XXV. Личные сведения, проливающие свет на его годы трезвости

XXV. Личные сведения, проливающие свет на его годы трезвости

Преданность доктора Боба движению и программе АА никогда не мешала его семейной жизни; скорее, она делала ее богаче. В течение 1940–х годов они с Анной продолжали жить просто, без каких?либо претензий, в своем скромном доме. Здесь они делили родительские радости, печали и товарищеское общение со своими друзьями.

«То, как он любил свою семью, его преданность своим детям, Анне и своему дому, — вспоминает Дороти С. М., — было поразительно. Он был одним из самых преданных семье мужчин. И своим друзьям — их он тоже любил».

До выхода на пенсию дни доктора Боба проходили в рутинной работе в госпитале, в офисе, и в клубе, где он отдыхал. В течение большей части его жизни в Акроне ланч доктора Боба проходил в Городском Клубе, где толстые ковры и гобелены, декорированные панелями стены, камины и клубные кресла давали убежище автомобильным баронам и людям солидных профессий, приглашая подремать, почитать газеты, поиграть в карты или поговорить. В дни своего пьянства доктор Боб часто приходил сюда, чтобы смешаться с послеполуденной толпой в баре или даже спрятаться в какой?нибудь комнате. Но после того, как он перестал пить, он ходил туда, чтобы наслаждаться общением со своими многочисленными друзьями вне программы.

В полдень вы практически всегда могли видеть его за одним и тем же столиком в углу мужской обеденной комнаты. Здесь, в течение более чем десяти лет, его обслуживала одна и та же официантка, Нэнси. Доктор Боб всегда приветствовал ее фразой: «Ну, как ты сегодня, друг мой верный?» Они были хорошими друзьями. Пока Нэнси подавала ему его простой ланч, состоящий из дыни или грейпфрута, супа, молока или кофе, и его любимого бостонского пирога с кремом, они говорили о ее жизни. Однажды Нэнси, которой в тот день нездоровилось, разозлилась так, что вышла из себя и швырнула корзину с крекерами в другого официанта. Доктор Боб предостерег: «Ну, ну, друг мой, не позволяй мелочам раздражать тебя». На следующий день он прислал ей книги «Когда человек думает» и «Библию на бегу».

Нэнси всегда была рада обслужить доктора Боба и его друзей. Часто, когда за столом происходили бурные дискуссии или споры, она спрашивала его, почему он ничего не сказал. Он отвечал: «Уже слишком много было сказано». Он был «таким хорошим и добрым человеком, и у него была такая простая вера в молитву», — рассказывает Нэнси.

После ланча, если позволяло время, доктор Боб присоединялся к своим друзьям, игравшим в бридж или джин рамми. Он был асом в этих играх и почти всегда выигрывал. Во время игры он никогда не злился. У него была привычка поддерживать непринужденный разговор во время игры. Друзья говорили, что это могло бы выводить из себя, если бы это не было так смешно, что они не могли не смеяться.

Пройдя через все муки активного алкоголизма и борьбу начальных периодов АА, Анна и Боб знали также свет и радость вместе (следующие страницы).

Как гласит одна история, доктор Боб часто заявлял, что глупо воспринимать игру в бридж всерьез. Когда они с Анной были во Флориде, Боб предъявил свое кредо одному милому незнакомцу, ставшему впоследствии его партнером в турнире по бриджу. Они выиграли в тот день, но огорчили своих «серьезных» противников так сильно, что один из них заметил: «Если бы вы делали ставки правильно, и играли по правилам, вы бы никогда не выиграли!»

«Несомненно», — ответил доктор Боб в своей лаконичной манере, получая первый приз.

С другой стороны, сохранилось воспоминание Элджи Р. о том, как она сидела за карточным столом с доктором Бобом в качестве партнера: «Я играла бридж–аукцион, не имея ни малейшего представления о том, как торгуются, — рассказывает она. — Я сделала ставку, он тоже, и я подумала, что у него хорошие карты. Я начала задирать ставки до небес. Никогда не забуду выражения его лица. Оно было таким страдальческим. В конце концов, он поднялся и сказал: “Знаете, я сомневаюсь, что когда?нибудь сяду играть в бридж”. Позднее я спросила его об этом, и он ответил: “Элджи, бридж требует сосредоточенности. Иногда, когда я веду машину, я использую навыки бриджа”».

