Счастливое и благополучное Толино детство, или Куда безвозвратно пропали-исчезли первые девяносто процентов

Счастливое и благополучное Толино детство, или Куда безвозвратно пропали-исчезли первые девяносто процентов

Уповая в первую очередь на те громадные резервы, которые сокрыты в разумном образе жизни (и втайне надеясь на усовершенствование социального нашего устройства), я проведу сейчас своего рода литературный эксперимент. Мы двинемся сейчас с вами, читатель, вослед одной человеческой жизни, вымышленной, предположим, но чрезвычайно типичной судьбе. Мы проследим сейчас одну усредненную биографию. Поскольку, разумеется, я лучше представляю себе, что такое мужчина, чем женщина, это будет рассказ о мужской судьбе. Это будет жизнеописание в общем нормальной мужской истории, и мы двинемся вслед за мужчиной и спокойно и горестно начнем подсчитывать, где и сколько своего здоровья он оставил на своем «нормальном» пути. И хотя это будет благополучная, повторяю, биография, мы будем поражены к ее концу тем, каким же все-таки образом удалось нашему герою дожить до 60 лет, не говоря уже о немыслимых 70 годах.

Итак, родился Толенька, как мы его условно назовем. Вернее, он еще не родился, но ему уже очень повезло. Почему? Потому что зачат он был в Советском Союзе. То было для него великим благом и неимоверной удачей, ибо эта страна обладала огромным и разнообразным генофондом. Это был колоссальный котел, в котором благодаря этническим процессам все время активно перемешивались массы населения и была практически исключена опасность, реально существующая в маленьких странах и нациях, живущих замкнутой жизнью, наложить друг на друга в качестве родительской две родственные ветви, что неизбежно ведет к вырождению потомства. Думается, что именно наш генофонд и сейчас и впредь — самый многообразный во всем мире. Если взять, к примеру, одну только русскую нацию, то бесконечно различающиеся представители ее проживают на беспредельно раскинувшейся территории, охватывающей бесчисленное разнообразие природных зон, населенных также и многими другими народами и народностями. Мне пришлось как-то ехать за рубеж и разговориться с одной очень умной венгерской женщиной, возвращающейся из Союза. Я, естественно, спросил ее о впечатлениях от нашей страны. Довольно аналитично и критически отозвавшись о наших хозяйственных обстоятельствах, она, тем не менее, с восторгом воскликнула:

— Какой красивый народ!

Я спросил:

— Красивее, чем у вас? — Безусловно! Ведь мы уже тысячу лет — наш маленький народ — находится на одном географическом блюдечке. Мы практически ни с кем не смешиваемся, почти не обновляемся. Наша очень большая внутренняя забота, о которой мы, правда, мало говорим вслух, это — родственные браки. У вас — такое постоянное оздоровление, обогащение и всего и вся!..

В прекрасной книге «Абхазские долгожители» на большом количестве фактов, с привлечением весьма солидной статистики показано, как этот крошечный в масштабах нашей страны народ был очень серьезно предохранен и ныне предохраняется от генетического вырождения. Кровно близкие семьи не имеют права родниться между собой. Мужчины берут себе жен из отдаленных сел, и никто не женится в собственном селе. Этот обычай настолько жесток, механизм регуляции настолько консервативен (парадокс: консерватизм во имя прогресса!), что если кто-то нарушает этот вековечный обычай, то человека, нарушившего закон, сколько бы ни прошло потом времени до его смерти, хоронили не на общем кладбище, а поодаль ото всех, и укладывали в могиле лицом вниз. Столь суровым было предупреждение для всех остальных: не наносить ущерба фундаментальным основам здоровья своего народа.

Так вот, Толенька еще не родился, еще не было его и в проекте, еще мать и отец его не были знакомы, а ему уже замечательно повезло. «Материал для заделья» был по природным меркам совершенно доброкачественным.

Ему повезло также и в том, что он был желанным ребенком. Это было дитя, которого очень хотела мать, нетерпеливо ждала матери мать, и все окружение трепетно ждало появления этого еще не родившегося маленького человека на свет.

Каков был рисунок пересечения линий жизни его родителей? То были послевоенные годы, мужчин было практически на десятки миллионов меньше, чем женщин, а его будущей матери страстно хотелось семьи, упорядоченного социализированного положения, уюта, собственного дома, где она была бы хозяйкой. Она приложила много активных, целеустремленных усилий, чтобы обрести желаемое, и ее окружение нашло вдовца, мужчину старше ее, хорошего человека, она вышла за него замуж и очень быстро родила первого своего ребенка. Не Толика, а первого ребенка, и этот первенец был очень слабенький, хотя отец его отнюдь не был алкоголиком. В годы войны и на фронте он регулярно отдавал другим свои сталинские «наркомовские сто грамм», так как знал о своей предрасположенности к гастриту. И тем не менее его первенец родился, повторяю, слабеньким и впоследствии своим развитием, мягко говоря, не блистал. Почему?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны обратиться к совершенно уникальным резервам нашего здоровья, которые до сих пор находятся в недобрых, к сожалению, руках Минздрава. Его мать как роженица была уже немолодой, и, образно говоря, ворота в мир, через которые выходил первенец, были очень узкими и неэластичными. Головка первенца при родах была повреждена, ничего для ее сохранения предпринято не было, а матери об этом ничего не сказали ни после родов, ни когда-либо потом. А между тем пренебрежение к этому вопросу наносит обществу урон столь колоссальный, что по потерям интеллектуального потенциала он вполне сопоставим с совокупным интеллектом всех без исключения наших НИИ как академических, так и отраслевых. На этом как бы малозначительном аспекте появления человека на свет мы теряем едва ли не половину своего будущего совместного национального разума. Вот тебе и частность!.. Возникает вопрос: может быть, значительно рациональней было бы в государственных масштабах вкладывать больше денег именно сюда, чем на создание НИИ и других мыслительных заведений, в которые поступают трудиться люди с заведомо усеченными возможностями интеллектуальной отдачи? В тех странах, где значение данной проблемы заведующими медицинскими кафедрами и профессорами уже осознано, ребенку всеми доступными способами помогают выйти в мир так, чтобы не был затронут ни его головной мозг, ни другие важные органы.

