8. Как биология становится патологией: Замирание

8. Как биология становится патологией: Замирание

Стадия неподвижности

Симптомы травмы формируются в ходе спиралеобразного процесса, который начинается с простейших биологических механизмов. В основе этого процесса лежит реакция иммобилизации или оцепенения — защитный механизм, порожденный мозгом рептилий.

В ответ на угрозу наш организм может бороться, убегать или замирать. Каждая из этих реакций является частью единой защитной системы. В случае, когда борьба или бегство оказываются невозможными, организм инстинктивно сжимается, переходя к единственной оставшейся альтернативе — к реакции замирания (оцепенения). Во время этого сжатия та энергия, которая могла бы получить естественную разрядку в процессе борьбы или бегства, резко возрастает и оказывается связанной внутри нервной системы. В этом эмоциональном тревожном состоянии фрустрированная реакция борьбы выливается во вспышку гнева, а фрустрированная реакция бегства уступает место чувству беспомощности. Индивид, достигший стадии, которая характеризуется приступами гнева или чувством беспомощности, все еще имеет возможность внезапно вернуться к реакции неистового бегства или яростной контратаки. Если организму удастся разрядить энергию через бегство или самозащиту, и таким образом избавиться от угрозы, то травма не возникнет.

Другой возможный ход событий состоит в том, что сжатие организма будет продолжаться до тех пор, пока гнев, ужас и беспомощность создадут такой уровень активации, который нарушит работу нервной системы. В этом случае произойдет иммобилизация, и индивид, либо оцепенеет, либо впадет в состояние коллапса. И тогда огромная энергия, «замороженная» в нервной системе, вместо того, чтобы разрядиться, окажется связанной с подавляющими, высоко активированными эмоциональными состояниями ужаса, гнева и беспомощности.

Во всем виноват неокортекс

Почему же люди не могут, подобно животным, также естественно порождать и завершать эти различные реакции? Одна из причин состоит в том, что наша высокоразвитая кора головного мозга — неокортекс (рациональный мозг) — настолько сложна по своей структуре и обладает таким сильным влиянием, что посредством страха и чрезмерного контроля она может препятствовать появлению едва уловимых инстинктивных восстановительных импульсов и реакций, порождаемых рептильным мозгом. В частности, неокортекс легко подавляет некоторые из более слабых инстинктивных реакций — в частности, реакции, которые управляют процессом исцеления травмы при помощи энергетической разрядки. Для того чтобы достичь своей цели, процесс разрядки должен быть порожден и управляем импульсами, исходящими из рептилиевого мозга. Задача неокортекса — перерабатывать инстинктивную информацию, а не контролировать ее.

Неокортекс не обладает достаточной силой для того, чтобы воспрепятствовать проявлению инстинктивной защитной реакции на угрозу или опасность — реакций борьбы, бегства или замирания. В этом отношении мы, люди, все еще неразрывно связаны со своим животным наследием. Однако у животных неокортекс не настолько высоко развит, чтобы препятствовать их естественному возвращению к нормальной жизнедеятельности с помощью некоторой энергетической разрядки. У людей же травма возникает в результате того, что начавшийся инстинктивный цикл не может завершиться. Когда неокортекс начинает подавлять инстинктивные реакции, которые могли бы привести к завершению данного цикла, мы получаем травму.

Страх и иммобилизация

У животных продолжительность реакции иммобилизации, как правило, ограничена: они входят в нее, а потом без особых затруднений из нее выходят. У человека реакция иммобилизации не может разрешиться с той же легкостью, так как огромный заряд энергии, заключенный в его нервной системе, удерживается эмоциями страха и ужаса. В результате человек попадает в своего рода порочный круг страха и неподвижности, которые не дают этой реакции завершиться естественным образом. Не имея возможности завершиться, она порождает травматические симптомы. Сначала страх и ярость принимали участие в возникновении реакции оцепенения, а теперь они эффективно способствуют ее поддержанию, не смотря на то, что реальная опасность давно уже миновала.

