В записную книжку

В записную книжку

Предсказание – в любом случае зло.

Человек практически всегда попадает в зависимость от него, его судьба катится по предсказанной колее.

Надейтесь только на себя, неустанно работайте над собой.

Отслеживайте плохие мысли и старайтесь не допускать плохих поступков, ведь все в этом мире возвращается.

Вечером этого дня я действительно собрала все, что напоминало мне о Никите, в большую коробку. Я перебирала все эти вещички и не могла сдержать слез. Открытки, которые он дарил мне, перечитывала снова и снова, кованую розу, сделанную им собственноручно, гладила пальцами, диски с его любимой музыкой, которые он обожал покупать и приносить мне, собрала в стопку. Я даже нашла несколько его любимых книг. Сложив все это в коробку, достала из книжного шкафа фотоальбом. Но не стала раскрывать его. Мне к этому моменту было уже настолько больно, что я плакала, не переставая. Опустив альбом в коробку, я плотно закрыла ее и вынесла в коридор. Затем включила компьютер и удалила оттуда все его фотографии и стихи, которые он писал мне.

Молчу. Молчишь и ты. Но говорят

Твои глаза. Мои им отвечают.

Так звезды в небе вечные горят.

Их разговор безмолвный нескончаем…

Ну, вот и снег! А ведь еще недавно

Мы шли с тобой по шороху листвы.

Сейчас летят снежинки сверху плавно…

Иду я рядом, думая о главном —

Тепло руки твоей, снег, вечер, мы…

Слезы застилали глаза, когда я читала эти строки. Но потом все-таки решилась и кликнула на Delete. Когда выскочила надпись: «Вы действительно хотите удалить файл?» – я на секунду замешкалась, но потом подтвердила. Файл исчез, я почувствовала облегчение. И чтобы отрезать все пути назад, очистила и «корзину». Выключив компьютер, я пошла на кухню. Налив остывший чай, села к столу и замерла. Душа болела, но я упорно твердила себе, что все кончено, что отныне я свободна, что передо мной открываются новые возможности.

В этот момент зазвонил телефон. Я отчего-то вспомнила о Гере, хотя у него моего номера не было. Это была Злата.

– Оль, – быстро проговорила она, – завтра вечер свободен?

– Да, а что? – вяло поинтересовалась я.

– Приглашаю тебя в театр, – немного торжественно произнесла Злата.

И я улыбнулась. Злата постоянно возмущалась, что мы редко стали куда-то выбираться вместе, что сидим по квартирам и мало общаемся.

– Вдвоем отправимся? – продолжая улыбаться, уточнила я. – А Ириска?

– Она не может, я ей уже звонила, – сказала Злата, – какие-то срочные семейные дела. Но с нами Костик будет, если ты не возражаешь. Он и билеты купит. Мы идем в театр оперетты.

– Оперетты? – уточнила я и засмеялась.

– Да! «Моя прекрасная леди». Я давно хотела.

Мы договорились, где и во сколько встречаемся, поболтали о разных пустяках и распрощались. Пока мы разговаривали, я окончательно пришла в себя. Слезы высохли, внутренне я успокоилась. И почему-то вспомнила Марику.

«Что-то она мне не звонит, – подумала я, набирая ее номер. – Надеюсь, с ней все в порядке».

Марика ответила сразу.

– Оля! Приветик! Как хорошо, что ты позвонила! Я сама хотела, но что-то стесняюсь тебя беспокоить. Вот решила, что дождусь, когда ты первая позвонишь! – тараторила она.

– Извини, раньше не получилось. Мы тут к гадалке ездили, – зачем-то сообщила я.

– К настоящей? – после паузы спросила Марика. – И как? Что она нагадала? Можешь рассказать?

– Да она и не предсказывала ничего, но мне посоветовала забыть о прежней любви и освободить место для новой.

«И зачем я все докладываю этому ребенку?» – с запоздалым сожалением подумала я и замолчала.

– А что, разве бывает старая любовь, новая? – после длительной паузы сказала Марика. – Мне кажется, что любовь, она всегда одна. Я вот люблю Кирилла. И разве смогу полюбить кого-то еще? Это на всю жизнь!

Я не стала с ней спорить, понимая, что сейчас ей ничего не докажешь, и в принципе не видела в этом смысла. Каждый проходит свой путь любви и делает выводы самостоятельно.

– Как он? – поинтересовалась я.

