолжить. Эти врачи жили достаточно давно, чтобы их имена успели обрасти множеством легенд. Что там правда? Что вымысел? «Темны преданья старины глубокой…» Но мы все же попытаемся в этом разобраться. В свете ореола названных титанов их современные последователи выглядят ослепительно мудрыми, а мы, больные, не причастные к великим учениям, выглядим в том, что касается медицины, просто, извините, — дураками. Даже в своих глазах, не говоря уже о глазах «продолжателей»…

Итак, что мы, рядовые больные, знаем, например, про Авиценну? Мы точно знаем, что жил и работал он где-то на Востоке, что был великим врачом — почти волшебником, — что написал множество трудов с изложением всех своих знаний. Знаем, что очень он почитаем в медицинских и философских кругах. Что еще? Мало кто скажет больше, разве что историк. Даже врач, я уверен, немного добавит к вышесказанному. А кто из вас, уважаемые господа, читал его труды? Я предвижу ответ… И слава Богу! Ибо в период с 1012 по 1024 годы написал Абу Али ибн Сино — а именно так правильно звучит, как выясняется, его имя (Сино, а не Сина) — около 5000 страниц в сегодняшнем, разумеется, измерении. Читать все это современному человеку, поверьте мне, было бы очень утомительно, если он, конечно, не историк медицины. Я тоже, признаюсь, не стал читать всего, а ограничился небольшим обзором.

Какие же знания я почерпнул из собрания сочинений корифея? Я узнал, что слизь — это незрелая кровь, которая когда-нибудь становится кровью; что волосы человека состоят из «дымного пара» — субстанции мало пригодной для еды, что, поэтому, нет в мире животных, которые питались бы волосами — за исключением, возможно, летучих мышей; что боль возникает у человека «от прерывания непрерывности». В последнем утверждении, кстати, автор ссылается на Галена.

Узнал я много и другого, поверьте, столь же «полезного». Подобные приведенным «факты» составляют большую часть трудов. Учитывая такие «знания» наряду с тем, что в лечении Авиценна широко практиковал заклинания, можно уверенно констатировать, что, с точки зрения представлений современной медицины, значительная часть врачебной практики корифея — обычное шарлатанство. Случаи же успешного лечения скорее всего следует отнести на счет самовнушения. Вполне возможно, что ибн Сино обладал зачатками гипноза, что усиливало психологическое воздействие.

Прочитал я и воистину гениальные для того времени сведения, например, по анатомии, по способам очищения воды фильтрацией и перегонкой, по антисептике ран вином. Хотя, опять же, сейчас трудно судить о первенстве автора в этих открытиях и изобретениях.

Возможно, не так уж и неправ был Парацельс, почитаемый в медицине, кстати, не меньше Авиценны, когда, разорвав труды Галена и Авиценны перед своими учениками, заявил, что шнурки его ботинок знают больше, чем «эти старые маразматики». Кстати, тот же Парацельс рекомендовал гриб-мухомор в качестве профилактического (!) средства от чахотки и диабета, а лечить все заболевания пытался серой и ртутью. Сегодня же каждый школьник знает, что ртуть чрезвычайно ядовита. Недалеко ушел Парацельс, как видно, от Авиценны в своих познаниях. Но какое самомнение!

Что еще поражает в книгах ибн Сино, так это то, что он смело берется объяснять любой факт — будь он медицинский или из области естествознания. Много в его трудах философских рассуждений. Часто он ссылается на работы Галена, иногда критикует его. При этом, отвергая положения Галена, заменяет их своими — ничем не лучшими, т. е. одну чушь — другой.

Какие выводы можно сделать из всего этого?

Во-первых, величие Авиценны, на мой взгляд, прежде всего состоит в преданности идее и искреннем желании передать ученикам свои знания, в том, что он сумел оставить нам такой исторический памятник, свидетельствующий, кроме всего прочего, и о скудности познаний древних врачей.

Во-вторых, он явно постарался над созданием собственного ореола славы. Для современников он был эдаким ученым-всезнайкой. Там, где он честно должен был сказать: «Я не знаю», — говорил: «Знаю», — то есть, попросту говоря, врал.

Эта «маленькая шалость», как вы понимаете, у врачей уже в традиции. И причиной тому, конечно же, отнюдь не стремление вселять в пациента уверенность в силу лекаря. Ведь научные труды по медицине всегда писались исключительно для врачей.

