11. На пороге сна

11. На пороге сна

В 1992 году я получил письмо от одного австралийца, Роберта Аттера, слышавшего по телевизору мой рассказ о мигренозных аурах. Аттер писал: «Вы упомянули, как некоторые больные мигренью видят перед своими глазами воображаемые сложные узоры… и предположили, что это проявление какой-то глубинной функции мозга, порождающей такие узоры». Этот рассказ напомнил Роберту о его собственных видениях, которые он переживает всякий раз, когда ложится спать:

«Обычно это начинается в тот момент, когда моя голова касается подушки; глаза мои закрываются… и я начинаю видеть образы. Я не имею в виду какие-то связные, осмысленные картины, обычно я вижу узоры или текстуру, какие-то повторяющиеся формы или тени форм, или какие-то фрагменты цельных образов – например луговую траву или узор полированного дерева, мелкие волны или дождевые капли. Все эти картины очень быстро меняются, переходят одна в другую. Формы множатся, удваиваются, превращаются в свои негативы и т. д. Цвет может добавляться, заливать изображение, потом какие-то цвета вычитаются. Самое поразительное – это текстура. Трава может стать сначала мехом, потом мех превращается в волосяные фолликулы, которые пускаются в пляс и становятся лучиками света. Все это происходит в сотнях вариаций, которые я не могу описать – мой язык слишком груб и неуклюж для этого.

Эти образы и их изменения не подчиняются моей воле. Восприятие их летуче, иногда образы задерживаются всего на секунды, иногда могут длиться несколько минут. Я не могу предсказать их появление. Мне кажется, что изображение возникает не в глазах, а в пространстве непосредственно перед ними. Четкость и яркость изображений варьируют – иногда они бывают тусклыми, а иногда живыми, как сновидения. Но, в отличие от сновидений, эти образы не пробуждают во мне никаких эмоций. Картинки очаровательны, но они не трогают меня за душу. Все эти изображения полностью лишены какого бы то ни было смысла».

Роберта интересовало, не являются ли видимые им образы проделками пребывающей в «праздности» зрительной части мозга в отсутствие реального зрительного восприятия.

То, что так ярко и живо описал мистер Аттер, не является сновидением. Это непроизвольные образы, или ложные галлюцинации, появляющиеся непосредственно перед засыпанием, – гипнагогические галлюцинации, как назвал их французский психолог Альфред Мори в 1848 году. Считается, что они возникают у подавляющего большинства людей – по крайней мере, время от времени. Иногда они бывают такими мимолетными, что люди их просто не замечают.

Мори делал свои выводы на основании самонаблюдения. В отличие от него Фрэнсис Гальтон выполнил первое в истории систематическое исследование гипнагогических галлюцинаций, собрав информацию у многих испытуемых. В вышедшей в 1883 году книге «Исследование человеческих способностей» он отметил, что очень немногие люди сразу соглашаются признаться в том, что у них бывают такие галлюцинации. Гальтон посылал своим испытуемым анкеты, в которых особо указывал на распространенность и доброкачественность этих галлюцинаций, и только после этого многие испытуемые начинали, не стесняясь, рассказывать о них.

Гальтон был особенно поражен тем фактом, что и сам страдал гипнагогическими галлюцинациями. Правда, ему потребовалось немало времени и терпения, чтобы это понять. «Если бы меня раньше, до того как я начал заниматься изысканиями на эту тему, спросили, бывают ли у меня галлюцинации, я бы принялся с жаром утверждать, что в темноте поле моего зрения отличается совершенной чернотой, на фоне которой иногда вспыхивают пурпурные облачка и мелкие световые точки». Но, присмотревшись к своим зрительным ощущениям перед засыпанием, Гальтон сделал следующую запись:

«…перед моим внутренним взором происходит непрестанная, калейдоскопическая смена узоров и форм, но они меняются настолько быстро, так неуловимы, что я едва ли смог бы правдиво их изобразить. Я просто поражаюсь их разнообразию… Они исчезают из вида и памяти, как только я подумаю о чем-то другом. Любопытно, видел ли я их раньше, и, если да, то почему не замечал?»

Среди испытуемых Гальтона был и преподобный Джордж Хенслоу («его видения были намного ярче и живее моих»)[70]. Одна из галлюцинаций Хенслоу начиналась с видения арбалета и полета выпущенной из него стрелы. Стрела превращалась в падающую звезду, а потом в снежинку. Потом появлялось подробное изображение пасторского дома и клумбы красных тюльпанов. Образы быстро сменяли друг друга, и Хенслоу перечислял эти перемены – стрела, звезда, снежинка, – но не видел между ними никакой связи. Видения Хенслоу были очень живыми и яркими, но отличались от сновидений тем, что не имели связного сюжета.