– Уже намного лучше. Сказал, что через два дня домой выпишут.

– Ну и отлично!

– А я твои обе книги прочитала за эти дни, – сообщила она. – Про гейшу мне больше понравилось. Но про парня тоже здоровски ты придумала. Я даже вначале поверила, что у вас такая любовь получилась. Но ведь ты писатель, так что все неправда, да?

– Правда, – тихо ответила я и почувствовала, как слезы наворачиваются.

– Да ладно! – явно не поверила Марика. – И фото его есть? Вышлешь?

– Сегодня все удалила с компа.

– Жаль, – вздохнула она. – Хотелось бы на него посмотреть.

Я не ответила, стараясь успокоиться. На меня вновь накатило, потому что я ясно увидела лицо Никиты, его глаза и улыбку.

– Оль, а ты завтра чего делать будешь? – нарушила молчание Марика.

– В театр иду, – ответила я.

– Так то вечером, да? – уточнила она. – Может, ко мне в гости приедешь? Охота с тобой повидаться. Ты прикольная. Или просто погуляем. Ты как?

– Возможно, – после паузы сказала я. – Давай завтра созвонимся.

– Оки! – обрадовалась Марика. – Тогда до завтра!

Спала я плохо. Снился Никита, видимо, подсознание не хотело с ним расставаться. И утром я находилась в угнетенном состоянии. Никуда не хотелось идти. Я включила компьютер и попробовала поработать, но ничего не получалось. К тому же за окном стало пасмурно, и скоро начал накрапывать мелкий частый дождь. Около одиннадцати позвонила Марика. Ее голосок показался мне грустным. Она явно находилась в подавленном состоянии.

– Погода плохая, – сказала она. – А я так хотела погулять сегодня с тобой.

– Да, дождик все идет, – ответила я. – А ты чем занимаешься?

– Музыку слушаю и на диване валяюсь, – сообщила она. – Оль, может, все же приедешь? Мать на работе, будет поздно. К Кириллу все равно сегодня не поеду.

– А у тебя подружки есть? – поинтересовалась я.

– Конечно, – вздохнула она. – Но что-то никого видеть не хочу. Надоело слушать всякую чепуху. Вот охота с тобой поговорить. Ты клевая. Приезжай, а?

Я задумалась. Работать совершенно не хотелось, настроение было практически депрессивное, я постоянно возвращалась в мыслях к Никите и даже испытывала желание распаковать коробку, в которую я упрятала наше с ним прошлое.

«Ох, права была гадалка, – думала я, – давно нужно было все это похоронить!»

– Оль, ты мой дрес запиши, – услышала я голос Марики и пришла в себя. – А то ты что-то молчишь долго.

– Дрес? – удивилась я.

– Ну адрес, какая ты непонятливая!

– Хорошо, – ответила я и вздохнула. – Приеду ненадолго. А ты где живешь-то?

– Здоровски! – обрадовалась она. – Возле метро «Новокузнецкая». Записывай. Консьержка там у нас, скажешь, что ко мне. Только меня зовут Марина. А Марика я себя называю в честь Марика.

– Кого? – удивилась я.

– Ну, я те потом объясню. В общем, жду!

Я записала адрес, в душе удивляясь, что Марика живет в престижном Замоскворечье. Когда мы познакомились, она сказала, что живет вдвоем с матерью, что отец их оставил давным-давно, и у меня почему-то сложилось впечатление, что это малообеспеченная семья.

Но когда я подошла к ее дому, то увидела, что это сооружение как минимум XVIII века с колоннами, лепниной, огромными окнами и потолками в пять метров. Я остановилась в недоумении, но потом поняла, что перепутала корпуса, и двинулась в полукруглую арку проходного двора. Пройдя аккуратный небольшой двор, я оказалась возле вполне современного на вид высотного дома. Консьержка действительно была на месте. Она поинтересовалась, к кому я иду, кивнула и сообщила, что ее предупредили. Внутри подъезд выглядел невероятно чистым. Нужная мне квартира находилась на шестом этаже. Когда я вышла из лифта, Марика уже ждала меня возле раскрытой двери. Она улыбалась, хотя видно было, что недавно плакала, так как подводка ее глаз чуточку размазалась. На ней были ярко-розовые брючки и черная футболка, на которой я увидела розовую надпись «Marakesh» внутри контура большого сердца. Я зашла в квартиру и протянула ей торт, который купила по дороге.