Возможно, он отказывался принимать бридж всерьез только тогда, когда выигрывал. Как гласит старая покерная поговорка: «Победители смеются и шутят, а проигравшие говорят: “Реванш!”» Как бы то ни было, все, знавшие доктора Боба, единодушны в том, что он редко играл в карты с АА–евцами. А если играл, то не на деньги.

Дэн К. вспоминает такое высказывание доктора Боба: «Если один из твоих джокеров побьет карты другого парня, он потеряет голову. А когда он потеряет голову, ты же знаешь, что он сделает — он напьется». Поэтому, по мнению Дэна, доктор Боб стремился не смешивать игру в карты и сообщество АА.

У Элджи было другое объяснение. «Он нечасто играл в бридж с АА–евцами потому, что среди них просто не было достойных его партнеров».

«Он мог сказать, какие карты у вас на руках после трех раундов», — вспоминает Смитти, чей отец играл с Сиднеем Лэнгом, одним из самых выдающихся игроков в бридж своего времени.

А о том, чтобы Смиты играли вместе, как партнеры, если верить Элджи, «Анна всегда говорила: “И в мыслях не держу. Даже не предлагайте!” Она играла с другими женщинами, пока мы сидели на собраниях, но не с Доком».

На самом деле Анна и сама весьма прилично играла в бридж, и позже они с Бобом играли?таки против Смитти и его жены Бетти. «Они научили нас некоторым тонкостям, — говорит Бетти. — Оба они были мастерами».

По какой?то необъяснимой причине карманы доктора Боба всегда были полны серебряной мелочи. Это могло быть отголоском тех неуправляемых дней в «беличьем колесе», дней постоянной борьбы, когда он старался припрятать в кармане сумму, достаточную для покупки кварты, или просто потому, что ему нравилось, как они звенят. Но были моменты, когда у него в карманах скапливалось до десяти долларов мелочью. «Я думаю, он их раздавал», — говорит Сью. Зачастую подарок был уже и не мелочью. «Он часто давал кому?нибудь фин (пятидолларовую купюру)».

Смитти пишет, что в последние годы его родители жили замечательной жизнью. «Они не только продолжали давать надежду и оказывать поддержку всем, кто к ним приходил, — расказывает он, — но также ездили по стране и встречались с участниками некоторых новых групп, стараясь помочь им в их трудностях и болезнях роста, через которые сами уже прошли».

Во время одной из таких поездок Боб встретил Филиппа П. Томпсона, своего соседа по комнате в Дартмуте.

«Примерно через 40 лет после окончания, — рассказывает Фил, — меня угораздило стать секретарем нашего класса. После того, как я написал письма множеству людей, я получил эту книгу об АА от Боба. Когда у меня появилась возможность просмотреть ее, я понял, какая замечательная работа была проделана. Я написал Бобу, и тот ответил, как он рад, что я, по крайней мере, не забыл его. Он прочитал в моих письмах, что я обычно езжу на Дилрей Бич (Флорида) зимой. Он спросил меня, собираюсь ли я туда ехать в этот раз, и сообщил, что он хотел бы поехать со мной. Я рассказал ему все, что я знал о Дилрей, и после этого совсем забыл о нашем разговоре.

В ту зиму, стоило нам с женой приехать в Дилрей и войти в ресторан к завтраку, как метрдотель сообщила нам, что некая пара будет рада видеть нас за своим столиком. Я сказал своей жене: «Это, должно быть, Боб Смит, но я не представляю, что из этого получится».

Интересный у нас получился завтрак. Боб оказался все таким же тощим, долговязым и неугомонным, и все также поглощал чудовищные количества кофе. Он говорил на языке улиц, удивляя и мистифицируя этим мою жену. К своей супруге он обращался при этом исключительно «юбка» и «крошка».