В-третьих, написать за 13 лет — во времена, когда не было электричества, а бумага, свечи и лампадное масло были весьма дороги — 5000 страниц, конечно же, великий подвиг, отнявший у автора уйму времени и сил. Но, с другой стороны, сам собой напрашивается вопрос: «А когда же он лечил?» Скорее всего с лампадным маслом и бумагой у автора проблем не было, т. к., будучи везирем (министром) правителя Хамадана, он ни в чем не нуждался, в том числе и в писцах. Но, как известно, у везиря множество государственных дел и заниматься широкой практикой в этот период он едва ли мог.

Врачебный стаж, до того как приступил к написанию трактата, Авиценна имел не такой уж и большой — никак не более 15 лет. Может другие лечили не хуже и больше, а писать просто не успевали? Ведь, в конечном счете, история доносит до нас имена тех, кто сильнее «наследил», а не тех, кто лучше.

Как используют труды ибн Сино его последователи? Ведь ясно, что включать их в современные медицинские программы обучения бессмысленно. Ответ прост — никак!

Труды Авиценны изучались врачами вплоть до второй половины XVII века — наравне с трудами Галена — как основное руководство по медицине. Это наглядно свидетельствует о почти семивековом периоде догматизма и стагнации во врачебном деле. Когда же ошибочность древних знаний стала всем очевидна, медики очень быстро забыли даже правильное произношение имени автора, не говоря уже о самом учении. Но врачи давно и успешно используют имя Авиценна, как осеняющее их знамя. То же самое можно сказать и о многих других именах медицинских корифеев.

Возможно, подумаете вы, дело здесь вовсе не в знаниях, которых, как мы убедились, у великих было не так уж и много, а в том, что современные лекари столь же беззаветно преданы своей профессии и самоотвержены в борьбе с болезнями как, скажем, героические российские врачи Г. Н. Минх и О. О. Мочутковский, привившие себе с научными целями возвратный тиф. Или как тот же Парацельс, бесстрашно бросавшийся в очаги, где свирепствовала чума и знавший, что рискует заразиться.

Да, вы правы, врачи хотят казаться не только мудрыми, но и героями. И тому есть причины, о которых мы поговорим особо, в других главах.

Все мы, буквально с детства, находим в художественной литературе всегда положительный, а часто и героический образ врача. Над созданием такого образа в наших умах очень постарались Л. Толстой, А. Чехов, М. Булгаков, К. Дойл, А Кронин, С. Моэм, Г. Флобер и многие-многие другие писатели. Не мудрено… Ведь некоторые из них сами были врачами, а те, кто не был, тоже наивно полагали, что все врачи — герои.

Например, у врача-писателя А. П. Чехова читаем: «Профессия врача — это подвиг, она требует самоотвержения, чистоты души и чистоты помыслов». Из этого мнения — с которым я отчасти согласен — однако же совсем не следует, что всякий врач обладает перечисленными качествами и является героем. Это можно понимать только как характеристику идеального врача — то, к чему должен стремиться каждый врач. Любая профессия, сама по себе, никак не может быть подвигом. Но почти в каждой профессии есть место для подвига. На практике же подобные высказывания трактуются врачами и навязываются обществу в совершенно ином ключе, а именно, — что все врачи совершают подвиг, а значит — герои. И даже больше, чем герои!

В российской телепрограмме «Первые лица» ее ведущая Э. Николаева задала ведущей другой популярной программы «Здоровье», Е. Малышевой — врачу по профессии, — вопрос: «Считаете ли вы, что хорошие врачи — святые?» «Да», — уверенно ответила Е. Малышева. На вопрос же: «Хороший ли вы врач?» — последовал ответ: «Да, и святая. Хи-хи-хи». Хихиканье, конечно же, надо отнести на счет обычного женского кокетства. Но что касается самих ответов, то они, несомненно, отражают бытующие во врачебной среде представления. Я не знаю, как других телезрителей, но меня они совсем не развеселили.

Во второй половине XIX века в Европе, в том числе и в Российской империи появилось множество врачебных обществ, взявших себе девиз: «Светя другим, сгораю сам». Как видите, уже тогда излишней скромностью врачи не страдали и тягу к пышной фразе имели большую. Думаю, что подавляющее большинство врачей этих обществ не «сгорело» на работе.

Впрочем, врачам было с кого брать пример. Ведь это их кумиру Гиппократу принадлежат слова: «Врач-философ равен Богу».