– К чаю, – сказала я. – И мне нужно просушить зонтик. Дождь хоть и мелкий, но непрерывный. Пока дошла от метро, он успел намокнуть.

– Давай сюда! – улыбнулась Марика, беря зонт. – Обувь можешь не снимать.

– Но туфли мокрые, – ответила я, чувствуя всевозрастающую неловкость.

Я мельком оглядела холл. Он выглядел как моя гостиная по размерам, но обставлен был с роскошью.

– Ладно, – легко согласилась она. – Тогда вот тебе мои тапочки. Они новые.

Марика поставила торт на столик, зонтик бросила на пол и достала из тумбочки розовые тапочки. Я не удивилась, увидев, что на носках у них чернели сердечки.

– Это мамка мне из Греции недавно привезла, – сообщила она, снимая упаковку. – Как раз в моем стиле. Но великоваты. А тебе должны быть в самый раз.

– Ты все носишь в такой гамме, – заметила я, переобуваясь. – А другие цвета не приемлемы?

– Не-а, – ответила она. – Мне так нравится. Черный цвет – мрак, скорбь, тоска, депрессняк. А розовый – взрыв эмоций. Это суть эмо, понимаешь? Такие резкие перепады вполне в стиле. Да и музыка так же построена. Пойдем ко мне?

– Так руки помыть, – начала я.

– У меня и помоешь, – ответила она странной фразой.

Квартира оказалась двухуровневой. Из холла мы попали в огромную квадратную гостиную. Множество ковров, позолоты, красного дерева, живой зелени, картин создавали странное впечатление. Несомненно, гостиная выглядела уютной, но так и казалось, что это декорации какого-то высокобюджетного исторического фильма из жизни французского королевского двора позапрошлого века. Только огромная плазменная панель на стене явно дисгармонировала с обстановкой.

– Тут мамка любит обитать, – сказала Марика, – но я не очень. Я живу наверху.

Марика двинулась в угол, и я заметила винтовую лестницу.

– А чем занимается твоя мать? – спросила я.

– У нее свой салон красоты тут неподалеку, – ответила Марика, поднимаясь по лестнице. – Может, хочешь воспользоваться? Тебе скидки будут, точняк!

Я улыбнулась и отказалась.

На втором уровне у Марики оказалась практически отдельная квартира, что меня несколько удивило. Ладно, своя гостиная, кабинет для занятий, спальня, ванная, но вот кухня? Везде был образцовый порядок. Я ожидала увидеть черно-розовую гамму, но в основном обстановка была выдержана в пастельно-кремовых тонах с цветочными мотивами. И только спальня была розовато-белой. Правда, несколько черных подсвечников с розовыми свечами, черная лаковая напольная ваза с искусственной веткой розовой сакуры и черные стеклянные рамы на постерах вносили диссонанс в эту белизну. Я остановилась возле одной из стен и начала внимательно изучать изображения. На всех постерах был один и тот же парень. Где-то он пел на сцене с гитарой в руках, где-то был сфотографирован на улице, а на нескольких, явно рекламных, находился в составе группы. Парень выглядел совсем юным, от силы лет 17. Он был худощав, почти везде в узких джинсах, обтягивающих его стройные прямые ноги, и в женских на вид кофточках. На одном из постеров он стоял на сцене, держа в руках красную гитару. На нем было что-то типа прямого узкого черного платья, открывающего колени, красные трикотажные гольфы и кроссовки. Волосы у парня были русые, с длинной челкой, закрывающей ему пол-лица. Почти везде он был с густо подведенными черной линией глазами. Но его лицо мне понравилось. Общее выражение одухотворенности, полного погружения в музыку, отрешенности вызывало странное притяжение. Хотелось смотреть на этого парня. Картина была полна гармонии. Известное изречение гласит, что в мире нет ничего прекраснее скачущей лошади, танцующей женщины и корабля под парусами, и на них можно смотреть бесконечно. И на его фотографиях именно это полное погружение в свой неповторимый и, несомненно, прекрасный мир, отсутствие работы на зрителя создавало магию притяжения.

– Это Марик, – услышала я и повернула голову.

Марика стояла рядом и тоже не сводила глаз с постеров.

– Не правда ли, он клевый? – спросила она и улыбнулась. – Помнишь, я тебе говорила, что обожаю киевскую группу «Маракеш»? Вот это они и есть.