Если к голубю очень тихо подойти сзади (например, когда он мирно клюет зерна) и бережно взять его в руки, то птица замирает. Если вы перевернете его вверх ногами, он и в этой позиции сохранит неподвижность в течение нескольких минут. Когда же он выйдет из этого состояния, подобного трансу, то вернется в прежнее положение, подпрыгнет или улетит, как будто ничего не произошло. Однако, если, вначале, при приближении человека, голубь испугается, то он всеми силами попытается спастись. Если же, после отчаянного преследования, он все-таки будет пойман и удержан силой, то он также впадет в состояние неподвижности, но, в отличие от первого случая, напуганная птица останется оцепеневшей намного дольше. Когда же она выйдет из транса, то будет находиться в состоянии неистового возбуждения. Она может начать дико метаться вокруг, ударяя клювом практически во все, что может стать его мишень, или может улететь прочь, двигаясь слепо и хаотично. Страх в значительной степени усиливает и способствует распространению реакции иммобилизации. Он также делает процесс возвращения способности к движению пугающим событием.

«Как они вошли, так и выйдут»

Если мы сильно возбуждены и напуганы при вхождении в состояние иммобилизации, то при выходе из него мы будем испытывать те же переживания. «Как они вошли, так и выйдут», — это выражение используют военные медики, рассказывая о раненых солдатах. Если солдат идет на хирургическую операцию, ощущая панику и ужас, то он может внезапно выйти из состояния анестезии и оказаться в отчаянном состоянии потери ориентации. На биологическом уровне он реагирует подобно пойманному и напуганному животному, которое борется за свою жизнь. Побуждение с неистовой яростью атаковать противника или попытаться стремительно убежать — вполне биологически оправдано. Когда пойманная жертва выходит из состояния иммобилизации, ее выживание будет зависеть от того, проявит ли она яростную ответную агрессию, если хищник все еще находится рядом.

Подобным же образом ведут себя женщины, подвергшиеся изнасилованию. В тот момент, когда они начинают отходить от пережитого шока (а это зачастую происходит месяцы, а то и годы спустя), у них часто возникает побуждение убить своего насильника. И в некоторых случаях у них даже может появиться возможность осуществить свое намерение. Несколько таких женщин были судимы за преднамеренное убийство, потому что суд посчитал, что этот промежуток времени ушел у них на подготовку к убийству. Вот так, из-за недопонимания биологической драмы, которая, возможно, разыгрывается в душе у человека, с ним могут обойтись несправедливо. Вполне возможно, что действия ряда этих женщин могли быть продиктованы чрезмерно сильной (и запоздалой) реакцией самозащиты в виде ярости и контратаки, которые они испытывали при выходе из состояния ажиотированной иммобилизации. Эти ответные действия могут быть биологически обоснованы, и не обязательно являются заранее спланированной местью. Некоторые из подобных убийств можно было бы предотвратить при помощи эффективного лечения посттравматического шока.

В состоянии посттравматической тревоги, неподвижность поддерживается главным образом изнутри. Побуждение к интенсивной агрессии воспринимается настолько пугающим, что травмированный человек зачастую оборачивает его внутрь, на самого себя, вместо того, чтобы позволить ему выйти наружу. Этот запертый внутри гнев переходит в форму тревожной депрессии и различных симптомов посттравматического стресса. Подобно голубю, который неистово пытался спастись, но все же снова был пойман и заключен в клетку, травмированные жертвы, выходя из состояния иммобилизации, часто попадают в плен к собственному страху перед своей неожиданной активностью и возможностью насилия. Они остаются в этом порочном кругу страха, ярости и неподвижности. Испытывая стремление спастись бегством или начать яростное контрнаступление, они остаются неподвижными — их подавляет страх перед возможным насилием по отношению к себе или к другим.

