Глава 8. Случайные причины

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8. Случайные причины

1) Псевдосоциологи, неопытные в синтетическом мышлении и боящиеся отклониться от неподвижных формул, возразят нам, что влияние физических факторов на революции маловероятно ввиду преобладания факторов общественных, замеченного уже в древности. Но признавать влияние одних факторов еще не значит отказывать во влиянии другим, даже ввиду резкого преобладания первых. Явления животной, а уж в особенности общественной жизни так сложны и обусловливаются таким множеством разнообразных причин, что поневоле следует рассматривать влияние каждой из них в отдельности.

Когда мы говорим, например, что тепло влияет на развитие растений, то этим вовсе не думаем отрицать влияние почвы, удобрения, количества влаги и прочее. Одна причина не исключает влияние другой, а все действуют в совокупности, для того чтобы произвести общий эффект.

Во всех биологических, а уж тем более исторических явлениях мы встречаемся с таким множеством разнообразных и часто противоположных друг другу влияний, что не можем надеяться достигнуть той точности, которая требуется естественными науками. В самом деле, следуя аналитическому методу Тарда, мы нарушаем связь фактов друг с другом, а противопоставляя их один другому, легко можем доказать, что существование одного исключает существование другого, причем логика торжествовала бы в ущерб действительности, в которой противоречивые факты весьма часто существуют одновременно.

Во всяком случае, однако же, чем глубже погружаемся в исследование вопроса, тем яснее становятся его очертания – главные линии обрисовываются рельефнее. Мы видим, например, что в вопросе о причинах революций раса, климат, гениальность, развитие промышленности, оставаясь главными факторами, нисколько не мешают действовать и другим факторам, менее значительным.

2) Интеллектуальная культура. После того, например, что мы сказали о равнинном положении Польши, о холодном ее климате, о славянской расе, которой она заселена, в ней никогда бы не должно быть революций; но слишком ранняя ее культура и формы правления, главным образом от этой культуры зависевшие, преувеличенно выдвигая на первый план индивидуальность и обусловливая беспощадную классовую и родовую борьбу, да еще при содействии чужестранного гнета, сделали из Польши самую революционную страну в Европе.

В последние годы Россия начинает выходить из той азиатской неподвижности, в которой коснела столько веков. Причиной этого является, конечно, уж не раса, не климат, не правительство, а сразу выросшая интеллектуальная культура да экономические потрясения, вызванные уничтожением крепостного права.

Между тем Испания, которая благодаря скрещиванию различных рас, климату и прочему должна бы быть страной эволютивной и революционной, по крайней мере не меньше Франции и Италии, потеряла всякое стремление к эволюции, потому что инквизиция, воздвигнув гонение на разум, оставила в стране только нищих духом.

3) Старчество. Иногда эволюция прекращается ввиду развития преждевременного старчества у народов, которые интенсивно жили и много испытали.

Падение Италии, недостаток в ней эволюционных стремлений зависят именно от того, что она пережила несколько цветущих цивилизаций. Доказательством может служить тот факт, что застоем страдают главным образом местности когда-то наиболее передовые – Венеция, Рим, Флоренция, тогда как Пьемонт, Сицилия, Генуя, никогда особенно не процветавшие, дают теперь более надежды на прогрессивную эволюцию в будущем.

Такая же судьба постигла и Грецию, которая теперь расплачивается за то, что когда-то поднялась на высочайшую вершину человеческого развития.

Фламандская раса – потомок наиболее прославившихся в Средние века коммун – является теперь наиболее слабой и реакционной в Бельгии.

В Тоскане застою содействовали другие причины, а главным образом клерикализм, восходящий ко временам очень отдаленным, и беспрестанные гонения на лучших людей страны. Так, в 1358 году гвельфы лишили всех прав 98 самых выдающихся граждан с их потомством за принадлежность к партии гибеллинов; то же было сделано в 1359 году с 14 гражданами, в 1360-м – с 5, в 1365-м – с 6. В 1382 году, наоборот, торжествующая олигархия казнила 160 гвельфов, сотнями лишала их прав и тысячами изгоняла.