Она подошла к небольшому стеклянному стеллажу, на котором стояла компактная розовато-серебристая аппаратура и поставила диск. Тут только я обратила внимание на плазменную панель на стене.

– Ты слушай и смотри, а я пока чайник поставлю, – сказала Марика. – А то тортика охота.

– Тебе помочь? – все-таки предложила я.

– Не-а, мамка меня с детства приучила к самостоятельности, я все сама делаю. Она мне всегда твердит, что рассчитывать в этой жизни лучше только на себя и что нянчиться со мной никто не обязан. Я даже и суп могу сварить, и котлеты пожарить. Не то что чай заварить, вот!

Она вышла из комнаты, а я села в кресло, обтянутое белым искусственным и очень мягким мехом, и посмотрела на экран. Там начался ролик, это было, как я поняла, выступление группы «Маракеш». Но меня удивило плохое качество изображения, было ощущение, что это переснято с экрана монитора. Ребята выступали на улице перед каким-то красно– коричневым зданием с высокими колоннами. Аппаратура стояла прямо на тротуаре, зрители были в основном молодые. Марик отрывался на полную катушку, гитара в его руках находилась в беспрерывном движении, как, впрочем, и он сам.

– «Ты знаешь правду обо мне. Ты скажешь точно, где нас нет. И не поделишься ни с кем. Ты исчезаешь. Но зачем? Но зачем?» – пел он довольно высоким и чистым голосом.

Музыка была скорее в стиле хард-рок, что меня порадовало. Мелодия мне необычайно понравилась. На припеве я даже стала вторить ему.

– «Ведь я придумал солнце, и я расставлю звезды, в плену простых движений, такое настроение», – пела я.

– Не «такое», а «плохое» настроение, – услышала я и повернула голову.

Марика вошла в комнату и замерла, глядя на экран. Потом начала пританцовывать, потряхивая волосами и подпевая.

– А почему качество такое плохое? – поинтересовалась я, когда ролик закончился.

– Так это я списала на камеру с моего компа. Есть такой сайт You Tabe, там выложены записи. Но скачать оттуда нельзя. Вот я и переписала прямо с экрана все с группой «Маракеш». Они классные, да?

– Мне очень понравилась и музыка, и Марик, – ответила я, не сводя глаз с экрана.

Там в этот момент запустился следующий ролик, и он оказался хорошего качества.

– А это уже нормальное видео с диска «Море эмоций», – пояснила Марика. – Это их хит «Ждать».

Клип был, что называется, малобюджетный, но мне показался стильным. Марик пел, смотря на свое отражение в зеркало так близко, что касался его носом. Это выглядело необычно и красиво.

– «Ты спишь, наверно, мне интересно, с кем? Я знаю правду и не скажу, зачем. В разгаре лета найти и потерять. Нет, мы не сможем смеяться и кричать…» – пел он, глядя неотрывно в свои большие красивые глаза.

Его длинные изящные пальцы опирались о зеркало, лицо выглядело одухотворенным. Он был один на один со своим отражением, словно со своей сущностью. И это завораживало.

Когда ролик закончился, Марика, довольно улыбаясь, посмотрела на меня.

– Вижу, что тебе тоже понравилось, – констатировала она. – Пойдем на кухню? Я уже чай заварила и тортик порезала.

Она выключила телевизор, но взяла пульт с собой. Мы прошли гостиную и оказались на кухне. И я засмеялась, услышав, что музыка уже играет там. Подняв голову, я увидела, что на стенах прикреплено несколько квадратных небольших колонок. Марика сделала звук чуть тише, положила пульт на край стола и пригласила меня садиться.

– Как его зовут на самом деле? – поинтересовалась я, наблюдая, как Марика разливает чай.

– Марк Гриценко, – ответила она. – Представляешь, сам песни все пишет, музыку, сам организовал эту группу два года назад. Они и по гастролям ездят.

– Это и есть стиль эмо? – уточнила я. – Больше похоже на металл.

– А ты в этом разбираешься? – улыбнулась Марика и пододвинула ко мне тарелочку с куском торта.

– Не очень-то, – призналась я. – Просто я слушаю то, что мне нравится и подходит под мое настроение в какой-то конкретный момент.