Его история заинтересовала меня чрезвычайно. Во Флориде Боб был нарасхват среди людей, приехавших со всех концов страны, и все они были обожавшими его очаровательными людьми.

Он упорно продолжал разговаривать на языке улиц. Как?то раз мы сидели и играли в бридж, когда я увидел очаровательную женщину, заглянувшую в дверь. Боб сидел к ней спиной и не видел ее, а она сказала: “Это я”, бросилась к нему, обняла его и поцеловала. В ответ она услышала: “Кто это по мне слюни размазал?”

В другой раз на пляже мы оказались в группе симпатичных людей, сдвинувших вместе свои кресла. Мы пригласили Боба и его жену пойти с нами на пляж, и когда Боб появился в плавках, мы увидели, что у него были потрясающие татуировки на груди и обеих руках, с довольно интригующими фигурами, змеями и тому подобным. Моя жена спросила его, в каком же состоянии надо было быть, чтобы сделать вот эту последнюю татуировку на руке. И он ответил: “В белой горячке”.

Его жена была практически слепа и отнюдь не красавица, но при этом она была одной из самых привлекательных натур, когда?либо виденных мною. И именно благодаря ей, я думаю, он в конце концов преодолел свою привычку употреблять алкоголь.

В следующий раз мы встретились с Бобом и Анной на Лонг Бич в Калифорнии, где жил ее брат, известный инженер, — продолжает Фил. — Боб приехал туда, чтобы выступить на большом собрании в Лос–Анджелесе. Помнится мне, он сказал тогда, что в конце этого собрания ему пришлось пожать как минимум 3500 рук.

Боб всегда мог назвать нам точное число лет, месяцев и дней, прошедших с момента его последней выпивки.

Он приезжал к нам домой, один раз вместе со своей женой, и один раз после того, как потерял ее. А мы навещали его в Акроне.

Одним из самых запоминающихся событий в моей жизни было воскресенье, которое мы провели у него дома в Акроне. Это напоминало паломничество — потоки людей, которых он никогда не видел и о которых никогда не слышал. Один был деканом большого колледжа в Огайо. А еще мне запомнились адвокат и его жена. Они проделали на машине весь путь из Детройта для того лишь, чтобы рассказать, как изменилась их жизнь благодаря ему и программе АА. Одна совершенно очаровательная женщина, с ее слов, опустилась на самое дно, и мы не могли этому поверить. Со слезами на глазах она рассказывала Бобу, как ходит по воскресеньям в исправительный дом в Детройте и рассказывает о программе. Она была очень горда тем, что вот уже три воскресенья подряд слушать ее приходит весь исправительный дом, тогда как к священнику, который пришел читать проповедь, пришло всего два или три человека.

Я не знаю, сколько людей приехало в тот день в Акрон. Среди них было семь или восемь человек, которых он совершенно не знал раньше; они просто приехали к нему домой, чтобы выразить ему свою благодарность, и так происходило повсюду, куда бы он ни приехал.

Люди приезжали во Флориду из Майами, Форта Лаудердейл и Палм Бич, отовсюду, стоило им лишь услышать, что Боб находится в Дилрее. При этом все они были людьми вполне успешными. Немыслимо было даже представить их в том положении, в котором они когда?то оказались».

Конечно же, в то время график открытых и закрытых собраний местных групп АА не был столь плотным, как сегодня. В Миннесоте проводилась ежегодная двухнедельная встреча, которую доктор Боб посещал в течение всех четырех лет, вплоть до 1947 года. Называлась она Днем Основателей, и на нее приезжали только по приглашениям, обычно те, кого считали основателями групп на Среднем Западе.

«Приглашали обычно на одну неделю, и в прошлом году было примерно по 40 человек в каждом заезде», — вспоминает Полли Ф. Л. Она полагает, что встречу перестали проводить потому, что она не была открытой для всех, и этим противоречила политике АА. (АА–евка из Чикаго, Полли какое?то время работала в Центральном Офисе Обслуживания в Нью–Йорке.)

