Холостяк
Холостяк
«Мне уже под 70, живу один, бодр и весел, хотя порой посещают мысли о семейном кругу, о детях и внуках… Но – что мыслить о том, чего нет! Жить надо тем, что имеешь. А я живу воспоминаниями и своими поделками.
Поделки – это мелкие штучки, которые я мастерю под лупой (под микроскопом уже не могу – глаза подводят). У меня две машинки – «Победа» и «Рено» 1947 года, пулемет «Максим» – дань детству, складень с ликами святых. И все – не более 5 мм в любом измерении. Так провожу и дни, и вечера.
Но это не мешает мне думать, жить вчерашним днем как сегодняшним. А ведь кто-то сказал: «Жизнь – всегда только сегодня». Я думаю, что воспоминания, которые живут сегодня, – тоже жизнь.
У меня всегда были проблемы с сексом. Поначалу – оттого, что его не было, потом – оттого, что его было много, потом – оттого, что мало, оттого, что не с теми, оттого, что он несет с собой массу проблем и болезней. Ну и так далее. Словом, именно секс был для меня стержнем жизни, на него я насаживал все остальные события.
Может, я был помешан на сексе, а может, просто думал о нем больше, чем о карьере, доме и т. д. Но у меня были и томные романы, и мгновенные вспышки, и случайные связи, и долгие мучительные взаимные копания… Единственное, чего у меня не было, и чем я горжусь – не было проституток. Это подделка, это сусальное золото, это извращение чувства на потеху мясу – и от этого Бог меня уберег. Я предпочитал грешить сам с собой, но не с живой-механической куклой-человеком.
Одно время я вел дневник, в который записывал свои романтические и сексуальные встречи с женщинами. Начал с самого детства, чтобы было как мемуары, постепенно дошел до юности, а там и в реальном времени записывал происходящее. Я читал много подобных мемуаров – Казанова тут не основной писатель, – и думал, что напишу так, как никто до меня. И писал, писал – почти 4 года. А потом стал перечитывать – и ахнул! Все время какие-то движения, наслаждения, метания – и краткое резюме: было хорошо… Я даже прослезился – мне-то казалось, что я пишу чрезвычайно хорошо, прекрасно, неповторимо, а оказалось, что самое главное передать не смог, заменяя описанием сцен описания чувств.
Дневник разделил участь «Мертвых душ», а я освободился от графоманских наклонностей. Но в одном эти потуги мне сослужили службу: я стал более тщательно вести список «побед». Уже не для кого-то, а для себя, чтобы сам мог вспомнить, чем в сексе был интересен год, например, тысяча девятьсот восемьдесят восьмой. И кто такая Ира, с которой я имел счастье быть близким в марте этого года. Потребность в этом списке у меня не только потому, что память уже сдает, но и потому, что в нем 384 пункта – и за каждым приключение. Несмотря на то, что описания этих приключений показались мне однообразными, внутреннее содержание каждой истории разное и неповторимое.
Вероятно, список закончен – почти 6 лет у меня не было не только женщины, но и желания ее иметь. Я философски отношусь к этому факту – у природы нет плохой погоды, а я спокойно перенес постепенную сдачу позиций. Хотя некоторые из моих ровесников на стенку лезли, бешеные деньги тратили, а один даже операцию сделал, чтобы продлить сексуальный период. А я, вероятно, все запасы растратил вовремя, вот старость и стала спокойной.
При всех этих приключениях я ни разу не был женат – вероятно, так запрограммирован. Не хотел – и не был, да женщины почему-то на это и не рассчитывали. Во всяком случае, не просились замуж. Отдавались до глубины души или использовали для расслабления, но матримониальные планы не строили. И слава богу – никого не расстраивал своими отказами и увертками. А вот дети – дети есть. Всего их восемь, но я знаю только шестерых, остальных никогда не видел.
А почему бы не дать ребенка женщине, которая страстно о нем мечтает, но муж не в состоянии? У меня все дети только в полных семьях рождались. В одной – две девочки, в другой мальчик и девочка, в остальных по одной девочке. Вот тоже странность: сын у меня только один, а все остальные девчонки. Почему? Нет ответа. Старшая девочка уже замужем, но пока без детей. И старший мальчик тоже – и тоже пока не хочет. А все остальные просто живут и взрослеют. Город наш небольшой, порой вижу кого-то – то тех, кто мамами стал, то самих детишек. Или кажется, что узнаю их – они же растут, меняются. Знаете, как у Райкина было: вот мой, вот мой, а это кто такой мордатенький, рожа нахальная – ой, это же я!..
Но на самом деле я к своим потомкам никогда особых чувств не испытывал: они же росли помимо меня, а в мужчине отцовские чувства пробуждаются, только если растишь отпрыска, а не как у матери – инстинкт, хоть сдохни. Хотя давал детей я только тем, с кем были чувства хоть какие-то. И потом не один год общался с мамой, с детками, даже с двумя папами познакомился – правда, они не догадывались, кто я им.
Порой смотрю на детвору где-то на улице и улыбаюсь: мой путь к концу, их в начале – что-то у них будет… Начало у всех одно: прорезаться личиком и заорать на весь мир – вот он, Я-я-а-а!!! А потому – каждому свое, свое счастье, свой мир, своя старость. И, дай бог, успокоение».
А.С., г. Белгород
Данный текст является ознакомительным фрагментом.