Глава 4. Естественнонаучная ассоциативная психология. Бэн
Глава 4. Естественнонаучная ассоциативная психология. Бэн
После Джона Стюарта Милля, точнее, это было еще в конце его жизни, ассоцианисты стремительно бросились менять лицо и кожу, осваивая физиологию нервной деятельности и сращивая ее с теорией ассоциаций. Они были обречены, но как талантливые исследователи сумели сказать много такого, что было воспринято последующими психологическими школами.
К примеру, создатель физиологической психологии Вильгельм Вундт был поражен теорией музыкального тона, созданной Спенсером, а Франц Брентано, создавший описательную психологию, в понимании сознания исходил из описания, разработанного Бэном.
Александр Бэн (1818–1903) был как раз одним из тех ассоцианистов, которые старались не отстать от времени и усиливали понятие об ассоциациях недавними успехами неврологии. Главными работами Бэна были «Чувства и интеллект» (1855) и «Эмоции и воля» (1859). Несколькими годами позже он переработал оба эти внушительные тома в более простой учебник «Психологии», в конце которого приложил небольшую пояснительную работку «Значение некоторых терминов». «Психология» переведена Ивановским в 1906 году. Я приведу из нее все, что относилось, на взгляд Ивановского, к сознанию. Это как раз то описание сознания, которое использовал Брентано.
«Сознание. Это самый главный термин в науке о духе; с ним неразрывно связаны все наиболее тонкие различия и вызвавшие всего более споров вопросы. Употребление его в настоящем сочинении согласовано, в пределах возможного, с проведенными здесь воззрениями на основную сущность восприятия и познания.
Некоторую пользу может оказать краткий обзор различных значений этого термина. В популярной (бытовой — АШ) речи можно отметить два или три таких значения. А именно, в одних случаях «сознание» обозначает духовную жизнь в противоположность оцепенению или бесчувственности; "потеря сознания" есть временное прекращение жизни духа, а большее, чем обычно, возбуждение есть повышенная форма сознания.
В другом значении отмечаются в частности субъективность духовного состояния, в противоположность состояниям объективным; когда говорят, что тот или другой человек болезненно или чрезмерно сознателен, этим указывают на то, что он обращает чрезмерное внимание на свои чувства и мысли и слабое— на внешние предметы. В этом именно значении Рид и Стюарт приложили термин «сознание» к той способности, которая должна отличать психолога, — к способности воспринимать духовные явления.
Если, как это по большей части полагают, второе значение слишком узко, то остается держаться первого, более широкого значения.
В таком случае термин этот будет самым широким в философии духа; более того, — раз сознание является единственным возможным критерием бытия, то этот термин есть самый широкий в словаре всего человечества: сумма всех сознаний будет суммой всего бытия.
В этом смысле «сознание» распадается на два больших отдела: объективное сознание (The Object-consciousness) и субъективное сознание (The Subject-consciousness), и эта антитеза представляет собою самое широкое разделение в пределах бытия. Когда мы проявляем энергию (или мускульные напряжения) или активно пользуемся органами наших внешних чувств, мы имеем объективное сознание; напротив, в удовольствии, страдании, в явлениях памяти мы имеем субъективные состояния сознания.
Как ни велик контраст этих двух видов сознания, в некоторых терминах оба они соединяются и смешиваются; главный из этих терминов — «ощущение», о котором мы скажем ниже» (Бен. Психология, т. 2, Приложение, с. 93).
Сказанного уже достаточно, чтобы прерваться и сделать несколько замечаний. Во-первых, нет, вроде бы, никаких сомнений, что речь идет действительно о сознании (consciousness). Однако понимание его Бэном весьма расширительно, как и у Джеймса Милля. И если со времен Декарта было принято путать сознание с умом, считая мысли (cogitationes) частями и того и другого, то для Бэна сознание становится своего рода органом чувств и смешивается с ощущениями. В дальнейшем это будет видно еще ярче. Я не хочу сказать, что это ошибка, просто это надо учитывать, читая Бэна. Бэн и сам осознает свое отличие от других психологов:
«Особое понимание термина «сознание» находим мы у сэра У. Гамильтона и почти у всех немецких мыслителей: сознание, как целое, основывается у них на знании, или умственном сознании (или возможно только через посредство знания). Мы сознаем (feel) только так, как мы знаем, что сознаем; мы испытываем удовольствие только потому, что мы знаем, что мы испытываем удовольствие. Не интенсивность сознавания (feeling) производит сознание (feeling), а тот факт, что мы познаем состояние сознания» (Там же, с. 93–94).