Хочу обратить ваше, читатель, внимание на сравнение того идеала женской красоты, который господствовал две с лишним тысячи лет назад, с идеальной современной женщиной. Если мы сопоставим скульптуру Венеры Милосской безусловный идеал красоты прежних времен — с нынешней красивой и здоровой женщиной, то увидим, что у нашей современницы таз значительно шире, пропорционально больше, чем это было тысячелетия назад. И мы воспринимаем это в качестве неотъемлемого признака цветущей женственности. Откуда же взялся такой несравненно более разработанный таз? Он совершенно естественно ответил на потребности человеческой эволюции: с увеличением головного мозга понадобились и более просторные помещения для его вынашивания и более широкие врата, через которые голова его носителя без помех выйдет для знакомства с новым для себя миром…

И снова возвращаюсь к тому, что наш Толенька был везунчиком — он родился вторым, ему на свет было выходить гораздо легче, поэтому он родился совершенно нормальным ребенком. Он не попал в огромный процент повреждаемых при родах младенцев, и пуповину ему завязали правильно, так что впоследствии не образовалась у него грыжа, и кокков ему не занесли, все было у него в порядке.

Поскольку был он, напоминаю, желанным ребенком, постольку во внутриутробном состоянии испытывал лишь положительные эмоции, которые и позволили ему развиться без каких-либо антропологических отклонений в организме и без тормозов в психике.

Его везение, подарок судьбы, заключался в том, что мать его, подобно отцу, не пила, не курила, и он получил, безусловно, чистый фундамент своего будущего здоровья. Вот сколько благоприятных обстоятельств предшествовало его рождению! Он еще находился в утробе, а с ним уже ласково разговаривали, и это также имеет громадное значение для развития нормальной, уравновешенной психики будущего человека. Ведь младенец начинает формироваться как личность еще тогда, когда подчас даже и не знают, что он существует (на замечательных опытах, которые уже проделаны в этой сфере, не буду сейчас останавливаться, — это особая, прекрасная тема).

Вот так крупно повезло нашему малышу!

А дальше начались злоключения. Их причины кроются в том, что с позиции медицинского ведомства целесообразней обращаться с новорожденным так, как это удобно обслуживающему персоналу, а не так, как того требует Природа.

Что я имею в виду? Едва Толя родился, его от матери убрали. В изолированном от нее состоянии он находился то ли несколько часов, то ли целые сутки, да и потом его приносили лишь на считанные минуты — для кормежки. С точки зрения арифметической, механистической, ничего особенного не произошло, о чем следовало бы говорить: есть мать, имеется младенец, итого по инвентарной описи числятся две единицы, и кому какое дело, где и как именно они расположены. Но с позиций единого психофизиологического поля, общего для младенца с матерью на протяжении абсолютно всей его предшествующей жизни, свершилась космических масштабов катастрофа: привычная среда, которая только и была известна младенцу в период внутриутробного существования, одномоментно исчезла, да еще после такого неимоверного катаклизма, как роды, как переход из одной среды в другую, да плюс к этому враз пропала та единственно ему известная и родная биополевая сфера, которая только и несла ему всю информацию об окружающем его громадном мире…

Учеными были проделаны совершенно бессердечные опыты: едва крысята родились, их тотчас убрали от матери. Началась жуткая паника, полная их психическая дезорганизация, возник ужас, равный предсмертному… Да, через сутки младенца поднесут матери, но до того ведь пройдут бесконечно долгие сутки животного ужаса, непрерывного ощущения катастрофы, равного по своей неопределенности ожидания тому грядущему часу, который возникает у смертника, помещенного в изолированную камеру и не имеющего представления о том, когда же именно совершится казнь. Человек, насильственно отторженный от матери, от своего материка, на протяжении всей своей жизни будет нести в себе этот ушедший на дно существования подсознательный страх, комплекс нерешительности, ущербности. Этот комплекс будет проявлять себя в чувстве неполноценности, а может, напротив, агрессивности, чтобы как-то преодолеть само восприятие своей ущербности, внесенной в недра человеческой психики во имя ведомственного «порядка».

Вопрос: разве мучительное осознание в зрелом возрасте своих проступков, порожденных необъяснимой трусостью или загадочной для самого человека агрессивностью, не точит его, не сокращает ему жизнь? И разве в устранении подобного крутого дисбаланса, возникающего в людях в первые же минуты и часы после родов, не сокрыты стратегические резервы нашего потенциального здоровья?..