Подобно самой смерти

В седьмой главе мы говорили о биологических преимуществах реакции иммобилизации у пойманных животных. Попытка обмануть хищника, заставив его поверить, что его добыча уже мертва, часто приносит успех. Однако хищник — это не единственный актер в этой драме, который реагирует на неподвижность жертвы как на возможную ее смерть. Физиология обездвиженного животного действует так, как будто оно уже умерло. Животные могут даже на самом деле умереть — от «передозировки реакцией иммобилизации». Рептилиевый мозг полностью управляет процессами жизни и смерти. Если он начинает принимать повторяющиеся сигналы о том, что животное мертво, он может начать действовать в соответствии с этими сигналами. Тем не менее, в большинстве случаев рептилиевый мозг не постоянно регистрирует, что животное мертво, и поэтому все обходится без серьезных последствий. Животное какой-то период времени остается в состоянии иммобилизации, а затем выходит из этого состояния с помощью энергетической разрядки в виде продолжительного дрожания. И инцидент завершается.

У людей процесс выхода из состояния иммобилизации становится более сложным, что обусловлено наличием высокоразвитого мозга. Страх вновь пережить ужас, ярость и вспышку насилия по отношению к себе или другим людям, а также боязнь быть совершенно подавленным энергией, которая будет разряжена в процессе мобилизации — все это сохраняет в человеке реакцию иммобилизации на прежнем уровне. И это не единственные причины, которые удерживают реакцию оцепенения от завершения. Страх смерти тоже способствует этому. Наш неокортекс посылает нам сигнал о том, что иммобилизация очень похожа на смерть. А смерть — это переживание, которого люди всеми силами пытаются избежать. У. животных нет подобного препятствия к осознаванию смерти, жизнь и смерть для них — это части одной системы, имеющей чисто биологическую природу. Мы, люди, понимаем, что такое смерть на самом деле, и мы боимся ее. Даже в своих сновидениях мы стараемся избегать ее. Случалось ли вам видеть во сне, как вы падаете вниз, но проснуться за секунду до удара об землю (или воду, и т. д.)? Снилось ли вам, что кто-то (или что-то) преследует вас с недобрыми намерениями, но вы проснулись за долю секунды до смертельного удара (выстрела, броска и т. д.)? То, что реакция иммобилизации ощущается, как сама смерть, является еще одной причиной, по которой люди не могут оставаться с телесно ощущаемым чувствованием этой реакции достаточно долго так, чтобы она смогла достичь своего естественного завершения. Люди боятся ее и избегают ее завершения. Так как большинство из нас плохо переносит и вход, и выход из состояния иммобилизации, то симптомы травмы накапливаются, усиливаются и становятся еще сложнее.

Если мы позволим себе пережить подобное смерти ощущение «замороженности» и одновременно с этим разорвем связь этого ощущения с сопутствующим ему страхом, то мы окажемся в состоянии пройти через иммобилизацию. К сожалению, эти переживания не относятся к таким, которые можно было бы «перенести, сжав зубы». Наш организм воспринимает сигналы об опасности, исходящие из внутреннего опыта, как столь же реальные, как и сигналы из внешнего опыта. Когда реакция замирания (оцепенения) переходит в гнев, ужас или переживание смерти, мы реагируем на это эмоционально точно так же, как мы реагировали бы на само произошедшее событие. Выйти из состояния иммобилизации можно в том случае, если переживать его постепенно, пребывая в относительной безопасности и используя телесно ощущаемое чувствование. Помните о том, что, хотя все это может показаться бесконечно долгим, на самом деле время, которое требуется для прохождения через состояние иммобилизации, является относительно небольшим.