Как видите, здесь речь определенно пошла о чувстве (feeling), понимаемом как сознание. Не думаю, что Ивановский исказил здесь мысль Бэна, — он не зря приводит исходные английские слова. Этим он показывает, что контекст не позволял ему перевести их иначе, чем требовала общая мысль Бэна. Соответственно, становится понятным и некоторое недоумение, которое сквозит в рассказе Бэна о понимании сознания Гамильтоном и немцами. Действительно, при чем тут знание, когда речь идет о чувствах? Но говорили ли упомянутые мыслители о сознании как о чувствительности, или же они шли вслед за традицией, звучащей в латинском conscientia и в немецком bewusstsein — со-знание? Условно говоря, Бэн оговорил их за глаза, не приведя источников.
Его высмеивание странностей у других мыслителей я оставлю в стороне, — главное, что через это можно понять, как понимал сознание сам Бэн.
«Нельзя не согласиться с тем, что мы не можем иметь состояния сознания, не зная чего-либо о нем: всякое духовное возбуждение имеет способность оставлять в памяти свой след. Далее, всякая сильная эмоция привлекает к себе внимание; однако она может также отвлечь его к объективной причине и ослабить субъективное сознание. Во всяком случае, познание или внимание не составляет основы состояния сознания, хотя и сопровождает его. Если бы оно составляло основу, то усиление познавательного акта усиливало бы и состояние сознания, тогда как на самом деле имеет место обратное; чем меньше занимаемся мы собственно интеллектуальной функцией, тем более овладевает нами чистое состояние сознания» (Там же, с. 94).
Какие слова! Как ты я хотел понять, что же в действительности имеет в виду Бэн, когда говорит о «чистом состоянии сознания». Может быть, восприятие без сбоев и отвлечений? Во всяком случае, далее он опять возвращается к чувству:
«Всего более соответствует фактам взгляд на "состояние сознания" (feeling) как на раздельный сознательный элемент — все равно, познаваемый или нет, привлекающий к себе сильное или слабое внимание в смысле различения, сходства и запоминания.
Эти три функции духа так переплетены и связаны одна с другою, что очень трудно (если только вообще возможно) найти такой случай, чтобы действовала безусловно только одна какая-либо из них: человек не может быть весь чувством, без примеси того или другого умственного элемента, не может быть весь волею — без чувства или ума. Наиболее близким к изолированному состоянию является объективное сознание, представляющее собою в момент своего наибольшего подъема исключительно умственную операцию» (Там же).
Далее Бэн переходит к разговору об ощущениях и прочем, оставляя меня гадать о том, что же такое его сознание. Посчитать, что речь идет просто о чувствах — нельзя не только потому, что он использует выражение «объективное сознание», которое для него пишется как consciousness, но и потому, что сходное понимание сознания через внимание, правда, совместив его с Лейбницевской апперцепцией, будет развивать Вундт. Иными словами, то, что Бэн здесь говорит именно о сознании, закреплено определенной традицией психологического сообщества, начинающейся до Бэна и завершающейся после него.
Тем не менее, я обращусь к исходной работе Бэна — «Чувствам и интеллекту» (The Sense and the Intellect) 1855 года. Это огромная и довольно неинтересная книга, так сказать, одна из первых попыток создать учебник нейропсихологии. Она перенасыщена всяческими модными физиологическими украшениями, будто рисунки мозга и нервных клеток могут придать научности. Тем не менее, в ней есть немалые психологическая и философская части, которые не теряют своего значения.
Разговор о сознании открывает всю книгу. Точнее, эта первая глава «Введения» посвящена не собственно сознанию, а уму: «Определение ума» (Definition of mind). Но разговор о сознании является одной из частей всего этого определения. Естественно совместить это с названием всей книги The Sense and the Intellect.
Похоже, Бэн не стремился быть слишком точным, даже когда писал философски. А рассуждение об определении ума или духа может быть только философским. Строго рассуждающий философ, посвятив книгу интеллекту, мог начать исследование только с определения интеллекта же. Сказав, что будет говорить об интеллекте, забыть о нем и пуститься в рассуждения об уме (mind) — это не просто небрежность. Это подход или скрытое требование: не судите меня слишком строго и не требуйте ясности. Я ведь предлагаю вам выгодное вложение сил и умов — создание естественной Науки. Дело новое и неясное, — будете придираться, все развалится, вот и будете, как последние дураки, сидеть у разбитого корыта!..