Далее: почему-то Толеньке, подобно всем остальным новорожденным, сколько бы их миллионов ни было, длительное время не давали ни материнского молозива, ни материнского молока. Не говоря уже о том, что его не побудили сразу же трудиться над включением механизма молокообразования в женской груди. И далее все в этом плане идет удивительно безалаберно (я с трудом подыскал здесь наиболее нейтральное слово). Никто не настаивает на том, чтобы мать кормила ребенка грудью до года. Изодранным в клочья оказывается из-за этого и процесс регулярной биополевой подпитки ребенка, когда они с телом матери образуют единую энергетическую капсулу, крайне необходимую малышу и в плане информационном, и в плане защитном. Очень рано детей начинают кормить смесями. В результате уже к шести годам до 90 % детей, даже из тех, которые родились здоровыми, имеют на всю жизнь загрязненную, зашлакованную, неполноценную печень (потому на всю жизнь, что обычая регулярно чистить ее человечество не обрело до сих пор в отличие, например, от постоянного наведения внешнего лоска на личину и действительно высокого искусства макияжа). Дети получают подпорченный желудочно-кишечный тракт и множество других серьезных внутренних дефектов.

Подобная инерция насильственного разлучения роженицы с новорожденным и отрыв его от груди продолжаются и после того, как все губительные последствия подобной практики стали известны и общественности, и медицинской науке. Наши замечательные новаторы и педагоги родители Никитины, чьи труды издаются и переиздаются во всем мире, лишь у нас в отечестве окружены стойким ореолом недоброжелательства и замалчивания со стороны официальных органов. Никитины пишут, что после того, как они стали кормить детей грудным молоком в первые же часы после рождения, у их младенцев не осталось в последующем ни следа аллергий, дети росли безупречно здоровыми. Да, Никитиным пришлось вступить в конфликт с общепринятыми в академической медицине порядками, но доколе же будет человек для субботы, а не суббота для человека, вспоминая соответствующее речение? И все-таки почему под здоровье каждого из нас с первых же минут, асов, дней нашей жизни закладываются мощные мины замедленного действия? Может быть, пора устремиться с достойной степенью настойчивости к тому, чтобы получить на это официальный ответ от ведомств, которые сплошь да рядом награждают степенями и званиями как раз наиболее консервативных своих деятелей? И не только получить ответ, но изменить ситуацию?..

Продолжим, однако, разговор о младенческих годах нашего милого Толика. Имею основания полагать, что лишь сотые доли одного процента нашего населения всерьез восприняли тезис «раньше плавать, чем ходить». А ведь это — принцип огромной методологической важности! Дело даже не в том, что малыш прекрасно физически закаляется, хотя подобная закалка весьма существенна с позиций нашего долговременного здоровья. Суть вопроса кроется в гораздо более крупной категории: ведь развитие нашего мозга, активное совершенствование нашего интеллекта и нашей психики напрямую зависит от количества и качества сигналов, которые поступают в него на ранних стадиях развития. Чем больше человек получает активных и прямых импульсов от окружающей его действительности, сигнализирующих о себе через многочисленные рецепторы, тем полноценнее и быстрее раскрывает он свои внутренние потенциалы.

Когда берешь малыша за лодыжки и жестом акушера поднимаешь его над водой, а затем быстро опускаешь его в ванну (а возраста ему — не более трех месяцев, потому что после этой солидной поры уже утрачивается рефлекс автоматического замыкания рта в водной среде), он начинает прекрасно плавать, работая ручками и ножками. Сначала он беспорядочно барахтается, но затем при помощи старших все более осознанно. И любо-дорого смотреть, с каким наслаждением работает на воде и под водой, с каким азартом плавает трех-, четырех-, пятимесячный младенец! Спрашивается, что он понимает? Но, очевидно, немало, ибо он старается, он косит взглядом на зрителей, проверяя эффект своих стараний, он наслаждается общим восторгом и восхищением. И следует сказать, что дети, которым удалось до года регулярно плавать, нырять и плескаться хотя бы и в квартирной ванне, вода которой становилась все прохладней, эти дети были не только милыми, живыми, активными «деятелями», опережающими сверстников по всем статьям, но эти же дети на протяжении многих последующих лет практически не были подвержены простудным заболеваниям, следовательно, их организм не подвергался систематическим отравлениям ни болезнетворными микробами, ни еще более опасными лекарственными веществами. Мало ли?

И в связи со сказанным о постоянном обогащении мозга через многочисленные рецепторы и датчики организма: что могут воспринимать закутанные, запеленутые плотно, как полено, бедные неподвижные младенцы? Какие могут идти сигналы в их мозг, коль скоро они лишены собственных телодвижений и не имеют никаких координирующих поисковых жестов рук и ног?

Еще об одной мине замедленного действия столь мощной, что ей ничего не стоит подбросить выше деревьев самый тяжелый «танк» нашего здоровья: я имею в виду перекармливание детей. К счастью, нашего Толика не коснулся общественный предрассудок, согласно которому толстое дитя есть аттестат благосостояния родителей. Это такой же пережиток общественной неразвитости, какой наблюдался в России в XVIII в. у молоденьких девушек-купчих: если у них были белые, здоровые зубы, то они намазывали их черной смолой. Почему? Да потому, что сахар тогда был очень дорогим продуктом, и если кто имел возможность регулярно его потреблять и испортить свои зубы, то, следовательно, его испорченные зубы являлись признаком «богачества». Так и сейчас: сплошь да рядом толстое дитя, едва появившееся в свет, но уже получившее нарушение обмена веществ, есть свидетельство «богачества» его родителей. Действительно, свидетельство, но не благосостояния, а удручающей серости.

