ЧТО МОДЕЛЬ ПСИХИЧЕСКОГО ОЗНАЧАЕТ ДЛЯ КОММУНИКАЦИИ
ЧТО МОДЕЛЬ ПСИХИЧЕСКОГО ОЗНАЧАЕТ ДЛЯ КОММУНИКАЦИИ
Эксперимент с кивающей и машущей крыльями пчелой даёт связь между отсутствием построения модели психического и особыми неудачами в коммуникации у аутичных людей. Неудачи в коммуникации у аутичных детей не означают полного провала. В конце концов, аутичные люди легко отвечают на вопросы, ответы на которые они знают, и, кроме того, существуют те, кто с удовольствием рассказывает о каждой детали, связанной с их специальными интересами. Мы теперь можем быть более точны относительно природы неудач с коммуникацией, что так характерна даже для одарённых аутичных людей.
Коммуникация в полном смысле включает принятие во внимание психических состояний. В примере с демонстрацией механической пчелы для коммуникации нужно принять во внимание, что спрашивающая уже знает и что ей не известно. Подходящий ответ должен содержать информацию, которой задавшая вопрос не владеет. Возьмём, к примеру, тривиальный вопрос: "Можете ли вы сказать мне, сколько времени?" Подходящий ответ здесь не "да, могу", а "время сейчас…" Мы знаем, что сказать, потому что автоматически руководствуемся принципом уместности. Другими словами, мы вычисляем, что спрашивающий хочет узнать время и поэтому задаёт вопрос. Мы исключаем возможность, что спрашивающий уже знает время. Так что если он ответит на нашу фразу о времени "но я только хотел узнать, можете ли вы сказать время", мы расценим это как шутку.
В случае аутичного человека такие невольные "шутки" могут встречаться довольно часто, и они могут идти с обеих сторон, поскольку партнёр аутичного человека по разговору часто имеет весьма ошибочные представления о том, что он спрашивает и о чём говорит. Джоном, который впервые очутился в школьном лагере, руководили при приёме душа и сказали: "Не клади шампунь на голову". Результат: он взял бутылку и установил её балансировать на голове! Взамен гладкой работы согласно принципу уместности происходят постоянные заминки, при последующем анализе которых обнаруживается, что коммуникация не основывалась на разделении предположений. Аутичный мальчик при первой встрече спросил своего речевого терапевта Маурин Ааронс: "Вы замечаете какие-нибудь изменения во мне?" Оказалось, этот вопрос относился к тому, что недавно он сделал стрижку. Конечно, совершенно не подходит задавать такой вопрос человеку, который прежде его не видел. Этот вид ошибки может помочь осознать, чем именно мышление сообразительного аутичного ребёнка отличается от мышления обычного ребёнка.
В то время как новая информация аутичным человеком спонтанно не предоставляется, старая информация повторяется без необходимости. Первый пункт имеет то практическое следствие, что надо не полагаться на то, что аутичный человек сообщит важную информацию, а делать взамен систематические проверки. Будет мудро полагать, что аутичные люди неосознанно ведут себя так, будто каждый знает ровно то же, что знают они, и как если бы то, что люди знают, в точности отражало окружающий мир. Такое ожидание было бы полезно для эксперимента с упаковкой для сладостей, чтобы объяснить, почему ребёнок отвечает так, как будто убеждён, что следующий ребёнок ЗНАЕТ, что в коробке находится карандаш. Второй пункт имеет то практическое следствие, что помогает лучше понять, почему аутичные люди часто заняты ведением крайне утомительных, повторяющихся разговоров. Это происходит потому, что они не принимают во внимание, что партнёр уже знает информацию, и что обычно — из принципа уместности — о сообщении другому той же вещи вновь не беспокоятся. Демонстрация усталости, следовательно, не подходит для остановки монолога и нужны более прямые средства. Анализ языка и коммуникационной компетентности при аутизме дают много примеров, которые могут быть объяснены в рамках теории релевантности (уместности) Спербера и Уилсон (см. Фрит, 1989b).
Невербальное поведение аутичных детей также допускает анализ в терминах коммуникативной компетентности. Эттвуд, Фрит и Гермелин (1988) сообщали об экспериментальном и наблюдательном исследовании жестов рук у аутичных детей. В этом исследовании было найдено, что аутичные дети в состоянии хорошо понимать и спонтанно производить инструментальные жесты. Это такие жесты как "уйди", "тише" или "взгляни". Цель коммуникации в том, чтобы вызвать прямое изменение в поведении.
Экспрессивные жесты совершенно другие. Они несут, например, такие послания как "я смущён" или "я тебя люблю". Цель экспрессивных жестов в основном не в вызывании изменений в поведении, а в вызывании перемен в психическом состоянии. В первую очередь, однако, они выражают душевное состояние и выражают его, чувства относительно чего-либо или кого-либо, вполне умышленно. Этим они очень сильно отличаются от инструментальных жестов, а также от непреднамеренно выдающего тайны языка тела. Если аутичным детям недостаёт построения модели психического, они не должны показывать умышленные экспрессивные жесты. Это в точности то, что мы нашли, по сильному контрасту с детьми с синдромом Дауна. Исследование жестов, следовательно, подчёркивает утверждение, что аутичные дети показывают неудачи в коммуникации тогда и только тогда, когда объектом коммуникации являются психические состояния. У них, похоже, нет желания коммуницировать просто ради сообщения о психическом состоянии или ради манипулирования психическим состоянием кого-то ещё. Они показывают прекрасную способность и мотивацию к коммуникации, если она производится с инструментальной целью.
Как партнёрам аутичных людей, нам хорошо было бы адаптировать нашу повседневную модель психического к специальному случаю сознания аутичных людей. Мы можем, к примеру, взять за установку ожидание, что база поведения аутичных людей такова, будто их собственное психическое состояние является общим психическим состоянием. Если различий между психическими состояниями разных людей нет, то желание коммуницировать будет редуцировано. Однако, важно помнить, что в действительности база поведения аутичных людей не такая, поскольку иное означало бы сознавание психических состояний. Предположения об общности психических состояний могут делаться, осознанно или неосознанно, только тогда, когда есть концепция психических состояний. Экспериментальные данные делают это крайне сомнительным в случае аутичных людей. Скорее, создаётся впечатление, что отсутствие у них построения модели психического даже не позволяет им считать психические состояния существующими, не говоря уж о возможности их общности. Мой совет по адаптации — строго для практических целей, но я думаю, что нам легче адаптировать нашу собственную модель психического для нашего взаимодействия с аутичными людьми, чем натренировать их до формирования ими собственной гибкой модели психического.