Бэн явно один из представителей молодежи философского сообщества, кто в начале XIX века поднял бунт против метафизики и бился за хорошее место среди Наук-победительниц. Это проступает сквозь все его сочинения, но это можно рассмотреть и в каждом движении его ума, который на самом-то деле вовсе не небрежен, а просто выдает своими оговорками и странностями скрытые цели, которые им правят. И речь для них идет определенно не о духе, а об уме. Это тоже признак того, что Метафизика уходит и ее сменяет естественнонаучная Психология, для которой дух — лишь пережиток.
Учитывая все это, переведу самое начало его введения целиком: «Действия и явления, которые составляют ум (Mind), обозначаются такими терминами как Чувства, Мысли, Память, Разум, Сознание, Воображение, Воля (Will — что дословно должно бы переводиться как желание — АШ), Страсти, Аффекты, Вкусы. Но определение ума стремится охватить в нескольких словах с помощью подходящего обобщения все разнообразие умственных фактов (mental fact) и исключить все чужеродное.
В соответствии с моим пониманием Ум обладает тремя атрибутами или способностями.
1. Он имеет чувство. В это понятие я включаю то, что обычно называется Ощущениями и Эмоциями.
2. Он может действовать в соответствии с Чувствами.
3. Он может думать.
Сознание (consciousness) неотделимо от первой из этих способностей, но, как это мне кажется, не от второй или третьей.
Действительно, наши действия и мысли обычно осознанны, что значит, известны нам с помощью внутреннего восприятия, но сознание действия очевидно не действие, и хотя следующее утверждение менее очевидно, я уверен, что сознание мысли отлично от самой мысли. Бежать при виде опасности — это одно, а осознавать ожидание опасности — другое.
Я думаю, будет обнаружено, что эти три выражения, Чувства, Эмоции и Сознание, в действительности выражают один и тот же факт или способность ума и соответственно будут использоваться и в настоящей работе» (Бэн, с. 1).
Привет Джеймсу Миллю!
Хотя уже в том, что Бэн утверждает, что сознание отличается от того, что осознается, даже если осознается мысль, есть определенный шаг от учения Милля. К сожалению, шаг этот не в сторону психологии, а в сторону здравого смысла. Иначе говоря, никакой особой заслуги в этом нет — уж слишком все очевидно. Это не открытие, а всего лишь убирание откровенной уязвимости.
Зато в отношении «качества, разнообразно называемого Чувством, Сознанием и Эмоцией» (Там же, с. 2), Бэн остался все на том же месте. Сознание есть вид ощущения, или еще проще — просто ощущение и есть. Да и «черный ящик» психологии — никому непонятные эмоции — оказались просто сознанием или чувством.
Единственное, что еще стоит сделать, прежде чем попрощаться с Александром Бэном, это внести уточнения в два определения. Русские переводчики ассоциативной психологии часто использовали выражение «состояния сознания», переводя английское слово feeling (чувство или чувствование). Это верный перевод, когда речь идет об ассоциативной психологии. Во всяком случае, у Бэна встречается: «TheFeeling, orconsciousstate» (Там же, с. 92) — «Чувство или сознательное состояние».
Второе уточнение касается понятий mind и intellect, одно из которых английское, а второе латинское. Похоже, европейские ученые в своем стремлении выглядеть научно, обрекли себя на те же муки, что и русские, заимствующие иностранные слова. К примеру, одно и тоже понятие, в русском языке именуемое чувством, а в английском Emotion, породило в русской Психологии целую псевдонауку об эмоциях и их отличиях от чувств. Похоже, то же самое пережили и англичане с умом.
Во всяком случае, посвятив книгу понятию intellect, Бэн умудрился начать ее так, будто говорит о нем, но называя mind. Вероятно, в начале книги он не очень задумывался о различии этих понятий. А задумался лишь в конце, когда это так сказать, к слову пришлось. Mind и intellect оказываются для него все-таки разными понятиями, причем, mind шире, так что его действительно можно переводить словом дух, если, конечно, не договориться как следует о понятиях. К примеру, считая интеллект только рассудком. Звучит это так:
«Является фактом, я верю, то, что сознание существенно для работы интеллекта (intellect). Если это так, открывается широкая возможность для различения интеллекта и других частей ума (mind), поскольку сознание составляет одну из таких частей, и к тому же существенную для других» (Там же, с. 316).
Как и у Джона Стюарта Милля, Бэновское понятие сознания расплывчато и неясно, будто он не совсем согласен с основополагающими утверждениями Джеймса Милля, но не может себе позволить их пересмотреть. А потому предпочитает не повторять самих исходных определений и, соответственно, не дает себе труда задуматься.
Единственное, что он добавит к трудам Джеймса Милля, когда будет их комментировать в издании 1869 года, — это экскурсы в физиологию нервной системы. Но это я опущу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.