Кумулятивный эффект

Посттравматические симптомы развиваются не сразу. Месяцы уходят на то, чтобы реакция оцепенения стала симптоматической и хронической. Если мы знаем, что нам делать, то у нас есть достаточно времени, чтобы разрешить незавершенную физиологическую часть своих реакций на экстремальное событие — прежде, чем они закрепятся в виде симптомов. Большинство людей либо не знают, что им делать, либо даже не осознают, что есть такая возможность сделать что-нибудь. Многие люди стремятся уйти от экстремальных ситуаций, унося с собой тяжелый груз неразрешенной травмы, от которого они не в состоянии избавиться.

На физиологическом уровне, каждое последующее переживание «замороженности»(freezing) и повторное воспроизведение «замороженности» (re-freezing) идентичны первоначальному переживанию, но между ними есть одно немаловажное различие. С каждым случаем «замороженности» количество энергии, требуемой для разрешения ситуации, возрастает из-за кумулятивного эффекта повторных воспроизведений «замороженности». Новые притоки энергии неизбежно влекут за собой формирование новых симптомов. Реакция иммобилизации не только становится хронической — ее действие усиливается. По мере накопления «замороженной» энергии, накапливаются и симптомы, которые отчаянно пытаются эту энергию удержать.

Как биология становится патологией

Если бы значительная область нашего неокортекса была разрушена в результате несчастного случая или хирургического вмешательства, то мы все еще оставались бы дееспособными. Но стоит хотя бы одной микроскопической «трещинке» появиться в рептилиевом мозге или в любой из связанных с ним структур, и, будь то животное или человек, его поведенческие паттерны претерпят очень серьезные изменения. Крайнее нарушение внутреннего баланса отразится в изменении паттернов сна и бодрствования, активности, агрессивности, пищевого поведения и сексуальности. Лабораторные эксперименты показывают, что некоторые животные становятся полностью неподвижными, или, наоборот, чрезмерно активными. Они могут переедать или недоедать, вплоть до смертельного исхода, а могут отказаться пить воду. Они могут стать настолько одержимыми сексом, что будут не в состоянии заботиться об остальных своих нуждах, или, наоборот — они могут потерять всякий интерес к сексу и вовсе перестать спариваться и размножаться. Эти изменения настолько сильно нарушают адаптацию, что животное оказывается не в состоянии выжить в обычных для него условиях. Подобные виды нарушений адаптации также могут быть вызваны электрической стимуляцией примитивных отделов головного мозга. Кроме того, они могут быть вызваны (хотя не обязательно в той же степени) и посттравматическим стрессом. Что касается травмы, то патологией можно считать слабо адаптивное использование любого вида деятельности (физиологической, поведенческой, эмоциональной или умственной), которая призвана помогать нервной системе регулировать свою активированную энергию. Патология (то есть, симптомы) становится в каком-то смысле предохранительным клапаном организма. Этот клапан ослабляет давление ровно настолько, насколько это необходимо для поддержания работы всей системы. Дополнительно к своей функции обеспечения выживания и эффекту обезболивания, реакция иммобилизации играет ключевую роль в механизме автоматического отключения нервной системы. Без нее человек не смог бы пережить слишком сильную активацию в момент серьезной и неизбежной опасности — всегда существовал бы риск энергетической перегрузки. В самом деле, даже те симптомы, которые развиваются из реакции оцепенения (замирания), можно принимать с чувством признательности и даже благодарности, если подумать о том, что могло бы произойти, не обладай наша нервная система таким предохранительным клапаном. При патологии организм будет подключать телесно ощущаемое чувствование для того, чтобы пережить любую мысль, чувство или поведения, которые можно использовать для того, чтобы удержать не разряженную энергию, мобилизованную для обеспечения выживания. Его функции (такие, как питание, сон, секс и общая активность), регулируемые рептилиевым мозгом, дают симптомам обширную и благоприятную почву для укоренения. Анорексия, бессонница, промискуитет и маниакальная гиперактивность — вот лишь несколько симптомов, которые могут возникнуть в результате того, что естественные функции организма потеряют свою адаптивность.