«Кремлевка» в Сокольниках. Врачи и пациенты

«Кремлевка» в Сокольниках. Врачи и пациенты

Вторая Кремлевская больница находилась в Сокольниках. Ее территория являлась как бы продолжением парка. Опознавательным знаком служила пожарная каланча, видная издалека. Раньше на этом месте была обычная инфекционная больница. Четвертому управлению ее передали, видимо, из-за прекрасного месторасположения. К тому же все четыре корпуса были деревянные. Запах дерева, свежий воздух, прекрасный сад. В окна палат прямо-таки заглядывали ветки сирени, вишен, жасмина. И впрямь райское место! Особенно мне нравилось здание первого главного корпуса, где размещались отделения терапии и мое, хирургическое. Все было удобным и светлым: высокие потолки, просторные палаты, большая операционная, всегда белоснежное белье. Никакой надписи на здании не было. У каждого корпуса обязательно стояла охрана.

В этой больнице я проработала недолго. Меня направили туда сразу по возвращении из Югославии и недолгого декретного отпуска. В 49-м родилась моя вторая дочь, Люба. Я была счастлива.

Хорошо помню свой первый рабочий день. Встретил меня главный врач больницы Морщагин, был он доброжелателен и после короткой беседы направил к заведующему хирургическим отделением больницы Голомидову. Под его началом мне и предстояло работать.

При входе в отделение я столкнулась с неким А. В., бывшим ассистентом клиники профессора Бакулева. Когда я там работала, он изрядно и по любому поводу трепал мне нервы. Видно, такой у него был характер. Я сникла, еще не зная, что он стал уже профессором и, мало того, — главным хирургом этой больницы. С ехидной улыбкой А. В. приветствовал меня:

— Теперь мы снова будем работать вместе.

Сердце мое упало, настроение испортилось. Я твердо решила забрать документы и устроиться в любое другое лечебное заведение. Только бы подальше от этого человека!

Когда вошла в кабинет Голомидова, с ходу начала уверять его в том, что не подхожу для больницы столь высокого ранга. Мол, хирург я никудышный, к тому же в течение четырех лет, работая в Югославии, активной хирургией не занималась. Довольно долго я наговаривала на себя бог знает что. Голомидов внимательно выслушал мой монолог и сказал:

— Голубушка, здесь что-то не так.

Потом усадил в кресло подле себя и продолжил с усмешкой:

— Мне только такие врачи и нужны — откровенные, честные, самокритичные. А то, что вы четыре года не оперировали, так это дело наживное. За вашими плечами огромный опыт военных лет, клиника, работа за границей… Ну а если по-честному, что вас испугало?

Мне ничего не оставалось, как признаться, что не хочу работать с профессором А. В., и объяснить причины. Голомидов рассмеялся и, вставая, сказал:

— Нет, голубушка, я вас не отпущу. Работать будете со мной, и в обиду я вас не дам.

По выражению его лица и по некоторым незначительным фразам я поняла, что он тоже не в восторге от ведущего хирурга.

Так я начала работать во второй «кремлевке». Первое время только ассистировала Голомидову на операциях. Он многому меня научил. Всегда вспоминаю с благодарностью этого прекрасного хирурга-клинициста. К тому же и человеком он был порядочным. А таким людям, как известно, во все времена нелегко. Начал он врачебную практику в маленьком городке Чапаевске. Потом перебрался в Москву. Его заметили, пригласили в первую Кремлевскую больницу, где сразу назначили ведущим хирургом.

Все бы хорошо, но Голомидова подвел независимый характер. Он никогда не подлаживался к начальству, был против всякой показухи, хотел, чтобы врачу доверяли. Он прямо-таки восставал против бесконечных консилиумов в тех случаях, когда диагноз, поставленный больному, не вызывал сомнения. Считал, что ради перестраховки безрассудно отрывать академиков и профессоров от основного дела. В конце концов, Голомидов просто перестал являться на консилиумы и в наказание за это был понижен в должности. Из первой «кремлевки» его перевели во вторую. Но здесь он тоже пытался остаться самим собой.

Как и первый день работы, ясно помню первого знаменитого больного. Это был Алексей Маресьев, легендарный герой. Когда я увидела его воочию, даже растерялась от неожиданности. Только что появилась книга Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке», которую все читали взахлеб. Мне казалось, что Мересьев — просто литературный герой, что в жизни такого человека не может быть. И вдруг: Алексей Петрович собственной персоной…

Сначала сообщили из приемного покоя по телефону: «К вам поступает Герой Советского Союза Алексей Петрович Маресьев по поводу потертостей культей. Состояние удовлетворительное». И все-таки я побежала навстречу. Мне поскорее хотелось увидеть этого человека-легенду. Историю его тогда знал чуть ли не каждый. Отважный летчик, который в Великую Отечественную сражался в истребительном авиаполку, собственноручно сбил четыре самолета. Но в одном из боев фашисты подбили его самолет, сам он был тяжело ранен и девятнадцать суток ползком добирался до своих!..

Как врача меня больше всего поражала невероятная сила воли этого человека! После ампутации обеих ног он научился ходить, добился, чтобы его снова направили в действующую авиацию. Поразительно! Ну и, разумеется, было интересно сравнить живого героя с персонажем книги Бориса Полевого…

И вот Маресьев в моем хирургическом отделении. Лечение продвигалось успешно, хотя только мы, медики, знали, какие страшные боли в ногах он преодолевал.

Однажды я попросила Алексея Петровича рассказать что-нибудь из своей жизни.

— Когда я полз по лесу, знаете, что больше всего мучило? — рассказывал Маресьев. — Голод. До сих помню. Голод и жажда. Воду я пил из луж. А вместо пищи выкапывал съедобные травки. Ну и это было трудно. Руки мои были исцарапаны в кровь…

Маресьев пролежал у меня недолго. Такие люди в больницах не задерживаются. Но встреча с ним придала и мне уверенности в собственных силах и знаниях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.