Но если врачи действительно герои и святые, то почему, скажите на милость, они так усердно прячут от нас, больных, да и от себя, клятву Гиппократа? Не потому ли, что им просто было бы стыдно перед больными за то, что столь велико расхождение между тем, в чем они клялись, и тем, что делают? Что я имею в виду, говоря «прячут»? А то, что ни в одном лечебном заведении — а я посетил их немало — не видел я текста этой клятвы, пускай даже не на самом видном — как подобает клятве, — а в укромном месте.

Нет, в одном все ж таки видел. Какая-то фармацевтическая компания поместила в небольшом проспекте рекламу лекарства вместе с текстом клятвы Гиппократа. Видимо менеджеры компании думали, что делают удачный рекламный ход. Находился же проспект на посту медсестры.

В то же время «Военную присягу» — клятву военнослужащего — в любой воинской части можно увидеть во многих местах. Случайно ли это? Я уверен — закономерно. Врачи не хотят, чтобы больные слышали клятву Гиппократа или видели ее текст. Принимают они ее в своем, узком кругу. Больные же знают только то, что врачи давали «какую то великую клятву», и это должно» вселять в каждого больного почтение к врачу, как и в случае с эксплуатацией великих имен.

Прежде чем судить о величии клятвы, давайте прочитаем ее текст.

Клятва Гиппократа

Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с родителями, делиться с ним своими достатками и в случае необходимости помогать ему в его нуждах, его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому.

Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости.

Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария.

Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство.

Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом.

В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной.

Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.

* * *

Я думаю, что теперь вам стала понятной причина сокрытия. Ведь клятва, с точки зрения сегодняшних цивилизованных представлений, глубоко аморальна! В ней заложены, если вдуматься, многие, если не все, пороки медицины. Проведем небольшой анализ.

Первая заповедь врача, оказывается, не забота о здоровье больных, как мы всегда думали, а забота о материальном благополучии учителя и его семьи.

И вторая заповедь, к сожалению, — не забота о благополучии больных, но забота о бесплатном обучении детей учителя.

Третье же обещание — сохранять в тайне от «непосвященных» медицинские знания.

Дающий клятву через нее фактически принимается в некую закрытую от неприсягавших «семью» с общим «котлом» и общими, но закрытыми от посторонних знаниями. Причем кровному родству явно отдается предпочтение. Вам, читатель, это ничего не напоминает? Правильно, что вы подумали о мафии. Видимо, врачебная мафия появилась куда раньше корсиканской.

Из текста следует, что для не связанных родством обучение медицине было платным и, видимо, отнюдь не дешевым — раз в клятве этому уделено место. Сохранение же в тайне от больных медицинских знаний — не что иное, как стремление ограничить их возможности по самостоятельному лечению. Зачем? Очевидно, затем, что чем больше вызовов к больным, тем выше доходы врача. Все это не может давать оснований для подозрения врачей в бескорыстии.

Обещание «воздерживаться от причинения вреда и несправедливости», согласитесь, совсем не то же самое, что «не причинять вреда и несправедливости». Слово «воздерживаться» уже подразумевает необязательность.

Как известно, беременность может развиваться неправильно или быть противопоказанной, и отказ женщине в аборте, в таком случае, не благо, а, возможно, ее убийство. Впрочем, скорее всего, и здесь на первый план выходят не соображения морали, а банальное разделение сфер влияния. В данном случае врач не хочет лишать прибылей тех, кто занимался абортами профессионально.

Такое предположение подтверждается абзацем, где говорится о «каменной болезни». Из него становится ясным, что уже тогда существовали мафиозные врачебные кланы, боровшиеся между собой за источники доходов. Ведь тех, кто делает «сечения», в наше время называют хирургами. А в те времена их даже не допустили до клятвы. Хотя, вполне возможно, что у них была своя клятва, которая просто до нас не дошла. И Гиппократ, и его последователи клялись не делать сечений вовсе не потому, что не умели (ведь могли бы обучиться), а чтобы предотвратить межклановые «разборки».

Апофеозом клятвы звучат слова о жажде «славы у всех людей на вечные времена». Мы еще раз убеждаемся, что скромность, в понятии врачей, никогда не принадлежала к числу доблестей.

