Глава 14 Лондон, Афины, Барселона, Бомбей
Глава 14 Лондон, Афины, Барселона, Бомбей
Мне свойственно поучать окружающих. И, как у многих менторов, у меня есть несколько любимых тем, к которым я постоянно возвращаюсь. Взять хотя бы мою серию лекций об антипровинциализме. Одна мысль об этом сводит меня с ума.
Всякий раз, когда я слышу, как София и Лулу хихикают над иностранным именем - это может быть Фрик де Грут или Квок Гам, - я зверею. “Вы знаете, какими равнодушными и недалёкими выглядите? - взрываюсь я. - Джасминдер и Парминдер - популярные имена в Индии. К тому же вы живете в этой семье! Какой позор. Моего дедушку с маминой стороны звали Га-Га Юнг - и вы думаете, это смешно? Мне следовало так назвать кого-нибудь из вас. Никогда не судите о людях по их именам".
Не верю, что мои девочки когда-нибудь будут смеяться над чьим-то акцентом, но знаю, что смеялись бы наверняка, если б я их не воспитывала. Дети могут быть ужасно жестокими. “Даже не думайте когда-либо смеяться над иностранным акцентом, - повторяла я им при любом удобном случае. - Знаете, что такое акцент? Это признак храбрости. Чтобы попасть в эту страну, люди пересекли океаны. У моих родителей есть акцент, и у меня тоже. Меня отправили в детский сад, когда я не говорила ни слова по-английски. Даже в третьем классе одноклассники смеялись надо мной. И знаете, где они сейчас? Работают дворниками”.
- Откуда ты знаешь? - спросила София.
- Думаю, София, гораздо важнее, чтобы ты спросила себя, что было бы, если б ты переехала в Китай. Как тебе кажется, твой акцент был бы идеальным? Не хочу, чтобы ты была хрестоматийной провинциальной американкой. Ты знаешь, насколько американцы толстые? А сейчас, через три тысячи лет, китайцы тоже стали толстыми, потому что они едят в KFC.
- Подожди, - сказала София, - не ты ли рассказывала мне, что в детстве была настолько толстой, что вы не могли ничего купить тебе в магазинах, и твоя мама перешивала для тебя одежду?
- Все верно.
- И ты была такой, потому что мама пичкала тебя лапшой и пельменями, - продолжала София. - Разве не ты однажды съела зараз сорок пять сиомай? Традиционная индонезийская еда, представляющая собой рыбные клёцки с арахисовым соусом.
- Именно, - ответила я. - Мой папа так мной гордился. Это было в десять раз больше, чем мог съесть он сам. И в три раза больше, чем могла съесть моя сестра Мишель. Она была тощей.
- Значит, от китайской еды тоже можно растолстеть, - подвела итог София.
Возможно, моя логика не была безупречной. Но я пыталась донести до детей свою точку зрения. Я ценю космополитизм, и, чтобы удостовериться, что на девочек влияют самые разные культуры, мы с Джедом постоянно брали их во все поездки, даже когда нам приходилось спать с ними в одной кровати, чтобы не переплачивать за гостиницу. В результате к тому моменту, когда им исполнилось соответственно двенадцать и девять лет, они уже побывали в Лондоне, Париже, Ницце, Риме, Венеции, Милане, Амстердаме, Гааге, Барселоне, Мадриде, Малаге, Лихтенштейне, Монако, Мюнхене, Дублине, Брюсселе, Брюгге, Страсбурге, Пекине, Шанхае, Токио, Гонконге, Маниле, Стамбуле, Мехико, Канкуне, Буэнос- Айресе, Сантьяго, Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Ла- Пасе, Сюкре, Кочабамбе, на Ямайке, в Танжере, Фесе, Йоханнесбурге, Кейптауне и на скале Гибралтар.
Каждый год мы вчетвером с нетерпением ждали нашего следующего отпуска. Иногда мы планировали поездки так, чтобы отдыхать вместе с моими родителями и Синди, и путешествовали всемером в огромном микроавтобусе, которым управлял Джед. Мы хихикали над тем, как прохожие пялились на нас, пытаясь вникнуть в нашу причудливую расовую комбинацию. (Возможно, Джеда усыновила семья из Азии? Или, наоборот, он везёт нас через полмира, чтобы продать в рабство?) София и Лулу обожали своих бабушку и дедушку, которые души не чаяли в девочках и общались с ними абсолютно не так, как в своё время со мной.