– Это и правильно, – закивала она. – Главное – наше настроение! И какие эмоции вызывает музыка. А вот по поводу стилей я и сама путаюсь. Эмо сейчас в моде, вот некоторые группы и присоединяются к течению. Но что такое эмо-стиль в чистом виде, понятия не имею. Мне кажется, сами музыканты тоже не совсем знают. Но Марик такой прикольный в платье, да? Классненький прикид!

– Тебе нравится? – улыбнулась я, глядя на Марику.

Она явно перестала грустить, ее свежее юное лицо разрумянилось, голубые глаза сияли. Она без конца ерзала на стуле, словно с трудом удерживалась, чтобы не начать танцевать.

– «С этой минуты пусть каждый мой выстрел окажется точным, и я буду целиться прямо в открытую рану, пока не закончу», – пел Марик.

Я внимательно вслушивалась в текст и невольно постукивала в такт пальцами по столу.

– «Не иначе как влюбить тебя в себя за полчаса. Не задача мне влюбить тебя, влюбить…» – начала подпевать Марика.

– Кирилл тоже любит «Маракеш»? – зачем-то спросила я.

– Ага, – закивала она. – Но ему больше нравится группа «Оригами». А я вот их не очень-то, уж и не знаю почему!

Марика пожала плечами и смешно надула губы.

– Ты так вот и проводишь время в одиночестве целыми днями? – предположила я.

– Ну не то чтоб так! Скоро занятия в школе начнутся, тут уж скучать не дадут. Подружки мои приедут. Да и Кирилл скоро домой вернется.

– Он с тобой в одной школе?

– Нет, он далеко живет от нас, на Речном, да еще автобусом минут двадцать ехать. Я всего один раз у него была, но больше не хочу, – ответила Марика и погрустнела.

– Почему? – удивилась я.

– Да у него папа сильно пьет, а маманя очень нервная, грязно у них, неуютно. Хорошо, у Кирюфки своя комната. Он там прибирает сам.

«Интересно, как такая семья смогла оплатить частную дорогую клинику?» – почему-то подумала я.

Но Марика словно читала мои мысли.

– Он когда траванулся, его в какую-то местную психушку увезли. Да я мамку упросила помочь. Она его и перевела в ту больницу. И за все заплатила.

– Понятно, – после паузы сказала я, почувствовав неловкость.

Я не так хорошо знала Марику, чтобы выслушивать такие подробности. Она опустила голову и вдруг всхлипнула. Я погладила ее по голове и пробормотала, что расстраиваться в принципе уже не из-за чего.

– Я так хочу, чтобы он переехал сюда, – призналась она после паузы. – Видишь, сколько у меня места! Зачем мне одной? Он бы в кабинете жил, там и диван есть. Но мамка категорически против.

«И я ее очень хорошо понимаю! – подумала я. – Им всего по 14!»

– А у вас уже секс был? – напрямую спросила я, заглядывая в ее влажные глаза и протягивая ей салфетку.

Марика вздохнула, вытерла слезы и улыбнулась.

– Не хочешь, не отвечай, – спохватилась я.

– Да мне и нечего скрывать, – сказала она. – Нет. Я пока не знаю, что это. И нас это не очень-то интересует.

Я внимательно посмотрела в ее глаза. Похоже, что она не обманывала.

– Оль, может, ты поговоришь с моей мамкой? – неожиданно преложила Марика. – Объясни ей все, а то она меня не понимает. Ты все-таки писательница, найдешь нужные слова. Всем будет лучше, если Кирюфка тут будет жить.

Я опешила от такой просьбы. Вмешиваться совершенно не хотелось. Марика замолчала и смотрела на меня умоляюще. Но я отрицательно покачала головой. Она вздохнула, потом встала и выглянула в окно.

– А дождик кончился, – сообщила она.

– Вот и отлично, – обрадовалась я. – Пожалуй, пойду. Очень приятно провела время, спасибо!

– Я с тобой! – быстро проговорила Марика. – Хоть до метро тебя провожу, заодно прогуляюсь. Не хочу тут одна оставаться!

«Ну что поделаешь с этим ребенком?» – подумала я и неприметно вздохнула.