А как понималась врачами ответственность за нарушение клятвы? Весьма абстрактно — только как отсутствие счастья и славы. И это при том, что клятва написана во времена, когда уже существовало государство (Эллада), законы и суды. Сравните такую ответственность с той, что была предусмотрена в «Военной присяге» СССР: «Если я нарушу… то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа!» Да, реальной ответственности врачи всегда стремились избегать.

И, наконец, в свете общего впечатления от уже нарисованного морально-психологического портрета дающего клятву никак не выглядят убедительными и все прочие обещания.

Открыв Большую Медицинскую Энциклопедию (БМЭ) на странице, отведенной Гиппократу, я удостоверился в том, что в его времена медицина была, в основном, семейным ремеслом. Наиболее известны Милетская, Книдская и Косская семейные медицинские школы. Считают, что Гиппократ относится к семнадцатому поколению Косской школы. Его отец, Гераклид, был врачом, а мать, Фенарета, повитухой.

В БМЭ находим также, что вплоть до XVIII века хирургия и акушерство считались ремеслом и в университетах не преподавались. Хирурги же делились на камнесечцев, костоправов, кровопускателей и др.

Текст клятвы Гиппократа — видимо по причине его аморальности — в БМЭ не приводится.

А теперь я хочу раскрыть читателю три небольшие врачебные тайны. Первая: Гиппократ не является автором клятвы, носящей его имя, но она присутствует в его письменных трудах. Текст клятвы значительно древнее и впервые записан при Герофиле (ок. 300 г. до н. э.).

Вторая: текст клятвы Гиппократа, принимаемой врачами сегодня, не имеет почти ничего общего с исходным, а название клятвы — условность. Врачи разных стран имеют разные тексты клятвы, хотя во многом и совпадающие.

Третья: еще в древности, с разрушением исключительно семейного характера подготовки врачей, традиция врачебной клятвы была врачами забыта (а кое-где ее не было изначально) и возродилась только после Французской революции. Восставший народ, кроме всего прочего, требовал от властей нормальной медицины. Видимо, чтобы как-то разрядить обстановку, декан медицинского факультета Лаллеман из Монтпелье, на основе известного вам текста, создал новый вариант клятвы, назвав его «факультетское обещание». Его содержание куда больше отвечает требованиям современной морали, хотя вы без труда найдете в нем рудименты исходного текста.

Поскольку именно текст Лаллемана лежит в основе всех современных вариантов клятвы, привожу его полностью. Оставляю читателю возможность для самостоятельного анализа.

Факультетское обещание

Я обещаю и я клянусь быть верным законам чести и порядочности в занятии медициной.

Я буду оказывать свою помощь неимущему безвозмездно, и я никогда не потребую плату выше моего труда.

Когда меня допустят внутрь дома, мои глаза не будут видеть того, что там происходит, мой язык будет молчать о секретах, которые будут мне доверены, и мое положение не будет употреблено ни для порчи нравов, ни для того, чтобы содействовать злодеянию.

Почтительный и признательный к моим учителям, я передам их детям наставления, которые я принял от них.

Пусть люди воздадут мне своим почтением, если я верен своим обещаниям! Пусть меня покроет позор и презрение моих собратьев, если я нарушил его!

* * *

Сегодня врачи по-прежнему утверждают, что Гиппократ — их главный моральный авторитет, а его клятва — основа медицинской этики. Кстати, новых редакций клятвы вы тоже нигде не встретите, кроме как в медицинских учебниках.

Да, больные, раскроем глаза! Не герои врачи и никогда ими не были! Я не говорю, конечно, о редчайших исключениях, которые, как и во всем, впрочем, имеют место.

Врачи! Если вы действительно хотите доброй «славы у всех людей на вечные времена», хорошо подумайте: не пора ли сменить одно из ваших обветшалых и, к тому же, изначально грязноватых знамен — клятву Гиппократа на что-нибудь более пристойное?

Ну что, уважаемые читатели, не померкли еще в ваших глазах золотые нимбы, которые врачи бессовестно напялили на себя? Ах, не совсем?!

Вы говорите, что сейчас лекари очень учены, что учат их дольше, чем во всех прочих вузах? Что они уже сделали и продолжают делать великие научные открытия? Что они изобрели для нашего блага множество сложнейших приборов и прекрасных лекарств? Да, и я, по наитию, до поры тоже так считал.

Но, как оказалось, открытия, которые мы, больные, в своем сознании всегда приписывали врачам, на самом деле принадлежат вовсе не им! Примеры? Пожалуйста, сколько угодно!

