Лабиринт старого колдуна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Лабиринт старого колдуна

Написав эту историю, я не стану клясться в кристальной правдивости того, о чем я здесь расскажу, хотя прекрасно понимаю, что то, о чем я пишу, на первый взгляд не поддается никакому объяснению, но и не рассказать то, что мне случайно выпало узнать, я тоже не могу, слишком уж правдива, на мой взгляд, эта невероятная история, впрочем, она ненамного невероятней, чем, скажем, то, что уже было и есть на этом свете. К примеру, разве ум человека может до конца постичь ядро атома, которое, по сути, не видно даже вооруженному глазу, но которое при определенном раскладе способно погубить все человечество?! Или тот факт, к которому мы уже привыкли и которому не удивляемся: вы идете по улице и, нажимая на кнопки беспроводного телефона, мгновенно слышите речь человека, который находится от вас за тридевять земель. И уж конечно же люди, которые в совершенстве знают магию, вряд ли станут удивляться тому, о чем я сейчас расскажу. В общем, я, как ответственный человек, взявшийся научить всех желающих людей ремеслу, грани которого по сути своей граничат с чудом, просто обязана доводить до вас подобные истории, хотя бы для упражнения вашего ума. Начну с того, что на мой адрес всегда приходили и приходят письма как из нашей страны, так и из других стран. В письмах мне присылается много того, что, на взгляд писавших, будет им полезно или мне интересно. В основном это просьбы сделать для них жизненный расклад (предсказание судьбы) по датам их рождения, именам и фотографиям. Также большое количество писем с просьбами дать совет по здоровью или жизненным ситуациям. Много писем с просьбой о материальной помощи, а также денежной – больным, погорельцам и инвалидам, людям, отбывающим срок наказания, сиротам, одиноким и старикам и т. д. Во многих письмах содержатся просьбы выслать ту или иную молитву, оберег или же травы. И большая часть писем приходит ко мне с вырезками из газет и журналов, с какими-нибудь историями странного или загадочного содержания, на случай, если вдруг мне это будет полезно и интересно и я это опубликую в своих книгах. Мне также присылают фотографии давно умерших людей, чтобы я уничтожила ставшие ненужными фотографии с молитвами, так чтобы не было вреда нынешнему поколению. Присылают целые родословные архивы, где на пожелтевших портретах запечатлены разодетые в шелка дамы в шляпах, царские офицеры и все то, что говорит о принадлежности сих прапрадедов к той или иной известной или не очень фамилии. Присылаются увесистые дневники крайне интимного содержания, по датам которых видно, что писавших давным-давно уже нет на свете. Есть потрясающие судьбы, о которых рассказано в тетрадях, судя по их датам, еще в 1816 году, и листы этих рукописных повествований буквально рассыпаются от прикосновения к ним. Многие присланные послания до сих пор не были мной прочитаны, так как у меня никогда нет даже лишнего часа. Но вот совсем недавно, в самом начале Рождественского поста, когда я почти не принимаю людей и имею побольше свободного времени, я принялась наводить порядок на полках и достала лежавшую среди множества бумаг старую, пыльную папку. Распаковав ее, я обнаружила в ней письмо и объемную старинную тетрадь, написание в которой было давно уже вышедшим из обихода, где буква «е» пишется как мягкий знак с поперечной палочкой, а твердый знак присутствует почти во всех словах.

В письме, лежавшем на старой папке, была как бы сопроводительная записка следующего содержания: «Уважаемый автор, прочитав Ваши книги, я решил отправить Вам то, что у меня хранилось десятки лет, а до этого эта папка находилась у моей мамы, и тоже всю ее жизнь. До мамы эта тетрадь была у ее бабки. Возможно, Вам будет неинтересно, тогда распорядитесь этой тетрадью на свое усмотрение или выбросьте. В любом случае, мне ее передавать некому, у меня нет детей и родных. Я сам нахожусь в довольно преклонном возрасте и вряд ли этим смогу воспользоваться. Я приношу извинения, если сделал что-то неправильно, но у меня не поднялась рука это уничтожить, так как эта тетрадь, пожалуй, единственное, что осталось от моих предков, а я стал в последнее время сентиментален. Еще раз прошу прощения. С уважением и до свидания, Орлов Савелий Михайлович».

Начало рукописного текста было особенно потерто и попорчено тленом. Я сама догадалась, разбирая написанное, что человек, писавший в этой ветхой тетради, волей судьбы попал в Истамбул, и, судя по дате, это был 1907 год. Автор в тетради записывал различные моменты своего путешествия, а также мысли и рассуждения. Многое из того, что он писал, было не совсем понятно и даже слегка раздражало меня, как мне сперва казалось, пустыми и ненужными комментариями. Но постепенно написанное стало меня увлекать, а события и факты стали складываться в определенную картину, из которой становилось ясно, что молодой человек, писавший этот дневник, был далеко не бедного и даже весьма известного рода и имел отличную возможность не отказывать себе в путешествиях туда, где бы он хотел быть. Он сравнивал в своих записях поездки во Францию и Германию с последним своим приездом в Истамбул. Из его повествования стало известно, что путешествовал он не один, а со своим приятелем, примерно одного с ним возраста.