Боже мой, сколько же мы несем потерь здоровья уже на уровне яслей! Потому, во-первых, что незакаленные, но зашлакованные уже с самых ранних месяцев в результате перекармливания дети моментально отрицательным образом реагируют на неблагоприятные для их ослабленного организма обстоятельства; во-вторых, потому, что система оплаты труда работников яслей построена столь диким образом, что она ни в коей мере не зависит от здоровья вверенных им детей. Более того: чем меньше детей, тем легче воспитателям работать, потому что меньше их нагрузка, а в таком случае для чего же им при постоянной, да еще и крайне невеликой зарплате лишний раз напрягаться, если можно свести количество «клиентов» до минимума?.. Нашему Толику по-настоящему везло: он жил в хорошей, солидарной семье, имел родителей и братика, бабушек и дедушек, которые души в нем не чаяли. Он сызмала играл с кошкой, которая учила его прямоте и независимости характера; у него был щенок, ставший его другом, близким существом, научившим его искренней доброжелательности в проявлении чувств к окружающим. (Кстати говоря, это общение с животными теоретически, насколько мне известно, почти не разрабатывается наукой, а между тем несет в себе значительные резервы психического здоровья, и ребенок, с малолетства приученный заботиться о братьях наших меньших, особенно сельскохозяйственных животных, при прочих равных условиях вырастает гораздо более уравновешенной и многогранной личностью, чем дитя, лишенное подобной обратной связи.)

Да, внешне все было благоприятно в жизни малыша, но жутко сказать: при резком угловом отклонении от истинного пути в самом начале своей жизни за первые два года наш Толик потерял уже до 90 % заготовленного ему природой здоровья. Стремительно и неудержимо, подобно снаряду или камню, выпущенному из пращи в сторону, далекую от цели, начал он движение по своему внешне совершенно благоприятному маршруту.

Появилась синтетическая одежда — красивая, удобная в быту, легкая для стирки, что особенно привлекательно при постоянном стремлении маленьких детишек забираться туда, где грязнее. И мамы принялись одна перед другой «выставляться», похваляться, наряжая своих детишек в яркие изделия из синтетики. А далее и сами начали вдевать себя в синтетическую одежду, и мужьям принялись покупать синтетические нейлоновые рубашки, которые стираются легко и выглядят прекрасно и которые даже гладить не требуется. И началось заметное ослабление общечеловеческого здоровья как по всему земному шару, так и по Советскому Союзу. Правда, буржуи очень быстро спохватились, в Америке синтетика сейчас — одежда для беднейших цветных, хронических безработных, уже лишенных пособия, а также для туристов, которые, как саранча, выжирают все в магазинах при распродаже устаревших товаров.

В чем же заключается вредоносность наружной синтетики? Не буду сейчас отклоняться в сторону общей экологии и говорить о том чудовищном парадоксе, согласно которому для производства синтетической ткани требуется примерно в тысячу раз больше воды (навсегда после этого выводимой из оборота), чем для производства такого великолепного ценного природного материала, как лен, например, который воду не убивает. Нет, поговорим о синтетике применительно к прямому ее воздействию на людей. Дело в том, что на протяжении миллионов лет нашей эволюции мы, дети Солнечной системы, Космоса в целом, складывались из окружающих нас веществ, получали сознательно или неосознанно информацию из окружающей нас Вселенной, купались в волнах и подпитывались излучениями окружающего нас мира. И вот появились искусственно созданные, качественно чуждые всему живому вещества, которые намертво, практически без малейшей щелочки выгораживают нас из этого колоссального энергетического океана. Они изолируют нас от Космоса, вибрации которого постоянно подзаряжают нас, даруют нам активную жизнь.

Позволю себе сравнение: представьте себе, читатель, что вы — приемник. Допустим, стереоприемник высшего класса, работающий, как известно, и от батарей, и от сети. Питание от внешней сети — это наш практически безграничный энергетический ресурс от общения со Вселенной. Но вот мы от этой станции отключились, и все наши трансляции идут посредством батареек. Под батарейками будем понимать имеющийся у каждого внутренний потенциал. Беда, однако, в том, что комплект этих батареек закладывается в нас один раз и навсегда, а регенерация, восстановление их во время трансляции от сети дело малоэффективное. Надевая на себя синтетические одежды, мы как бы вырубаемся из сети и переходим исключительно на автономное, постоянно ослабевающее питание. Короче говоря, чем дольше наш приемник работает на ограниченных ресурсах этого одноразового комплекта энергии, тем слабее звук у этого приемника, тем больше хрипов, и, значит, умаляются возможности многочисленнейших наших жизненных проявлений.

Особенно вредно все это сказывается на маленьких детях, которые в процессе своего роста должны получать как можно больше энергии, — сколько ее требуется организму на протекание всех бесконечно сложных процессов, обуславливающих и сопровождающих его развитие.

…Позволю себе сейчас, отклонившись ненадолго от судьбы Толика, сделать особенно жестокий выпад в сторону прекрасной половины рода человеческого, наших милых женщин. Я прекрасно понимаю, насколько непросто одеваться им модно и красиво и в то же время в натуральные ткани. Но, дорогие читательницы, прошу вас, приложите все возможности для того, чтобы не носить хотя бы синтетических колготок или носить их как можно меньше или реже. Эта синтетика перекрывает, во-первых, подпитку могущественнейшего энергетического центра, который находится в самом низу позвоночника, и, во-вторых, закрывает от постоянной подпитки извне реактор важных жизненных процессов, совершающихся именно в ваших женских органах. В подобных изолирующих обстоятельствах каждая из вас быстро ослабевает и как человек, и как женщина. Разве подобное безобразное положение не сказывается на общем тонусе всего населения?