Начнем с последнего и, видимо, величайшего открытия XX века. Я говорю, конечно же, о расшифровке генома человека. Первые заявления ученых и политиков о великих возможностях практического применения этого открытия многих, я уверен, сбили с толку. Они заявили, что данное открытие позволит лечить болезни, считавшиеся ранее неизлечимыми. У неискушенных больных при словах «лечить» и «болезни» в голове автоматически возник образ врачей-ученых, который они, естественно, и увязали с открытием. И ошиблись! Врачи здесь абсолютно ни при чем. Открытие сделано генетиками вместе со специалистами компьютерных технологий и биохимиками, которые обеспечивали работу первых. Медики же будут только пользоваться результатами этого открытия.

То же самое можно сказать и о подавляющем большинстве других медицинских открытий и изобретений. Практически все сложные современные медицинские приборы созданы не врачами. Так, самый сложный, пожалуй, на сегодня аппарат — т. н. ЯМР-томограф, позволяющий в деталях рассмотреть любой внутренний орган, создан физиками в сотрудничестве со специалистами компьютерных технологий. Этими же специалистами создан и ультразвуковой эхоспанер — прибор известный большинству читателей по названию исследования — УЗИ.

Врачи имеют очень смутное представление о том, как работает эта техника, что не мешает им, впрочем, нажимать на ней кнопки. Кстати, как я имел возможность убедиться, и эта нехитрая наука дается им зачастую с великим трудом, не говоря уже о расшифровке того, что они видят на экранах мониторов.

Большинство известных сегодня микроорганизмов — возбудителей заболеваний — открыты микробиологами. Новые лекарства создаются и производятся фармацевтами.

Но что же открывают, что создают врачи? За редким исключением — ничего. Я видел как-то — на кафедре медицинского университета при одной из больниц — на почетном месте висело авторское свидетельство тамошнего профессора на изобретение «устройства для хранения колоноскопа», т. е. для хранения прибора, которым смотрят кишки через, извините, зад. Причем «изобретение» было сделано в соавторстве с другим врачом — двигателем прогресса. По-моему, очень показательный пример для подражания будущим медикам-изобретателям, даже, если хотите, символичный. К этому остается только добавить, что видеоколоноскоп — прибор довольно сложный и создан инженерным коллективом.

Какова же роль врачей в развитии медицинской технологии? Они только заказывают: «Создайте нам такой-то прибор или такое-то лекарство». А это, как вы понимаете, несравнимо проще, чем создать. Но часто они и заказать-то не успевают, а открытие или изобретение уже сделано. Так было, например, с изобретением рентгеновского и ЯМР компьютерных томографов. У врачей просто не хватило бы знаний и фантазии, чтобы заказать подобное.

Таким образом, по большому счету, приоритет почти всех открытий и изобретений, который мы приписывали врачам, на самом деле принадлежит больным! И это закономерно! У врачей, как правило, нет необходимых для серьезного изобретательства знаний. К тому же, мы заинтересованы в своем здоровье, а значит и в прогрессе медицинских технологий не меньше врачей.

Тогда возникает естественный вопрос: «А чем же тогда занимаются десятки существующих, например, в Украине медицинских НИИ?». А занимаются они, главным образом, тем, что, во-первых, пытаются правильнее «рассадить свой оркестр», т. е. разработкой концепций псевдореформирования медицинских структур; во-вторых, разработкой, сравнением, описанием и стандартизацией новых методик лечения различных заболеваний теми средствами, которые мы предоставляем в их распоряжение; в-третьих, анализом санитарно-эпидемической обстановки и разработкой соответствующих профилактических и лечебных мероприятий; в-четвертых, клиническими испытаниями новых — изобретенных нами, больными, лекарств, приборов и внедрением их в медицинскую практику; в-пятых, сбором и анализом медицинской статистики; в-шестых, разработкой уже упомянутых заказов на новые приборы и лекарства; в седьмых, сбором и анализом последних достижений медицины в других, конечно же, развитых странах, главным образом по материалам зарубежной медицинской периодической печати, опубликованным монографиям, а с недавних пор и с использованием «Интернета».

Причем последнему, седьмому пункту, уделяется едва ли не основное внимание, т. к. в отсталых странах сами, понятно, ничего создать не могут. Многие наши «ученые»-медики построили и продолжают строить на таком анализе, обобщении чужих достижений и даже простом переписывании чужих трудов (!) свои кандидатские и докторские диссертации.