Болгары, напротив того, – самая последняя раса в Европе, варварство и жестокость которой вошли в пословицу{49} (ср. этимологию слова bougre в словаре Дюканжа), – превращаются теперь в очень рассудительный народ, во-первых, потому, что в Болгарии скрещивание славян с татарами, немцами и греками дало расу более прогрессивную, чем соседние сербы, а во-вторых, потому, что эта раса новая, не истощенная историей и, подобно американским республикам, ставит во главе правительства молодых людей: Стамбулову было только 30 лет.

4) Внешние перемены. Спенсер, убежденный сторонник эволюции, допускает, что часто при перемене внешней обстановки вид изменяется и иногда регрессивно. «Так было со многими видами паразитов, – говорит он, – которые регрессивным путем потеряли свою первоначальную организацию. Иногда прогресс одних типов обусловливает регресс других, вытесняемых в менее благодатные климаты и присуждаемых к более трудной жизни».

Человеческие социальные организмы, будучи вытеснены высшей расой в страны, менее благоприятно обставленные в метеорологическом, геологическом или общественном отношении, тоже изменяются регрессивно. Так было в Камбодже и в Перу. Победители очень часто заставляют побежденных бежать в места, не соответствующие их социальному положению, и многие расы в настоящее время выродились именно по этой причине.

У австралийцев, например, замечаются некоторые остатки цивилизации (воспрещение кровосмесительных браков, обрезание и прочее), общие с другими племенами, живущими весьма далеко; это заставляет подозревать, что они когда-то составляли одно обширное государство.

На равнинах очень жаркий климат делает семитов-феллахов и берберов Египта антиреволюционными; между тем те же берберы в качестве алжирских горцев постоянно восстают против Франции, как прежде восставали против собственных своих правителей: в Алжире показывают гробницы семи беев, избранных и убитых в один и тот же день.

Под влиянием новой среды и новых скрещиваний голландские земледельцы стали бродячими пастухами (буры), норманнские охотники – смелыми мореплавателями, пастухи-евреи – торговцами, упорный консерватор англосакс – новатором и революционером янки.

5) Status nascendi. В социологии, как в химии, влияние некоторых агентов, находящихся in statu nascendi[17] проявляется гораздо сильнее и оставляет более прочные следы.

«Влияние местности, – пишет Спенсер, – было преобладающим при начале цивилизации. Только развившись до настоящего своего состояния, последняя может одинаково выносить самые разнообразные и неблагоприятные для нее климаты».

Религиозные верования теперь мало влияют на цивилизацию и эволюцию, но когда они зарождались, то очень благоприятствовали бунтам и революции. Появление новых религий почти всегда сопровождается прогрессивной эволюцией нравственности и улучшением характеров, что сильно помогает прозелитизму. Христианство и лютеранство – в Европе, бабизм – в Персии, буддизм – в Азии могут служить тому примерами. То же самое можно сказать и о появлении новых сект вроде лаццареттистов, квакеров и русских диссидентов разного толка; но спустя некоторое время новые религии перестают улучшать человека и становятся даже иногда рассадницами безнравственности.

Когда народы жили уединенно, то первые скрещивания, в некотором роде этнические прививки, вызывали в их среде гораздо больший порыв к эволюции, чем вызывают теперь. Достаточно вспомнить дорийцев и римлян. Этими скрещиваниями, как мы видели, объясняется преждевременная эволюция Польши, прекратившаяся после первого порыва.

6) Недостаток сродства. Влияние недостатка расового сродства на революции было сильно преувеличено, потому что оно первое бросается в глаза и скрывает от нас другие причины, трудно объяснимые. Мы видим в самом деле, что сарды, столь несродные с пьемонтцами, как и французы с корсиканцами, уживаются, однако же, прекрасно друг с другом.