Любить своего ребенка – это удовлетворять одну из самых главных его потребностей. Каждому человеку, в любом возрасте, необходимо, чтобы его любили, понимали, признавали, уважали, чтобы он чувствовал себя нужным. А ребенок без любви просто не может нормально развиваться. И его самооценка на протяжении всей жизни во многом зависит от того, насколько удовлетворена его потребность в любви. Чем младше ребенок, тем сильнее влияние любой информации, которую он получает от нас. К счастью, с маленькими детьми родители обычно более ласковы и внимательны. Но по мере взросления ребенка мы словно начинаем испытывать неудобство от проявления наших чувств и все сильнее стремимся его «воспитывать», часто не задумываясь о том, что ему по-прежнему необходимо наше тепло, принятие и одобрение. Мы просто не фокусируем свое внимание на том, как обращаемся к детям. А они всегда понимают нас буквально, и тон, каким произнесены слова, для них важнее смысла. Если тон резкий, сердитый, даже просто строгий, ребенок делает вывод, что его больше не любят, что он уже не нужен. А ведь положительное отношение к себе – это основа психологического выживания человека. Поэтому ребенок постоянно ищет нашей любви, борется за нее, ищет подтверждения тому, что он хороший. И нужно давать ему это на протяжении всей жизни.

Но любовь к ребенку – это совершенно особый род чувства. Растя ребенка, мы помогаем ему стать человеком, то есть учим руководствоваться не только инстинктами и желанием получить удовольствие. Мы не можем не ставить ему ограничения, необходимые для его же блага. Но многим родителям бывает трудно сделать это, они боятся огорчить ребенка и готовы удовлетворять любые его желания, чтобы ему было хорошо. Однако на самом деле они не помогают ему стать человеком, они окутывают его нежностями, которые приятны им самим, впихивают в него пищу, оберегают от холода, тепла, жары, микробов, дурных влияний, влезают в его жизнь с навязчивой заботой. И это уже оборотная сторона медали. Когда в ребенке не видят личность с ее самостоятельными потребностями, заслуживающими внимания и уважения, а видят только свою слепую преданность ему, свое животное чувство, это совсем не та любовь, в которой он нуждается. Настоящей любви к ребенку – ответственной, уважительной и дружеской – много не бывает. На самом деле с ребенком прежде всего надо дружить. Да, он младше нас, он меньше знает, у него меньше опыта, мы в ответе за него. Но он всегда должен оставаться нашим другом. Тогда намного легче мы вместе с ним преодолеем труднейший подростковый период.

Подросток – уже не ребенок, но еще и не взрослый. И эта промежуточная позиция доставляет массу неприятностей. Иногда мы сами, до конца не понимая, что наш ребенок уже вырос из ползунков, захлопываем перед ним дверь в мир взрослых, говоря, «ты еще слишком мал», «яйца курицу не учат», «нос не дорос» и т. д. Внутренний кризис самооценки подростка возникает в связи с расширением и ростом возможностей и сохранением детско-школьного статуса. Кризис 13 лет психологи часто сравнивают с кризисом 3 лет, только направлен он не на освоение пространства и предметные действия, а на освоение социального пространства, пространства человеческих взаимоотношений. В психологической литературе этот этап называют этапом «второй перерезки пуповины». Ребенок постепенно, а иногда и мгновенно, отделяется от родителей и уходит в свой мир – мир сверстников.

Главное противоречие этого возраста в том, что подросток стремится получить статус взрослого и соответствующие этому статусу возможности, но он старательно избегает взрослой ответственности. И тут наша любовь должна подсказать, как правильно строить с ним отношения. Подросток зачастую отказывается принимать оценки и жизненный опыт родителей, даже если понимает их правоту. Ему хочется получить свой собственный уникальный и неповторимый опыт, сделать свои ошибки и учиться именно на них.

Для данного возраста характерно стремление к признанию собственных заслуг в своей значимой подростковой среде. Но если мы по-прежнему друзья для своих детей, то доверие останется, и это поможет найти общий язык. Подросток испытывает постоянные внутренние конфликты. Поспешное расставание с детством, с прежней безмятежностью существования и безоговорочной верой в могущество взрослых, принятие ответственности за свои «взрослые» поступки, стремительное физическое развитие и гормональные «бури» приводят к ломке личностных установок, переосмыслению своего места в мире. Возникающие взрослые экзистенциальные и мировоззренческие вопросы создают ощущение глобальной неразрешимости. Подросток свято верит в уникальность собственных проблем и переживаний, и это часто порождает чувство одиночества и подавленности, суицидальные настроения. Борясь с собственным одиночеством и осознавая сложность проблем, подросток начинает искать себе подобных.

Так образуются молодежные тусовки и формируется подростковая субкультура в противовес миру взрослых.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.