Не правда ли, приведенный перечень, хотя и объемен, впечатляет куда меньше, чем изобретение томографа?

Теперь, не желая быть голословным, хочу вернуться к тезису о рассаживании плохого оркестра. Медики не согласны? Ну что же, предоставим слово самим медикам.

Профессор Днепропетровской государственной медицинской академии В. Лехан в интервью киевской газете «Зеркало недели» изложила основные положения своего, названного в некоторых медицинских кругах «лучом света» для украинской медицины, научного доклада на «представительной», как сказано в газете, медицинской конференции [19].

Квинтэссенцией доклада является положение об «огромных потенциальных возможностях, которые таятся в совершенствовании самой системы» (здравоохранения — А. Х.). С этим нельзя не согласиться. Но далее, основываясь на материалах зарубежных исследований, уважаемая профессор предлагала перейти к «современной системе организации медицинской помощи», отдающей предпочтение «наиболее целесообразным с позиции экономических затрат формам медицинского и социального обслуживания». Звучит, согласитесь, многообещающе.

Для реализации этого предлагалось «…перейти от предоставления пациентам медицинской помощи максимально возможного объема и качества (читай — «той убогой, что еще сохранилась в Украине» — А. Х.) к «предоставлению адекватной медицинской помощи» (читай — «никакой» — А. Х.).

И далее профессор гордо заявляла, что «первый шаг на этом пути уже сделан — в стране начат процесс аккредитации медицинских учреждений, то есть степени гарантий качества и безопасности медицинской помощи».

Но что думают по этому поводу сами руководители медицинских учреждений? В другом номере той же газеты «ЗН» главврач Луганской областной больницы № 2 Л. Покрышка, кстати, судя по всему, врач хороший, болеющий душой за свое дело, публикует статью с показательным названием: «От здравоохранения… в обратном направлении». Несколько абзацев из нее заслуживают, на мой взгляд, того, чтобы их здесь привести.

«Сейчас лечучреждения проходят аккредитацию. Минздрав затратил какие-то усилия на перевод соответствующих руководств с английского языка, приспособив стандарты под особенности нашего здравоохранения, ведомственные комиссии разъехались по больницам в глубинке, сжимая кольцо вокруг центров… Медработники страны поголовно заняты написанием тьмы бумаг, инструкций. Оставив неотложные дела, санслужба и служба стандартизации проявляют титанические усилия, чтобы хоть как-то подтвердить требуемую состоятельность лечучреждений. И все это делается на фоне все ухудшающегося финансирования медицинских программ».

И дальше: «… Повторяются очевидные глупости, когда непродуманно, с азартом делалось одно дело, затем оно бросалось, брались за иное и так до бесконечности».

Когда на встрече депутатов-медиков с руководством области автор статьи всего лишь усомнился в целесообразности проведения аккредитации лечучреждений, он тотчас нарвался на гневную отповедь и был представлен ретроградом. В печати, аудиториях уважаемый Л. Покрышка — по его словам — неоднократно высказывал мысль «…о необходимости наложения моратория на все виды проводимых бесчисленных реформ в здравоохранении (временно, до определенного срока)…» Но, как он сетует, тщетно…[20].

Итак, приведенной выше дискуссии — хотя она и относится к 1999 году, но очень показательна, — я надеюсь, вполне достаточно, чтобы серьезно принять тезис о псевдореформах в медицине и предположить, что медицина сама себя реформировать не способна. Сегодня и врачи, и больные видят, что после удачно проведенной, но совершенно бессмысленной аккредитации, в украинской медицине ничего, по сути, не изменилось. А сколько было шума!

Впрочем, у меня есть веские основания предполагать, что аккредитация была не совсем бессмысленной, и кое-кто неплохо на ней подзаработал. Но ведь цель ставилась иная! К теме реформ мы еще вернемся.

Давайте теперь подробнее остановимся на врачебной образованности. В качестве примера я возьму хорошо известную мне систему мед. образования СССР-СНГ, хотя, уверен, есть много других стран, где положение совершенно аналогично, т. к. этому способствуют веками сложившиеся практика отношений врача и пациента, вся «архитектура» медицинского сообщества, или, проще говоря, «мафиозность».