Вся Европа представляет собой смесь несродных друг с другом рас, тем не менее живущих в мире, а между тем иногда расы, родственные друг другу и рядом живущие, никак не могут слиться благодаря каким-нибудь разъединяющим причинам. Так, поляки ненавидят русских, своих единокровных братьев по славянству, и прекрасно уживаются с австрийцами, с которыми ничего общего не имеют.

Точно также рейнские народности, по большинству немецкие, больше тяготеют к Франции, чем к своим ближайшим родственникам немцам, потому что французские порядки, которые им больше нравятся, так же как и торговые интересы, превозмогая этническое сродство, сближают их с французами.

Подобным же образом одним только недостатком расового сродства нельзя объяснить ненависть ирландцев к англичанам, так как она достаточно объясняется долголетними насилиями последних и религиозными предубеждениями. В самом деле, Уэльс, так же как Ирландия населенный кельтами, слился же совершенно с Англией; то же можно сказать и относительно Шотландии, населенной наполовину кельтами.

Хорошее управление особенно способствует слитию рас, тем более если ему помогает притяжение, оказываемое крупными народностями на мелкие. В этом и лежит главная причина слития семитических рас Сардинии с кельтскими расами Пьемонта и чисто италийской расы корсиканцев с французами.

Не надо забывать также о колонизации, которая может сближать народы, создавая между ними общий интерес, особенно когда дело касается низших рас. Древняя Римская империя завоевала мир скорее своими колониями, чем оружием. То же самое повторяется теперь с Англией и Голландией.

Постыдная особенность нашей современной цивилизации – антисемитизм – объясняется обыкновенно отсутствием расового сродства, и, конечно, оно препятствует сближению, особенно там, где расы не скрещиваются и не имеют общих интересов.

Но эту причину нельзя считать единственной, потому что народы сливаются иногда и при большем отсутствии сродства. Можно даже сказать, что нет в Европе страны, которая бы не представляла собой сплава самых разнообразных рас. Доказательством может служить смесь долихоцефалии с брахицефалией в одном и том же народе. Во Франции, например, мы имеем сплав кельтской расы с латинской, баскской и германской (Нормандия); в Англии – кельтской с англосаксами и латинянами. Да еще надо помнить, что в Европе климат поднял семитическую расу до уровня арийской.

Надо, значит, поискать другие причины антисемитизма; их две – обе атавистические и потому очень могущественные.

Первая лежит в той полупрезрительной снисходительности, которую высший питает к низшему и которая является остатком древнего преобладания свободных арийцев над рабскими народами. Становясь национальным, это чувство еще усиливается, потому что сбрасывает с себя личное тщеславие и поддерживается подражанием.

Тем же чувством можно объяснить себе взаимную ненависть между поляками и русскими, австрийцами и итальянцами. Преобладающий всегда чувствует некоторое презрение к обладаемому, а потому и считает себя стоящим выше по натуре. Брамин считает преступником шудру, осмелившегося к нему прикоснуться; англичане до Гладстона считали ирландцев неспособными к развитию. Ну а презираемый в силу реакции начинает, конечно, ненавидеть презирающего, и таким образом взаимная вражда усиливается. Другой причиной антисемитизма является накопление в памяти взаимных обид. Римляне впервые возненавидели еврейский народ, осмелившийся им противостать, и впоследствии, путем распространения христианства, даже победить в области религии. В Средние века под влиянием духовенства, обратившего ее в долг и в ритуал, эта ненависть разгоралась еще сильнее.

Нельзя поэтому удивляться, что вся Европа с радостью ухватилась за преследование евреев, дозволявшее не только безнаказанно творить зло и наживаться легким способом, но и возводившее все деяние в религиозный долг. А затем ненависть стала наследственной и тем более деятельной, что превратилась в бессознательный инстинкт. К этому надо еще прибавить раздельную жизнь; разницу в языке, обычаях, пище; торговую конкуренцию, возбуждавшую низкие страсти и заставлявшую стремиться к унижению евреев; наконец – психическую эпидемию, породившую множество невероятных легенд.

7) Аналогичные агенты. Из множества агентов, влияющих на эволюцию, весьма многие могут оказаться аналогичными друг другу, и если они преобладают над остальными, им противоположными, то и эффект может выйти одинаковым.