Приятно и интересно было читать в дневнике о его душевном томлении и, видимо, искренней и чистой любви к некой девице, которую он нежно называл Лизонькой, душенькой и ангелом. Было совершенно ясно, что хозяин дневника был безнадежно влюблен, без всякой надежды на брак, так как он, раз за разом, возвращался к страданиям того дня, когда ему отказали в просьбе руки этой девицы. Я не стану здесь рассказывать о том, что не касается напрямую темы, из-за которой я хотела посвятить вас в эту давно прошедшую историю. Скажу лишь, что из этих записок я уяснила, что сватовство нашего героя закончилось, судя по его стенаниям, весьма неудачно, и, получив отказ, он, либо по желанию своих родителей, либо так решив сам, пустился в очень долгое путешествие, чтобы скорее забыть ту, которую он любил. Теперь ближе к главному. Он записал в дневнике, что по приезде в Турцию, в Истамбул, они с приятелем сняли жилье и стали знакомиться с древним городом. В записях было подробно описано, что сам город показался ему ужасным и негостеприимным. Воздух был насквозь пропитан терпким запахом различных приправ. Стояла ужасающе изнурительная жара, и все время нестерпимо хотелось пить. Проводник, которого они наняли, все время выклянчивал у них на что-нибудь деньги и пил за их счет ароматный горячий чай. И когда молодые путешественники раздраженно заявили своему гиду, что он им ничего интересного не показал, тот неожиданно предложил им побывать у прославленного предсказателя.

Дом, куда они пришли, был, как и все другие дома, каменный, с маленькими оконцами, довольно неряшливый и неухоженный. Вот как описывает этот визит автор старинной тетради: «Хозяин Али Халабад был маленького роста, худощавый, с узкими плечами и седой бородой. Когда наш переводчик поприветствовал его от нашего имени, он едва кивнул в ответ головой, и мне показалось, что его недобрый взгляд пронизывает меня насквозь. Когда мы уселись по правую сторону от него, нам подали чай и предложили кальян, от которого я категорически отказался: „Еще не хватало, чтобы нам замутили наш разум опиумом и обокрали“. Как только я это подумал, Али Халабад что-то сказал нашему гиду на своем языке, и тот перевел мне дословно все то, о чем я только что думал. Теперь я стал соображать, чтобы мне такого спросить у ясновидца, и решил, что нужно узнать о Лизе, мысли о которой меня так и не покидали. Я еще даже не открыл рта, как наш переводчик перевел нам то, что сказал Али Халабад, и я опять услышал то, о чем я только что рассуждал. Далее прорицатель говорил: „Женщина, из-за которой ты покинул Россию, слишком далеко. На этом свете ты уже ее не увидишь, если только я тебе в этом не помогу!“ Сказанное им мне ужасно не понравилось, ведь я по-прежнему страстно любил Лизу. Боль и обида моя вырвались наружу. С возмущенным видом, повернув лицо к товарищу, я заявил, что перед нами обычный шарлатан, а про Лизу он мог узнать от проводника, который наверняка уже успел полазить в моем дневнике, который я повсюду таскал за собой. В конце концов, мы могли быть в клозете, а он в это время оставался с саквояжем, а в нем-то и была моя тетрадь! Скорчив обиженную мину, наш проводник передал Али то, что я говорил. И тогда он поднялся с места и, злобно вращая глазами, стал яростно что-то говорить гиду, показывая грязным пальцем на низкую дверь.

Наш гид торопливо, под действием настроения возмущенного прорицателя, затараторил: „Славный Али Халабад, из великого рода предсказателей, прежде чем тебя выгнать из своего дома, хочет дать тебе урок. Ты сам сейчас своими глазами увидишь, как велико его искусство и как низок твой разум, если ты не понял, кто перед тобой! Иди в эту дверь, и там ты увидишь истину“. Мой товарищ схватил меня за плечо, пытаясь меня остановить, но я уже закусил удила и, оттолкнув его руку, пригнувшись, вошел в низкую дверь.

Али Халабад задернул за моей спиной тяжелую штору, и я услышал, как он три раза произнес какие-то гортанные слова на своем языке. В комнате, в которой я оказался, был полумрак, но прямо напротив меня была дверь, из-за которой струился голубоватый мягкий свет. Я заглянул в нее, а затем вошел. Из этой комнаты с трех сторон были еще три двери. Я двинулся вперед, переходя из одной комнаты в другую. Все комнаты, в которые я входил, были абсолютно разные по своему масштабу и стилю. Некоторые комнаты были настолько огромными, что напоминали залы дворца. На затянутых гобеленом стенах висели картины и зеркала в золотых рамах.