«Доктор Боб много играл в бридж, — вспоминает она, — и те, кому посчастливилось сыграть с ним, могли познакомиться с ним поближе. Он любил прогулки и совсем не был надменным. Он был очень отзывчивым, если вы хотели с ним поговорить».

В одну из таких поездок, в апреле, в Миннесоте было холодно. Эрни и Рут Г., которые жили вместе с Доком и Анной в одном из неотапливаемых домиков, вспоминали, что им приходилось спать в пальто, и в одно особенно холодное утро доктор Боб побрызгал себе на грудь водой и сказал, что это максимум того, на что он готов для приведения себя в порядок на сегодня.

Несмотря на то, что он обосновался в Акроне, у доктора Боба была постоянная любовь к родному Вермонту, и он ездил туда каждый год, чтобы проведать семью и друзей.

Бывая в Вермонте, доктор Боб также посещал регулярные собрания группы Сообщества в Сент–Джонсбури, и Эд Г. вспоминает, что он выступал на первой годовщине группы.

Элеонора И. пишет о том, как в 1946 году, когда она была студенткой колледжа, племянница доктора Боба пригласила ее посетить собрание АА в Берлингтоне, на котором доктор Боб и еще один человек расскажут мне какие?то «интересные истории»:

«Отчетливо это помню, — пишет Элеонор, которая к тому времени уже отлично знала об алкоголе, но ничего не слышала об АА. —К сожалению, мне понадобилось 20 лет на то, чтобы понять — могла, ведь могла же я в тот вечер услышать обоих основателей АА!»

Даже вылазки на рыбалку доставляли больше радости трезвыми. Как и большинство его друзей из АА, доктор Боб наслаждался новым для них стилем общения.

Полли Ф. Л. вспоминает, что доктор Боб был «большим юмористом», и все замолкали, когда он рассказывал какую?нибудь историю: «Может быть, они бы смеялись, даже если бы она не была смешной, — говорила она, — но я думаю, что у него было хорошее чувство юмора. Если вы алкоголик, вам придется развить у себя чувство юмора, чтобы жить в этом мире».

Джин С., другой чикагский АА–евец, вспоминает, что у доктора Боба был вариант счастливой трезвости, и цитирует его слова: «Если вам не удается быть счастливым в этой программе, то какой от нее прок?» Он умел снять напряжение на собрании, если оно становилось слишком серьезным, рассказав какую?нибудь историю», — говорил Джин.

Самой пикантной историей (а стандарты языка тогда были несколько иными), упоминавшейся во всех интервью, была многократно рассказанная Бобом история о кливлендском пьянице. Этот самый пьяница прослышал, что в Акроне есть доктор, который может помочь. «Но когда он узнал, что я проктолог, он сказал: “Если это тот способ, которым он собирается меня лечить, то пошел он к черту!”»

Кое?кто из АА–евцев упоминает, что Анну бесконечные россказни доктора Боба довольно сильно раздражали. В частности, Джон Р. приводит едкое саркастическое замечание, сделанное Анной в частной беседе. В ответ на возражения, что это на нее не похоже, он заявляет: «О, время от времени она могла выходить из себя».

Смитти вспоминает, что его отец любил поделиться происшествиями и смешными случаями, произошедшими в течение дня в госпитале, и ему буквально не терпелось рассказать их, придя домой. Доктор Боб откидывался на спинку своего стула и хохотал до слез. Затем привычным жестом снимал очки, чтобы вытереть слезы, все еще сотрясаясь от смеха. «У нас был счастливый дом в те дни», — говорит Смитти.

Война, а затем женитьба забросили Смитти в Техас, где он теперь живет. Он каждый раз смеется, когда кто?нибудь напоминает ему о первой встрече его отца с Бетти, своей будущей невесткой. Доктор Боб медленно осмотрел ее с головы до ног, затем заметил: «С ней все в порядке, сын. Она создана для быстрого и легкого домашнего хозяйства!»