Так, у кочующих семитов, так же как у киргизов и номадов Верхнего Нила, – значит, у трех совершенно различных рас – мы встречаем один и тот же патриархальный строй, основанный на возвышенных, почти пуританских религиозных идеях, чего не находим у ассирийцев и химьяритов, принадлежащих тоже к семитической расе. Следовательно, здесь мы видим между различными расами, живущими в разных климатах, полную аналогию, не встречающуюся у народов одной и той же расы, живущих в одном и том же климате. Ренан объясняет это «кочевой жизнью народов, которая являлась главным фактором отбора в религиозных аристократиях. Безграничная вера номадов два раза покоряла мир. Их образ жизни, невозможность переносить с собой монументальные здания и статуи – а я прибавлю еще однообразие пустынь и степей, препятствующее развитию воображения, – отклонили их от постройки храмов и таких статуй, а отсутствие последних устранило возможность идолопоклонства, упростило культ и заставило вообще полюбить простоту».

«Кочевник есть прирожденный протестант, – продолжает Ренан. – Дождь, являющийся для индоевропейца результатом объятий между землей и небом, для семита служит проявлением воли Божией, которой он объясняет себе и гром, и молнию, и победы, и поражения».

8) Вторичные факторы цивилизации. Нельзя оставить без рассмотрения и вторичные факторы, которые, размножаясь и усложняясь с каждым столетием, затушевывают влияние факторов первичных. Так, мы выше видели, что за последние годы экономические причины стали действовать сильнее, тогда как в прежние времена их влияние было незаметно. Когда человек ходит почти голый и довольствуется самым скромным удовлетворением своих насущных нужд, то заботы об этих нуждах, разумеется, его тяготить не могут; но когда цивилизация прибавит к первобытным нуждам еще множество новых, гораздо труднее удовлетворимых, то дело должно значительно измениться. Давно ли мы прибавили к своему пищевому режиму кроме вина еще кофе – из Аравии и чай – из Китая, опиум – из Индии, а табак и какао – из Америки и листья кока – из Перу?

Эти вновь вошедшие в употребление агенты обусловили, в свою очередь, алкоголизм, никотиновую зависимость и прочее, произведшие глубокие изменение в нашей жизни и послужившие новыми причинами бунтов. Цивилизация изменяет народности, и эти изменения служат новыми агентами эволюции.

Бретань, например, также как пиренейские департаменты, только в текущем веке стала промышленной. Население здесь возросло и стало плотнее. В этом лежит причина, изменившая консервативное настроение в революционное.

Усиленная интеллектуальная жизнь, обусловливаемая цивилизацией, сама по себе ведет к неврастении и делает население беспокойным, непостоянным, революционным – иногда вопреки влиянию климата и расы.

Голландия, например, есть страна холодная, ровная, значит, антиреволюционная по натуре, но борьба с морем и чужестранным гнетом обострила ее наклонность к эволюции.

9) Мелкие факторы. Бывают, наконец, факторы такие мелкие, что совершенно ускользают от нашего внимания. Так, Спенсер замечает, что горячие источники породили керамиковое производство среди американских племен. С другой стороны, обилие вьючных животных, лошадей, облегчая перевозку, содействует торговле и эволюции; обилие минеральных или растительных материалов обусловливает развитие различных ремесел и т. д. Напротив того, непроходимый густой лес, переполненный дикими зверями, может задержать эволюцию. Таким образом, лагуны, отделяющие Венецию от материка, так же как и ее каналы, разделяющие город на части, затрудняя массовые восстания, были причиной политической стойкости ее режима.

Далекарлийцы, заметив, что во время речи Густава Вазы, приглашающей их восстать против Дании, все время дул северный ветер, сочли это знаком воли Божией и залогом успеха, а потому сразу решились следовать за Вазой и тут же сформировали отряд в четыреста человек{50}.