Я отчетливо воспринимаю те флюиды раздражения, которые идут сейчас от читательниц: легко говорить, но что делать конкретно?! Снова забираться, что ли, в бабушкины трико и нитяные чулки?! Я ответил бы, что никому (за малым исключением, конечно) нет дела, что сокрыто под вашим подолом, лишь бы самочувствие у вас было бодрое. Но главное, и в этом, и во многих других случаях, которые вызывают наше негодование, следует, наконец, перенаправить наши эмоции, наши знания, наши усилия на создание такого общественного мнения, которое стремилось бы к утверждению подлинно человеческих условий в мире, в котором мы живем. Необходимо возникновение такого диктата потребителей, вплоть До бойкота опасных предметов, который стал бы реальной общественной силой, способной на многое и значительное, вплоть до переустройства всей структуры народного хозяйства, долженствующего функционировать во благо народа…

Возвращаемся к нашему замечательному Толеньке: к закутанному, оберегаемому, при бабках, тетках, мамках, при ясельном персонале — и при всем этом он начинает частенько болеть. Болеть он будет обязательно — ведь он совершенно не закален, плавать раньше, чем ходить, его не учили, маленький же его организм уже забит шлаками от переедания. Естественной реакцией организма на любые неблагоприятные обстоятельства является вспышка того или иного заболевания. И вот тут-то малыша подстерегает ужасающая беда: на него накидываются врачи и начинают пичкать его лекарствами, особенно усердствуя в применении антибиотиков. То есть он начинает получать лекарства, созданные, как и синтетика, преимущественно искусственным, химическим путем. Его маленький организм, уже огражденный синтетикой от животворящего внешнего мира снаружи, начинает получать эту синтетику и внутрь. Каким образом выписывают лекарства, когда оказывается, что они не помогают? «Дадим это. Ах, не помогает? Ну, тогда дадим это. И это не помогло? Ну, тогда дадим это в комбинации с этим…»

Известно, что повышение температуры есть ответ организма на вторжение токсичных микробов и вирусов: высокая температура выжигает, уничтожает вторгшиеся на суверенные территории орды насильников-завоевателей. Чем же занимается в большинстве подобных случаев официальная медицина? Помощью этим насильникам-завоевателям: она всеми силами стремится снизить, уменьшить этот жар, выжигающий нечисть. А надо бы — очевидней очевидного! — лишь основательно поддержать маленькое сердечко в его отчаянной борьбе с оккупантами, а уж дальше организм со всеми этими так называемыми ОРЗ совладает быстро и решительно.

Что такое, например, антибиотики? Конечно, в определенных, достаточно редких случаях это — необходимая спасительная вещь. Но ведь антибиотики настолько воинствующее, агрессивное племя, что, попав в организм, ворвавшись в него, они уничтожают массированным скорострельным огнем все, что окажется в зоне видимости, — и врагов, и друзей. Разрушается, расстреливаются все витамины подряд, какие есть в организме. Наш Толенька, пройдя через это «лечение», к примеру, стал глуховатым. Антибиотики ослабили его слух. Он толком и не знал, что плохо слышит, это выяснилось много позже, на военной комиссии, когда он уже призывался. А пока ему не с чем было сравнивать, он и не знал, что он «недочувает», разве что в школе в юношеские годы старался никогда не сидеть на «Камчатке».

Так что же нам делать с этими лекарствами? Как-то мне попался на глаза трактат: до 30 миллиардов рублей ежегодно советские граждане тратили на приобретение лекарств в аптеках. Тратили 30 миллиардов рублей (в нынешних единицах — что-то около триллиона) на те снадобья, которые систематически оказывают противоречивое воздействие на их здоровье. Некоторые из этих лекарств дают временный положительный эффект, поддерживают тот или иной орган, но потом, сыграв свою роль, в виде острых осколков остаются в организме и никуда из него не выводятся. В первую очередь они накапливаются в печени, забивают мельчайшие сосуды, футеруют, подобно керамике, те или иные внутренние органы, например почки. И физиологи — пока вполголоса говорят о том, что проблема уже заключается не во введении лекарств в организм, а в том, как их из него вывести.

Так что же делать? А может быть, обратить внимание на травы, на растительный и животный мир, окружающий нас? Может быть, имеет смысл развивать эту область фармакопеи так, как она того достойна? Как это велось издревле?

Ни в коей мере не считая себя в этом знатоком, время от времени я, однако, знакомлюсь с теми или иными сводами сведений о лекарственных растениях, насекомых, пресмыкающихся и о тех болезнях, которые они способны при правильном применении излечить. Чтение это вызывает восторг: относительно простые средства дают замечательные результаты. Впрочем, кое-чем приходилось пользоваться в практике и мне. Вспоминается, например, как что-то весьма неприятное случилось то ли с десной, то ли с корнем зуба. Замаячила благословенная перспектива: рентген, стоматологическая операция или сверление — словом, весь восхитительный джентльменский набор, не считая затраченного времени. Однако получилось по-другому: мне подсказали, и я вечером положил на пораженную десну листок растения каланхоэ. Вечером положил, а утром проснулся уже без всех тех «радостей», которые угрожали мне добрыми «праздниками». Таков всего один крошечный удачный пример. Но кажется мне, что при нынешнем «рациональном» порядке и в нашем Минздраве натуральными лекарствами заниматься всерьез некому.