Особенно девочки были очарованы моим отцом, не похожим на всех тех людей, которых они встречали раньше. Он постоянно исчезал в переулках и возвращался с местными специалитетом вроде супа с клёцками (как в Шанхае) или сокки, лепёшки из нута, традиционного блюда юга Франции (как в Ницце). (Мой отец любит все пробовать; в западных ресторанах он часто заказывает сразу два горячих.) Мы неизменно попадали в нелепые ситуации: на вершине горы у нас заканчивался бензин или мы оказывались в одном вагоне с марокканскими контрабандистами. Мы пережили потрясающие приключения, оставившие воспоминания, которыми все мы очень дорожим.
Существовала только одна проблема: музыка.
Дома у девочек ни дня не проходило без репетиций, даже в дни рождения и когда они болели (адвил) или только что побывали у стоматолога (тайленол-3 с кодеином). И я не понимала, почему мы должны пропускать уроки во время путешествий. Даже мои родители не одобряли меня. “Это безумие, — говорили они, качая головами, — дай девчонкам порадоваться каникулам. Несколько дней без музыки им не помешают”. Но серьёзные музыканты так не поступают. Со слов учителя Лулу мистера Шугарта, “пропустив день занятий, ты начинаешь играть хуже”. Также я указывала девочкам: “Вы знаете, что будут делать Кимы, пока мы в отпуске? Репетировать Кимы не ездят в отпуск. Так хотим ли мы, чтобы они нас опередили?”
В случае Лулу с логистикой все было просто. Скрипка отлично помещалась на верхнюю полку самолёта. С Софией было гораздо сложнее. Если мы отправлялись куда-нибудь в Штатах, несколько междугородних звонков, обычно решали проблему. Оказалось, что во многих американских отелях есть рояли. Один обычно стоит в лобби, а два других — в бальном зале и совещательной комнате. Мне нужно было всего лишь заранее созвониться с консьержем и забронировать большой зал в чикагском Marriott с шести до восьми утра или The Wentworth Room в отеле Langham в Пасадене с десяти вечера до полуночи. Иногда случались забавные истории. На Мауи консьерж отеля Grand Wailea усадил Софию перед синтезатором в баре Volcano. Но синтезатор был на две октавы короче, чем требовалось для “Полонеза” Шопена. К тому же тогда там проходили занятия для дайверов, и в конечном итоге София занималась в подвале, где реставрировали кабинетный рояль.
Гораздо труднее было найти для Софии инструмент за границей, и для этого часто требовалась изобретательность. Сложнее всего дела обстояли, как это ни удивительно, в Лондоне. Мы провели там четыре дня, поскольку Джеда должны были наградить за его книгу “Интерпретация убийства” — исторический триллер о единственном визите Зигмунда Фрейда в США в 1909 году. Книжка Джеда какое-то время была бестселлером в Британии, мужа там считали знаменитостью. Но это не помогло моей борьбе на музыкальном фронте. Когда я спросила портье нашего бутик-отеля Chelsea (любезность со стороны издателя Джеда), можно ли нам позаниматься на их фортепиано в библиотеке, она посмотрела на меня с ужасом, как будто я предложила превратить гостиницу в лагерь лаосских беженцев: “В библиотеке? О, боже мой, нет. Боюсь, что нет”.
Позже в тот же день горничная, видимо, донесла, что Лулу в нашем номере играла на скрипке, и нас попросили прекратить занятия. К счастью, через интернет я нашла в Лондоне место, где можно было арендовать рояль за небольшую почасовую оплату. Каждый день, пока Джед давал интервью на телевидении и радио, мы с девочками выходили из отеля, садились в автобус и ехали в тот магазин, зажатый между двумя фалафельными и напоминавший похоронное бюро. Через полтора часа мы возвращались в гостиницу.
И так мы поступали везде. В бельгийском Лёвене мы репетировали в здании бывшего монастыря. В другом городе, названия которого я уже не помню, я нашла пианино в испанском ресторане, и Софии разрешили там играть с трёх до пяти часов дня, пока персонал мыл полы и накрывал столы к ужину.
Иногда Джед злился на меня из-за того, что я делаю наш отпуск слишком напряжённым. “Так что, мы увидим сегодня Колизей, — вопрошал он сардонически, — или снова отправимся в тот фортепианный магазин?”