10) Противоречия. Нам очень мешает необходимость рассматривать вместе бунты и революции, так как между ними больше антагонизма, чем аналогии. Факторы, благоприятные первым, неблагоприятны для последних. Мы видим, например, что кельты, будучи очень склонны к бунтам, являются малоспособными к эволюции; что жаркое время года благоприятствует бунтам, тогда как революции совершаются больше в странах умеренных. И мы увидим впоследствии, что женщины, часто такие сварливые, никогда не бывают эволютивными.

Еще страннее встречать такие противоречия в одном и том же народе. Такова, например, революционная гениальность состарившихся народов. Эта гениальность зависит у них от причин невропатических и проявляется хотя часто, но спорадически, тогда как основным фоном для нее постоянно служит старческий ультраконсерватизм, как у семитов и венецианцев. Здесь опять противоречие не исключает одновременного существования.

11) Случайности. В число факторов, влияющих на эволюцию и революции, входят причины индивидуальные, которые мы рассмотрим в следующей книге, и различные случайности. Аристотель говорит, что олигархии погибали в тех случаях, когда один из их членов становился слишком могущественным; погибнув, они вновь стремились образоваться путем революции. В Сиракузах, продолжает он, конституция была изменена вследствие любовной ссоры, побудившей двух молодых людей из высшего общества и их сторонников к восстанию. Говоря об убийстве тиранов, он находит, что чаще всего эти убийства вызывались личными оскорблениями: Аминта был убит тем лицом, которому похвастался причинить насилие; Периандр погиб по той же причине; Филиппа убил Павсаний по личному поводу; Гиппарх был убит Гармодием и Аристогитоном за оскорбление сестры первого и т. д.{51}

В Митиленах – споры о наследстве, а в Дельфах – неисполнение обязательства жениться привели к продолжительным, многолетним волнениям. Точно также во Флоренции – хотя это не вполне доказано – оскорбление, нанесенное семьей Буондельмонти семье Амедеи, повело к кровавой борьбе гвельфов и гибеллинов.

Бэкон говорит, что иногда какое-нибудь неосторожное слово владетельного лица служило причиной восстания: Гальба погубил себя фразою: «Legi a se militem non emi»[18] так как после этого солдаты перестали надеяться получить деньги за свои голоса; слова Проба «Si vixero, non opus erit amplius Romano imperio militibus»[19] подняли против него легионеров.

И в наше время бунты вызываются иногда столь же ничтожными причинами: и в апреле 1821 года в Мадриде вспыхнул бунт потому, что король не хотел или не мог присутствовать на религиозной церемонии; в июле 1867 года Бухарест восстал против табачной монополии; в сентябре 1867 года Манчестер восстал из-за ареста двух фениев; в сентябре 1876 года восстал Амстердам из-за уничтожения годичной ярмарки.

Понятно, что все эти случайности служили только предлогом, толчком к бунту, к которому народ уже был предрасположен.

В Риме жестокое обращение Папирия с ребенком, оставленным ему под залог долга, вызвало революцию, кончившуюся отменой невольничества за долги{52}. Жестокое обращение Демофила и его жены с рабами вызвало бунт этих последних в Сицилии. Грубость одного солдата и распутство одного властителя были причинами Сицилийской Вечерни и изгнания Тарквиниев. Но, вспоминая, во скольких жестокостях и грубостях виновны бывают сильные, кто же может сомневаться в том, что эти частные случаи были только толчками, переполнившими меру терпение слабых?

Гнет должен быть доведен до крайних пределов, для того чтобы вызвать реакцию, как это доказывает злоупотребление властью со стороны духовенства, военного сословия, а теперь вот – адвокатов, так долго выносимое без всякого протеста.

12) Войны. Войны также служат причиной восстаний.

Так, в Фивах демократическое правительство было свергнуто после потери сражения; в Афинах богатые классы потеряли влияние после того, как вследствие потерь в войне со Спартой должны были служить в пехоте; в Аргосе после потери сражения против Клеомена пришлось дать гражданские права рабам; в Сиракузах после победы народа над афинянами демократия заменила республику; в Афинах случилось то же самое после победы при Саламине, так как состав флота был демократический.