Мне довелось познакомиться с некоторыми из мудрейших, может быть, травников, которые практиковали на территории бывшего, увы, Союза. Например, вот травник с трехсотлетним стажем, потому что именно три века занятий травами насчитывает его род, передающий свои знания из поколения в поколение. Это украинец Иван Григорьевич Гайронский. Чтобы попасть к нему, следует передать ему не только записку от человека, которому он доверяет, но также фотографию этого человека — так опасался он преследований, хотя способен творить подлинные чудеса. Он спас одну популярную актрису, несмотря на наличие уже онкологических метастаз, после чего она еще семь или восемь лет прекрасно жила, даже научилась водить автомобиль и все шире и шире открывала для себя этот прекрасный мир.

И тогда я воскликнул:

— Иван Григорьевич, так что же вы не поделитесь с людьми своими знаниями?!

Он поднял, как Вий, свои веки и спросил:

— А вы уверены, что нас, травников, больше не будут преследовать? Нет, я неуверен, Иван Григорьевич. — А вы уверены, что, если я вслух скажу о своих травах, их тотчас же не повыдергивают и не повытопчут невежественные орды? — Нет, Иван Григорьевич, я не уверен в этом. — Так вот, — сказал он, я буду продолжать работать по-своему и помалкивать.

Но ведь здесь таятся резервы нашего здоровья! Какие возможности! Вот пример: только на двух лесных полянах в Европе (одна в Белоруссии, другая в Восточной Пруссии) растет удивительный гриб веселка, способный, если его снять и растереть накануне полного созревания, стать мощным компонентом противоопухолевой мази. Травники специально платят лесникам, чтобы они охраняли эти тайные поляны. Но кабаны «прознали» о целебных свойствах этого гриба и не только выедают его, но и своими рылами выпахивают всю ту землю, где есть его споры. Людям ничего не остается. А если бы мы обратили это дело в свою пользу?

Великий травник дел Айджан Курманбеков (он жил в поселке Ужет под Алма-Атой) — человек, который знал практически все о женьшене и других целебных корнях. Это был мастер, способный в течение считанных секунд пробежать пальцами по вашему запястью, как по клавиатуре, и определить с абсолютной четкостью состояние любого из ваших органов, здоровых и недужных. Ненужными, стало быть, для него оказывались многомесячные исследования в лабораториях и огромные затраты времени, которые еще неизвестно, принесут ли желаемый результат. Айджан посредством своей диагностики не только достоверно указывал на то, что официальная медицина сплошь и рядом не заметила, но и лечил то, перед чем она еще в бессилии пока пасует. Но какова реакция прессы на подобного феноменального человека? Я читал одну из заметок, посвященных ему: «Вы входите в грязный двор. Под навесом вы увидите два темных шара, один на другом; один из них, большой, — это чрево знахаря, а второй, поменьше, — его голова…» Вот и весь портрет гениального врачевателя, ясновидящего, гордости нации, который не только был способен творить, но и на деле творил подлинные чудеса…

Мне приходилось уже и в публичных выступлениях, и в печати рассказывать об удивительных травниках, с которыми судьбе было угодно познакомить меня. Мое невыдуманное, несмотря на всю его фантастичность, повествование «Новая народница» (журнал «Звезда», 1990, № 12), посвящено удивительной целительнице Татьяне Александровне Буревой, которая более двадцати тысяч человек уберегла от различных заболеваний и долгое время являлась врагом номер один Минздрава, потому, что у нее нет медицинского диплома. Долгие годы травник Валерий Павлович Малышев возвращал здоровье многим из тех, от кого, разведя руками, отвернулась медицина. Он вел подробные записи тех методов, которыми пользовался. На него наслали обыск, во время коего были похищены и утеряны все эти записи — безвозвратно! Сейчас он ведет очень перспективные эксперименты с корнями и травами, проводит экспедиции за свой счет, занимая у меценатов по многу тысяч рублей. Но разве такие походы не должны снаряжаться за счет официальной науки? Нет, ей до всех этих травок и дела нет…

Александр Михайлович Дерябин своим травяным раствором «Виватон» совершил подлинный переворот в фармакологии, невзирая на те непреодолимые препятствия, которые возводили перед ним одно за другим в медицине власть предержащие. Его препараты, возвращавшие здоровье маститным коровам, со временем и до людей дошли, но пока — пока мы тратим на синтетические лекарства сумму, вполне соизмеримую с бюджетом любого из крупных министерств.

Не так давно в Улан-Удэ и Ташкенте с помощью самых современных ЭВМ сумели расшифровать записи секретов тибетской медицины. Расшифрованы составные элементы тех рецептов, которые хранились в тайных книгах. В ряде случаев пришли к удивительным для современности выводам. Например, самым популярным из всех видов лекарственных растений в прошлом был корень солодки, а женьшень занимал лишь третью позицию (впрочем, может быть, из-за своей дороговизны). А в конце трактата стояла скромненькая-прескромненькая надпись: «Как составить все эти элементы — спроси у учителя». Не придем ли мы к тому, что учителя, о которых я только что говорил, и иные другие со временем уйдут, а мы останемся перед той же рекомендацией: «Спроси у учителя?..»