София тоже раздражалась. Она ненавидела, когда я говорила персоналу гостиницы, что она концертирующая пианистка: “Не говори этого, мама! Это же вранье, и мне стыдно”.
Я была совершенно с ней не согласна: “Ты играешь на фортепиано и выступаешь на сцене, София. И это делает тебя концертирующей пианисткой”.
Наконец, мы с Лулу все чаще и чаще погружались в утомительные споры на повышенных тонах, тратя слишком много времени и пропуская посещения музеев или отменяя бронь в ресторанах.
Оно того стоило. Откуда бы мы ни возвращались, София и Лулу поражали своих учителей тем, чему они научились вдали от дома. Вскоре после поездки в Сиань, где я заставляла Софию практиковаться по два часа на заре, прежде чем мы шли смотреть на восьмитысячную Терракотовую армию, созданную по приказу первого китайского императора Цинь Ши Хуана, чтобы служить ему в загробной жизни, — София выиграла своё второе концертное состязание, исполнив моцартовский Концерт №15 си-бемоль мажор. В то же время Лулу приглашали выступать первой скрипкой в разнообразных трио и квартетах, и мы неожиданно стали объектом внимания другого учителя, искавшего молодые таланты.
Но даже я должна признать, что периодически бывало слишком тяжело. Помню, как однажды мы с моими родителями поехали в отпуск в Грецию. После того как мы осмотрели Афины (где нам удалось проскользнуть в крошечный класс между Акрополем и храмом Посейдона), мы сели в маленький самолётик и полетели на остров Крит. В пансион мы приехали около трёх часов дня, и мой отец тут же захотел отправиться на прогулку. Он не мог дождаться момента, когда покажет девочкам Кносский дворец, где, согласно легенде, минойский царь Минос держал заключённого в подземном лабиринте Минотавра — чудовище с телом человека и головой быка.
— Хорошо, папа, — сказала я, — но сначала нам с Лулу нужно десять минут позаниматься скрипкой.
Все обменялись тревожными взглядами. “Может быть, позанимаетесь после обеда?” — спросила моя мать.
— Нет, мам, — ответила я твердо. — Лулу пообещала мне это, поскольку вчера хотела закончить пораньше.
И если она не будет упираться, урок реально займёт у нас десять минут. Сегодня мы пойдём лёгким путём.
Я вовсе не хотела причинить кому-то страдания. Джед, София, Лулу и я оказались запертыми в тесной комнате. Джед лежал на покрывале, мрачно силясь сосредоточиться на старом номере Herald Tribune; София заперлась в ванной и пыталась читать; мои родители ждали в холле, боясь вмешиваться и опасаясь, что другие постояльцы подслушают, как мы с Лулу пререкаемся, кричим и провоцируем друг друга. (“Эта нота снова была плоской, Лулу”. — “Вообще-то она была острой, ты ничего не понимаешь мама”.) Понятное дело, что через десять минут, когда Лулу не сыграла правильно вообще ничего, я не прекратила занятие. Когда все закончилось, заплаканная Лулу была в ярости, Джед не говорил ни слова, мои родители хотели спать, да и Кносский дворец в тот день был закрыт.
Я не знаю, что мои дочери будут вспоминать об этом двадцать лет спустя. Будут ли они говорить собственным детям: “Моя мать фанатично все контролировала и даже в Индии заставляла нас заниматься перед тем, как мы шли осматривать Бомбей или Нью- Дели” — или они сохранят более приятные воспоминания. Возможно, Лулу вспомнит, как красиво звучало вступление скрипичного концерта Бруха, которое она исполняла в отеле в Агре перед нашим арочным окном, выходившим прямо на Тадж-Махал. Будет ли София вспоминать с горечью тот момент, когда я накинулась на неё в Барселоне за то, что её пальцы недостаточно высоко взлетали над клавишами? Если так, то, надеюсь, она также вспомнит и Рокбрюн — французскую деревушку, прилепившуюся к скале, и менеджера отеля, который, услышав игру Софии, пригласил её выступить перед рестораном, полным гостей. В зале, многочисленные окна которого выходили на Средиземное море, она исполняла Рондо каприччиозо Мендельсона и заслужила объятия и аплодисменты посетителей.