Прежде всего, существовавшая в годы советской власти система высшего образования позволила «броситься» на медицинское поприще массе бездарей, учившихся в средней школе «с двойки на тройку». Конкурс в мединституты в несколько раз превышал таковой в другие вузы. Что это было? Всеобщая страсть молодежи к целительству? Едва ли…

Объяснение лежит на поверхности: в мед. вузах не было вступительных экзаменов по математике и физике. И, кроме того, быть врачом в СССР всегда считалось престижным и денежным делом. Почему денежным? Благодаря высокой зарплате? Отнюдь… Просто все знали, что врачи берут взятки. В СССР многие брали взятки (сказывались пороки системы), но врачи особенно в этом преуспевали. Здесь, я думаю, как раз и проявилось то, что к недостаткам, присущим социалистической системе, добавились пороки издавна присущие медицинскому сообществу как закрытому клану.

В советской медицине, как, впрочем, и в любой другой, существовало много врачебных «династий». Родители-медики — вполне в духе клятвы Гиппократа — правдами и неправдами проталкивали свои любимые чада на врачебную стезю, не особенно прислушиваясь к их собственному желанию в выборе профессии. Помните? Согласно все той же клятве их дети имеют привилегию на обучение, которая спустя века выродилась в устройство «по знакомству».

Таким образом, врачами, в большинстве своем, становились молодые люди с, мягко говоря, слабыми способностями к абстрактному да и просто логическому мышлению, морально готовые к стяжательству, сделавшие своей профессией нелюбимое дело.

На приемной комиссии медицинского университета председатель задает вопрос абитуриентке:

— Скажите, что побудило вас выбрать профессию врача?

Та помялась-помялась, а потом и говорит:

— Папа, ну хорош прикалываться!

За долгие годы такого «естественного отбора» сформировалось то медицинское сообщество, которое мы, больные, сегодня знаем и ругаем. Хотя в этом есть, повторюсь, и доля нашей вины. Мы либо сами приучали медиков к подаркам и денежным подношениям, либо не ставили их на место, когда они вымогали взятки. Но чего не сделаешь ради своего здоровья или ради больного любимого человека…

Нет больше СССР, но система мед. образования ничуть не изменилась в странах СНГ. Даже врачи вопиют от колоссального наплыва молодых, безграмотных, но амбициозных конкурентов. Так, например, уже знакомый нам Л. Покрышка в той же статье вопрошает: «В чем смысл функционирования полутора десятков медвузов Украины, из года в год, словно конвейер, выпускающих тысячи слабо подготовленных врачей?» Вопрос, понятно, риторический… К этому остается только добавить, что и в СССР было «перепроизводство» врачей.

Столетия существования и развития медицины как прикладной науки, на мой взгляд, не привели к выработке правильной методологии научного поиска и синтеза новых методов лечения на основе открытий, сделанных в других науках, отбора наилучших методов лечения из тысяч существующих. Головы многих врачей, в том числе врачей-ученых, забиты кучей лишней информации, которая наряду с порочной методологией медицины иногда становится причиной феномена, известного в психологии как «профессиональный кретинизм»(ПК). Это тот случай, когда специалист не замечает или не понимает в своей области знаний того, что очевидно для любого человека «с улицы». Масштабы такого явления в медицине просто поражают!

Одним из ярких примеров ПК может служить то, что еще в семидесятых годах XX века большинство врачей и философов от медицины всерьез считали, что недостаток факторов внешней среды не может быть причиной заболеваний! То есть дефицит железа в пище не может служить причиной железодефицитной анемии; дефицит йода не может являться причиной нарушения функции щитовидной железы и развития зоба; дефицит витаминов — причиной авитаминоза и т. д.! А ведь вокруг такого «знания» писались «научные» диссертации и строился процесс лечения тысяч больных…

Один больной — другому:

— Лечился у доктора в квадрате, а результата никакого.

— Как это — «в квадрате»?

— Да у доктора медицинских наук.

Кстати, еще о диссертациях врачей. Даже те из них, которые не списаны с трудов западных ученых, в большинстве случаев не представляют никакой практической ценности и после защиты навечно ложатся «на полку». Данные и выводы, которые приводятся в этих «трудах», обычно отражают только субъективную точку зрения их авторов. Они, как правило, никем серьезно не проверяются, что предоставляет ординаторам и докторантам широкое поле для «фантазий». В медицине, в том числе и на Западе, существует великое множество «научных» работ, в которых авторы, исследуя одну проблему, приходят к противоположным выводам.