В Средние века битва при Монцаперти погубила гвельфскую партию во Флоренции, а битва при Беневенто вновь ее восстановила.

«Часто, – пишет Аристотель, – олигархи по взаимному недоверию поручают охрану города солдатам, начальник которых и захватывает в свои руки власть; так было в Самосе, Лариссе и Абидосе». Так было не особенно давно и во Флоренции, можем мы прибавить.

Победоносные войны поляков за 1587–1795 годы, ухудшив положение простого народа, служили, по мнению Солтыка, одной из причин гибели Польши.

Франко-прусская война создала, или, лучше сказать, цементировала, Германскую империю, тогда как раньше население относилось к объединению враждебно. Это доказывается статистикой политических преступлений в Германии, из которой видно, что число процессов по оскорблению величества, поднявшись с 76 (1846 год) до 242 (1848) и 362 (1849), перед войной 1866 года упало до нормы, а затем снова поднялось до 375 и только после франко-прусской войны опять упало до 132–193.

В свою очередь, империя Наполеона III закончилась Седаном.

По мнению Ренана, две великие еврейские революции – иудаизм и христианство – были обязаны своим происхождением отчасти пророкам, но еще более переворотам в еврейском народе, произведенным победами ассирийцев и римлян.

Войны подобны тем болезням, при которых обнаруживаются старые дискразии; они представляют собой некоторого рода толчки к начатию волнений, так как, расшатывая существующий строй, обнаруживают его недостатки и побуждают заботиться об исправлении. Вообще, никогда война не обусловливала революции, но она давала толчок, без которого последняя или не удалась бы, или разыгралась бы позднее.

Это и вполне понятно. Если победа является результатом действия интеллектуальных, экономических и материальных сил народа, то поражение указывает на недостаточность этих сил, что оскорбляет гордость народа и заставляет его искать виноватого или в лице человека, на которого, справедливо или нет, можно свалить ответственность, или в лице совокупности существующего государственного строя.

13) Гениальность. Второстепенные обстоятельства, случайности влияют, между прочим, и на гениальных людей, хотя прирожденный гений может проявиться даже вопреки им.

Так, педантически поставленная школа может задушить гениальность при самом ее выходе на свет Божий, но, с другой стороны, обойдясь совсем без школы, гений может потерять надлежащее направление и уж во всяком случае публику, способную его понять.

Столь могучее влияние расы и горных местностей на развитие гениальности легко может быть изглажено варварским состоянием общества, иноземным игом или старческим истощением расы, как это мы видим на примерах Греции и Тосканы.

Не надо забывать также, что эволюция может превратить неподвижные расы в очень деятельные (Россия), а инволюция даже в высшей степени гениальный народ может вернуть почти к первобытному состоянию, как это случилось с Грецией и Испанией.

Не доказано, чтобы бедность мешала проявлению гениальности; часто она, напротив того, дает толчок к такому проявлению. Золя говорит, что если бы Бальзака не подгоняла нужда, то мы лишились бы большей части его произведений.

То же самое говорит Смайльс про Драйдена и Голдсмита, сделавшихся писателями с голоду.

Но когда бедность становится крайней, то она если и не душит гений окончательно, то во всяком случае задерживает его проявления, как это случилось со Стефенсоном. Паскаль говорит, что богатство сохраняет гениальному человеку двадцать лет труда.

С другой стороны, Якоби доказал, что большое богатство, так же как большая власть, скорее губит гениальность, чем благоприятствует ее развитию.

Политическая борьба, свободные учреждения благоприятны для проявлений гениальности, потому что выдвигают ее вперед, тогда как деспотизм, естественный враг гения, душит его или заставляет молчать.

Я никогда бы не кончил, если бы стал перечислять все возможные случайности, влияющие на гениальность и эволюцию. Вообще следует помнить, что как бы эти случайности ни были многочисленны и могущественны, они никогда не могут вполне заглушить влияние причин главных, основных.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.