Каменные фонтаны разбрызгивали искрящиеся нити воды. По периметру стояли необыкновенно красивые кресла, над которыми висели изумительные подсвечники, усыпанные сверкающим хрусталем. В комнатах прохаживались люди, совершенно не обращавшие на меня внимания, как будто они меня не видели. Я же в тот момент, наоборот, все подмечал, все видел, но почему-то не удивлялся разнообразию происходящего и толпам снующих всюду людей. Сами люди, будто на карнавале, были разодеты в абсолютно разные одежды. Одни из них были в хитонах и обручах на головах, другие – в современных европейских нарядах. Были и такие, которые явно имели крестьянское происхождение, в сарафанах, платках и лаптях на босу ногу. Венецианские вельможи поражали своими платьями и костюмами из бархата и беретами, на которых покачивались страусиные перья. Громыхая металлом, прошла группа мужчин в доспехах, с копьями, держа в ножнах вычурные сабли. В каждой комнате было что-то новое, а комнат было настолько много, что у меня закружилась голова.

Неожиданно я заметил впереди себя знакомую фигурку. Она двигалась не спеша, как будто бы ждала кого-то, кто должен был ее догнать. Я жадно, не отрываясь, глядел на это видение и на минуту усомнился в свидетельстве своих глаз. Лиза будто бы почувствовала мой взгляд, резко обернулась, приостановилась и по своей милой привычке, которую я так хорошо помнил и знал, подняла свою ручку в белой перчатке к губам, будто собираясь что-то сказать, но не решаясь. На какой-то миг наши взоры встретились. Я глядел на нее с обычным обожанием и восторгом, а ее глаза были полны слез. Прибавив шагу и торопясь взять ее за руку, я стремительно шагнул к ней, но, как только я достиг того места, где она только что была, Лиза будто бы растворилась прямо на моих глазах. Только тогда, в тот самый момент, я вошел в разум: „Да может ли быть такое, ведь она в России, а я здесь!“ От ужаса я закричал: „Али, где ты есть, черт тебя возьми, я хочу выйти вон отсюда!“ В тот же момент я оказался в полутемной комнате с низенькой дверью. Хозяин дома отдернул занавеску, и меня ослепил свет.

С нами он больше почти не говорил и денег у нас не взял, но перед тем, как нам уйти, он передал через переводчика фразу: „Надеюсь, ты понял то, что я хотел тебе сказать. Ты молод и неучтив к старшим, твой товарищ заслуживает большего уважения, чем ты. Я с ним говорил, а с тобой говорить не желаю. А теперь я советую тебе еще раз заглянуть в ту же самую дверь“. И я заглянул. Комната была по-прежнему очень маленькой, низкой, в ней не было никаких других дверей. Как и каким образом я мог видеть множество комнат и роскошных залов, ведь в этой комнате не было даже окна!

Вечером, перед тем как мы улеглись спать, мой товарищ мне рассказал, что ему предсказал Али, пока я бродил по „лабиринту“. С его слов, в 1917 году в России должен произойти переворот. Царя сменит другая правящая власть, а управлять страной будет маленький лысый человек. По словам Али, спустя три года после падения монарха, в 1920 году, должен будет умереть Зиновий, то есть мой товарищ, с которым я ездил в Истамбул. Мне же он напророчил долгую жизнь, детей и внуков, которых я впоследствии переживу. Про Россию он говорил много ужасного, и мы тогда с Зиновием в это не поверили. Но в 1917 году действительно была совершена революция, а в 1920 году умер мой незабвенный друг».

Дальше в дневнике были различные рассуждения личного характера. Автор также написал, что, вернувшись из Истамбула домой, в Россию, ему было сообщено, что почти сразу же после его отъезда за границу Лизонька заболела скоротечной чахоткой и умерла. Он предполагал, что в том «лабиринте» старого колдуна Али ему, не без помощи последнего, встретилась уже к тому времени мертвая Лиза, или, вернее сказать, ее дух. При этом он писал: «До сих пор я хорошо помню, как в золоченых залах бесконечного лабиринта блуждающие тени живых и мертвых душ облекались в образы, которые я ясно и четко видел!»

Когда я почти дочитала истлевшую тетрадь, у меня было странное чувство, как будто бы это я сама ходила по бесконечному лабиринту старого колдуна, который в ответ на неуважение и невежество таким образом дал урок нашему соплеменнику, так давно жившему на земле, имя которого не было написано в пожелтевшей от времени тетради.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.