Еще и еще раз утверждаю, что состояние медицины нуждается в безупречно правильном диагнозе. Не поставив его, мы не сможем выздороветь все вместе. Повторяюсь снова и снова: дело не в отдельных консервативных личностях, дело в агонизирующей системе современного здравоохранения. Еще раз выражу свою любовь тем врачам-подвижникам, которых немало в нашей медицине, кто честно и добросовестно исполняет свой долг врача и человека.

Безмерным является наше уважение к тем врачам, которые непосредственно сталкиваются со смертью в борьбе за жизнь, которые безупречно владеют знанием о тех отдельных органах, страдания коих призваны прекращать. Сам-то я уже несколько десятилетий никаких отношений с врачами не имею, но когда-то, в молодые годы, мне пришлось столкнуться с такими мастерами, память о которых не исчезает. Это были врачи еще старой земской школы, которые видели человека целиком, во всей совокупности его систем, в целостной связи работы его органов, в контексте воздействующих на человека обстоятельств. Прихожу как-то к врачу — давным-давно! — вижу, сидит, что-то пишет пожилой человек (вообще врачам приходится очень много писать, создается впечатление, что это их главная работа). Он спрашивает: — Что у вас? — Доктор, меня мучит насморк, уже несколько месяцев ничего не могу с ним поделать. Он бросил на меня мгновенный взгляд и снова погрузился в свою писанину: — Ешьте творог. — Какой творог? — спросил я несколько остолбенело. — Лучше рощинский. — И видя, что я стою в полном онемении, монотонно так пояснил: — Ваш насморк — вегетативного происхождения: от нервного перенапряжения. Вашему организму не хватает кальция. Кальция больше всего в твороге из Рощинского района. Следующий!..

Он не прописал мне никаких капель, никакой химии внутрь. Я действительно включил в регулярный рацион творог, и эта неприятная привязка, омрачавшая жизнь, очень быстро исчезла.

Но, к сожалению, нам гораздо чаще приходится сталкиваться с явлениями прямо противоположного свойства.

Сколь много вокруг нас врачей, которые курят, которые раздражительны и больны сами… Какая может быть вера явно нездоровому врачевателю со стороны больного? А часто ли случается, чтобы врач благотворно подействовал на пациента своим доброжелательным отношением? Лечат человека вне понимания того, что он есть сложнейшая совокупность самых разных взаимодействий. Например, лечат от онкологического заболевания какой-либо отдельный орган, не желая понять, что онкология — это общее заболевание всего организма, что это пробитая на каком-то уровне вся иммунная система. «К сожалению, у медицины имеется предел возможностей», — так утешают родственников, опуская долу глаза. Да ведь это не о медицине, а о ее зашоренных, ограниченных деятелях, которые стоят на страже узковедомственных и узкофункциональных подходов к человеку и его здоровью. Подлинная же медицина способна творить чудеса под стать евангельским…

Извините, дорогой читатель, мы снова возвращаемся к Толеньке, которому недавно исполнилось два года. Увы, все что сейчас говорилось о синтетике, медицине и т. д., имеет самое прямое отношение к тем огромным упущенным возможностям, которыми сызмала характеризуется практически любая среднестатистическая жизнь. Искренняя забота его родственников, непроглядно невежественных в вопросах здоровья, проявила себя не только в том, что Толя у них постоянно переутеплен и лишен движения, но и в том, что в него бесконечно вливали молоко и все время потчевали мясными бульонами и супами. Я попрошу вдуматься в то, что буду сейчас говорить, не торопясь отвергнуть сказанное, как бы парадоксально оно ни прозвучало для вашего уха. В яслях и детских садах существуют почему-то засекреченные (мне удалось их достать по существу тем самым способом, который столь выразительно был изображен когда-то в кинофильме «Подвиг разведчика») предписания о том, чтобы в детском рационе было ежедневно предусмотрено до пятисот-шестисот граммов молока.

Хорошо это или плохо? С точки зрения официальной, выражающей всемерную заботу о ребенке, это великолепно, это выражает заботу общества о своих молодых наследниках. А с точки зрения реального здоровья? Это чудовищно, это страшно!.. Посмотрим непредвзятым взглядом: какое из млекопитающих пользуется молоком, выйдя из грудного возраста? Никакое! Очень просто: когда малыш выходит из грудного возраста, у него отмирает производство тех ферментов, которые способны на 100 % расщепить попавшее в желудочно-кишечный тракт молоко, ибо природа в своей эволюции экономична и целесообразна и поэтому вполне разумно убрала из организма то, что в естественных условиях после грудного возраста никогда ему больше не пригодится. Эта ферментативная способность к расщеплению сохраняется в последующем лишь у ничтожной части особей. Мы с удовольствием вкушаем молоко, особенно по случаю, настоящее парное молоко. Почему бы нет? Изредка, не в качестве системы. Если же подобное занятие будет у нас регулярным, то мы станем накапливать в своем организме значительное количество внутренних шлаков, которые в виде слизи исподволь начнут обволакивать наши внутренние органы. Существуют весьма серьезные исследования (преимущественно американских онкологов) о том, что подобное неразумное накопление уже к 25 годам станет представлять собой немалую потенциальную угрозу.