«Безнадежно больному раком желудка захотелось борща. Врач сначала запрещал, а потом подумал: «Пусть поест перед смертью» — и разрешил. Больной поел борща и выздоровел. Врач написал по этому поводу статью в медицинский журнал. Через год к врачу обратился другой больной с таким же раком. Врач прописал ему есть борщ. Больной поел и умер. Врач защитил диссертацию, в которой доказывал, что при лечении рака желудка борщ эффективен в пятидесяти процентах случаев».

Достаточно вспомнить, что еще недавно все медики единогласно уверяли нас, что надо ограничивать потребление поваренной соли для профилактики и лечения гипертонии. К такому выводу они пришли, когда узнали, что натрий участвует в регуляции кровяного давления. Вокруг этого было написано множество диссертаций, появилась и соответствующая «убедительная» статистика… И что же? Новые, действительно серьезные исследования, проведенные на Западе в конце XX века, показали, что искусственное ограничение потребления соли крайне вредно, в том числе и для гипертоников!

Не случайно профессор Дэвид Эдди из Медицинской школы университета Дьюка (США) утверждает, что 80 % аллопатического (традиционного, официального) лечения не имеет научного обоснования! Иногда можно услышать от врачей даже такое признание: «Медицина — симбиоз искусства и ремесла. Науки, строго говоря, в ней мало».

Игнорирование же врачами действительных научных открытий часто носит фактически преступный характер. За двадцать лет до написания этих строк, в обыкновенной больнице небольшого австралийского городка, рядовые врачи-практики Дж. Уоррен и Б. Маршалл открыли, что большинство болезней желудка вызываются бактерией Helicobacter pylori (Нр) и лечатся антибиотиками. Причем для этого им даже не потребовалось какого-то особого оборудования — использовалось то, что есть в каждой заурядной больнице. Просто эти врачи добросовестно выполняли свои обязанности, а Б. Маршалл даже испытал действие инфекции на себе, выпив взвесь бактерий.

Двум врачам-подвижникам пришлось довольно долго доказывать медицинским академикам и профессорам, что они действительно сделали революционное открытие. Все же, через несколько лет после открытия, на Западе стали успешно лечить желудки по новой методике. Но в СССР, а затем в СНГ желудки при язве продолжали резать вплоть до конца XX века! Продолжают, хотя уже чуть-чуть меньше, и по сей день. Видимо врачам очень трудно отказаться от доходов, которые приносит каждая операция. А может быть до них все просто долго доходит? Возможно, что и так. Иначе чем объяснить появление в 2001 году (!) в СНГ медицинской брошюры для врачей с названием, претендующим на сенсационность: «Нр — революция в гастроэнтерологии»?

Как бы-то ни было, общественность не должна мириться с таким торможением врачами прогресса и лечением, основанным только на синтезе «искусства и ремесла».

Врачи раздают лекарства, о которых они знают не много, чтобы лечить болезни, о которых они знают еще меньше, у людей, о которых они не знают ничего.

Вольтер

Не желая видеть нового, врачи, вместе с тем, очень легко превращают больных в подопытных «кроликов», ставя над ними опыты по своему недалекому разумению. Приведу лишь три примера. Профессор-врач В. Руданов в 2001 году пишет в своей статье, что в Башкирии местные реаниматологи, как крупное личное достижение демонстрировали ему метод лечения сепсиса путем пропускания крови больного через термически обработанную скорлупу утиных яиц! В любой цивилизованной стране, по словам профессора, такое было бы невозможно.

Ну, насчет «невозможно» профессор немного лукавит, ибо, как врач, он не может не знать, что на Западе проводились эксперименты и «покруче». В пятидесятых годах минувшего века примерно сорок тысяч (!) американцев стали жертвами лоботомии. Так врачи назвали хирургическое вмешательство на головном мозге, которое заключалось в перерезании связей лобных долей правого и левого полушарий. Таким образом врачи пытались лечить повышенную нервную возбудимость пациентов. Когда было доказано, что лоботомия приводит к психической неполноценности больных, ее запретили.

Но на этом эксперименты не прекратились. Вплоть до конца того же века в США очень широко применялось (применяется, кажется, и сейчас, но в меньших масштабах) лечение депрессии электрошоком. Это, по сути, почти та же лоботомия, но только посредством электрического тока, а не скальпеля. Многие пациенты, прошедшие курс такого «лечения», утратили чуть ли не половину воспоминаний о прожитой жизни. Иногда они даже не могут вспомнить свою биографию.