Однажды Смитти установил на машине, принадлежащей Бетти, слегка склонной к авариям, специально заказанные номерные знаки, на которых было написано: «УУУУПС», а затем велел постоянно держать в гараже наготове галлон краски цвета машины миссис Смит. Достойный сын своего отца в том, что касается чувства юмора. Но ни сын, ни дочь не имели проблем с выпивкой. Сью не любит крепких напитков, но может выпить иногда стакан пива, «если мне этого хочется».

У молодых Смитов две дочери и два сына, и сейчас они живут в Ноконе, штат Техас. Их самый младший родился, когда Смитти было 47, а Бетти 45 лет. «Он думает, что нам 34», — говорит Смитти. В настоящее время Смитти — скромный независимый производитель нефти, поклонник антикварных автомобилей.

Бетти Смит вспоминает свой первый визит к Бобу и Анне. «В 1944 году я полетела со своим Бобом[41] в Акрон, чтобы познакомиться с его родителями. Я никогда не слышала об АА. Мы пошли на собрание в тот вечер, и я впервые услышала выступление на собрании. Была переполнена впечатлениями. У моего отца была эта проблема, и мы с мамой выливали спиртное в раковину.

Я вернулась домой, размахивая книгой АА, и заявила маме: “Теперь у нас есть ответ.“» Отец Бетти обрел трезвость и позже стал сооснователем группы в Клоувисе, штат Нью Мексико.

«Я помню, как однажды я сказала папе Смиту: “Это такая чудесная программа, — рассказывала Бетти, — вы, должно быть, так гордитесь ею”. Скажу вам правду, это было нечто. Он посмотрел на меня своими стальными глазами так, что я сразу же наполовину расплавилась, и сказал: “Это не я что?то делал. Я всего лишь исполнитель”».

В более поздние годы доктор Боб научился принимать похвалу более спокойно, и даже «ценить ее», говорит Смитти. «Но он всегда старался развеять впечатление, что он был основателем АА, когда разговаривал с новым человеком. Я помню его слова о том, как это замечательно, когда так много людей считают, что он был для них чем?то полезен».

«Я очень нежно любила обоих, маму и папу Смитов, — говорила Бетти. — У нас с папой была своеобразная привычка во время игры в джин рамми. Мы громко обзывали друг дружку нехорошими словами, и оба смеялись над этим. Его чувство юмора всегда было на высоте. Я даже и не припомню точно, сколько раз он подходил ко мне, украдкой протягивал 50 долларов и говорил: “Только между нами — потрать их, как тебе вздумается”. Однажды я попыталась их не взять, и это было большой ошибкой.

Папе нравилась хорошая одежда. Его костюмы были сшиты из восхитительного материала. У него была страсть к бриллиантам и другим драгоценным камням, он носил их сам и покупал их для мамы. Когда она умерла, он подарил мне очень красивый бриллиант, который принадлежал ей, и я буду хранить его вечно.

Однажды она приехала навестить нас, и у нее был меховой жакет, — рассказывает Бетти. — Она хотела, чтобы я его надела, когда мы вышли к обеду. Я надела. Позже я обнаружила, что она никогда его не носила. Она действительно заботилась обо мне, как о дочери.

Анна всегда выглядела безмятежной, и лишь однажды я видела ее расстроенной. Она ушла к себе в спальню, и вскоре вышла оттуда. Молитва избавила ее от печали.

Она была убежищем для людей, попавших в беду, — говорила Бетти. — Я сомневаюсь, что какой?нибудь священник каждую неделю мог бы дать больше советов или молиться вместе с б?льшим числом людей. В своих бедах и горестях люди стремились к ней. Она была для них опорой и утешителем, с Божьей помощью — действительно тем человеком, который сохранял спокойствие среди шума и суеты.

Мы говорили о глубоких и мудрых вещах. Вы знаете, папа читал в течение, по крайней мере, двух часов каждый вечер. Казалось бы, невозможно сочетать в себе несовместимое — огромное чувство юмора и глубокую мудрость. Или так оно и бывает?»

Смитти, сын доктора Боба, был направлен в Техас во время службы в армии в годы Второй Мировой войны и сейчас живет там со своей семьей.