Но как же быть с повсеместными рекомендациями насчет преимущественно молочно-овощной диеты? Да очень просто: анализ диеты долгожителей доказывает, что значительную ее часть составляют молочнокислые продукты! Это простокваша, это кефир, это сыры, это брынзы (вымоченные от соли, конечно), это творог и т. д. Тот как раз остаток в молоке, который человек до конца расщепить не в состоянии, стопроцентно «преодолевается» пищевыми грибками, которые и готовят нам воистину бесценный продукт. В Толеньку, однако, ежедневно заливали по пол-литра и более цельного молока во всех возможных видах, то есть усердно готовили его к тому, чтобы он занял место на скамейке в приемной онколога, а также к тому, что в масштабах человеческой жизни очень быстро, если он доживет, конечно, до 60 лет, у него начнется помутнение роговицы зрачков.

Что касается традиционного бабушкиного питания — бульонов для любимых внуков, особенно когда они болеют, то этот мясной или куриный отвар, будучи теплым, настолько быстро всасывается кишечником, что печень по своей пропускной способности не успевает перерабатывать всю эту почти одновременно поступившую в нее массу мясных экстрактов. Все они в виде нерасщепленных ядов, минуя не справляющуюся с переработкой «химическую фабрику», то есть печень, наносят последующие удары по всем другим органам в процессе своей внутренней циркуляции. Бедняжка попросту вынужден часто болеть, и по известному принципу «падающего — толкни» малышу в самые трудные моменты его жизни поддают хорошие болезненные пинки, которые называются «заботой о ребенке»… А затем — уж как маленький несчастный организм со всеми этими заботами справится. Так движутся, с точки зрения здоровья, годы дошкольные. Как видим, угловое отклонение, заданное в самом начале жизненного пути, продолжает нарастать по отношению к оптимальной линии. А ведь, образно выражаясь, каждый градус, не говоря уже о десятках градусов отклонения в начале маршрута, приводит к падению запущенного на жизненную орбиту тела, скажем так: с огромным недолетом, во-первых, в совершенно иной стороне, во-вторых, с полетом по очень низкой траектории, в-третьих…

Это резервы физического здоровья. А теперь вдумаемся: как обстоят дела с резервами развития интеллекта? Психики? Полнокровной и многосторонней эмоциональности? Не будем забывать того, что могущественный дух — один из важнейших, основных движителей незыблемого здоровья. С горечью скажем, что эти резервы у нашего Толика были задействованы в еще меньшей степени, чем резервы физиологические. Известно, что практически любой малолетний ребенок (за исключением генетически поврежденных, разумеется) обладает столь колоссальными потенциями восприятия и переработки многообразной информации, идущей извне, что среди людей зрелого возраста с ними в этом отношении могут сравниться лишь избранные единицы, которых мы числим гениями. Раннее и сверхраннее развитие, например, осуществляемое через игру, через категории интересного и увлекательного для малыша, есть такой резерв развития личности, с которым в последующие годы уже ничто и никогда не сравнится.

Любопытно, что умные и знающие ученые-педагоги в нашей стране приоритетно ко всему остальному цивилизованному миру — изготовили набор игрушек, которые способны в значительной степени ускорить становление мыслительных, логических, поисковых навыков у ребенка. Многие годы игрушки эти остаются игрушками лишь для своих горе-изобретателей, потому что они дешевы и ведомствам и фабрикам их изготовлять экономически невыгодно. И продолжается изготовление кукол с фарфоровыми личиками, и бронетранспортеров, движущихся от плоских батареек. И когда у ребенка возникает естественное желание посмотреть, что там внутри, то эти куклы и эти заводные игрушки прекращают свое существование, дети получают трепку, и неукротимая исследовательская мысль их замыкается на рефлекторной дуге, сигнализирующей о том что поиск — это болезненно для ягодиц и опасно для общего настроения.

Еще и еще раз: господствующее в обществе бытовое невежество особенно болезненно сказывается на состоянии детей и на их будущем. Взрослые, например, растеряны, рассержены или утомлены своими взрослыми делами и заботами, а в результате дети, обостренно воспринимающие этот отрицательный эмоциональный фон, либо становятся невротиками, обращаются в замкнутые, ни во что светлое не верящие скрытные существа либо, напротив, в вызывающе агрессивные. А ведь все это — не более чем наше эхо. И что особенно досадно, невротиками становятся преимущественно как раз те дети, душевная организация которых наиболее тонка, наиболее богата, наиболее индивидуальна.

Взять хотя бы ясли. Разве не является драматической нагрузкой для психики расставание с добрыми, милыми мамами для тех детей, которые как раз особенно эмоциональны и ослаблены? Вспомним, что в недрах подсознания ребенка постоянно тлеет тот страх, который он пережил когда-то после катаклизма родов, будучи брошен в ужас отторжения от материнского лона, в бездну смертельной неопределенности. Не буду сейчас говорить о том, что государству было бы выгодней достойно оплачивать матерям двух- или трехгодичный отпуск по воспитанию психически полноценных детей, чем платить им практически те же деньги по бюллетеням за болезнь ребенка, ибо эти постоянные заболевания в конце концов оборачиваются для социума гораздо большими потерями, и не только в количественном плане.

Короче говоря, внутренние, психические, невротические недуги, приобретенные крохами в детстве, заметно ухудшают в будущем и здоровье взрослого человека, и качественные характеристики его личности. Причем картина эта воистину планетарная: по данным Всемирной организации здравоохранения на 1989 год, за последние 65 лет число невротических больных возросло в 24 раза! Воистину не цивилизацию, а антицивилизацию оголтело, бездумно возводит человечество… Но если от человечества обратиться к нашей стране, то весьма впечатляет следующее сравнение: на крошечной Кубе работало около 500 медицинских психологов; у нас, в нашей гигантской стране, столько же…