Хенслоу особо подчеркивал большое отличие этих галлюцинаций от произвольного воображения, когда образы складываются медленно, по кусочкам, и представляют собой отражение реального опыта, в то время как галлюцинации появляются непрошеными, спонтанно и целиком. Гипнагогические галлюцинации Хенслоу «часто отличались невероятной красотой и блеском. Резное стекло (неописуемой, невиданной мною доселе красоты), золото высокой пробы, серебряная филигрань, золотые и серебряные подсвечники, яркие цветные узоры и ковры, украшенные блестящим орнаментом».

Гальтон особо выделил это описание за его живость и блестящий слог, но Хенслоу лишь один из многих, кто видел подобные галлюцинации в тихом затемненном помещении перед засыпанием. Эти видения варьировали по яркости от смутного впечатления, как у самого Гальтона, до живых картин, но ни в одном случае люди не путали галлюцинацию с реальностью.

Гальтон не считал предрасположенность к гипнагогическим галлюцинациям патологией. Он полагал, что хоть яркие галлюцинации перед сном видят очень немногие, время от времени гипнагогические галлюцинации случаются у подавляющего большинства людей. Это нормальное явление, хотя для него нужны особые условия – темнота и закрытые глаза, спокойное состояние духа, желание уснуть.

Ученые обращали мало внимания на гипнагогические галлюцинации до 50-х годов, когда Питер Маккеллар и его коллеги начали свое долгосрочное, растянувшееся на несколько десятилетий исследование связанных со сном галлюцинаций. Ученые провели детальный анализ их содержания и частоты в больших популяциях (студенты Абердинского университета) и сравнили с галлюцинациями, вызываемыми употреблением мескалина. В 60-е годы авторы смогли дополнить свои феноменологические наблюдения регистрацией ЭЭГ в момент перехода из состояния полного бодрствования в гипнагогическое состояние.

Более половины испытуемых Маккеллара упоминали о гипнагогических видениях и слуховых галлюцинациях (голоса, колокольный звон, звуки, издаваемые животными, и т. д.), которые встречались не реже, чем зрительные. Многие мои корреспонденты тоже пишут о простых слуховых галлюцинациях (собачий лай, телефонный звонок, произнесенное собственное имя).

В своей книге «Высокая работоспособность» Эдмунд Уилсон описал довольно распространенную гипнагогическую галлюцинацию:

«Каждое утро, перед тем как окончательно проснуться, я ясно слышу телефонный звонок. Сначала я подходил к телефону, но он молчал. Теперь же я просто лежу в постели и жду. Если звонок не повторяется, значит, это галлюцинация, и я не встаю».

Антонелла Б. при засыпании слышит музыку. Когда это случилось в первый раз, писала она мне, «я услышала красивую классическую пьесу в исполнении симфонического оркестра – это была очень сложная незнакомая вещь». Обычно музыка не сопровождается никакими зрительными образами, «мой мозг просто наполняется прекрасными звуками».

Сьюзен Ф. – библиотекарь, и слуховые галлюцинации у нее носят более сложный и изощренный характер. Она описала их так:

«Вот уже в течение нескольких десятилетий, ложась спать, я неизменно слышу, как кто-то произносит какие-то фразы. Они всегда грамматически правильны, и произносит их мужской голос на английском языке. (Несколько раз это был женский голос, а один раз голос заговорил на неизвестном мне языке; я могу отличить романские языки, китайский, японский, корейский, русский и польский, но этот язык был мне совершенно не знаком.) Иногда предложения представляют собой простые инструкции – например «Принеси мне стакан воды», но иногда это могут быть повествовательные или вопросительные предложения. Летом 1993 года я даже вела дневник, куда записывала эти фразы. Вот некоторые из них: «Однажды он прошел мимо меня», «Наверное, это ваши вещи», «Мама хочет печенье», «Я чую запах единорога», «Пойди возьми шампунь».

То, что я слышу, не имеет никакого отношения к тому, что я читала, видела или слышала за прошедший день. Когда мы с мужем совершаем длительные поездки на машине, я часто в дороге засыпаю – начинаю клевать носом. Стоит мне задремать, как я тут же слышу фразу, пересказываю ее мужу, снова клюю носом и снова что-нибудь слышу. Так продолжается до тех пор, пока я не возьму себя в руки и не перестану спать».

В книге «Память, говори» В. Набоков дает красноречивое описание своих гипнагогических галлюцинаций – как слуховых, так и зрительных:

«Сколько я себя помню, у меня всегда были легкие, ненавязчивые галлюцинации. Непосредственно перед самым засыпанием я вдруг начинаю слышать с одной стороны какой-то разговор; этот разговор не имеет ни малейшего отношения к ходу моих собственных мыслей. Я слышу нейтральный, невыразительный, спокойный голос, произносящий абсолютно неважные для меня слова – английские или русские, – которые, собственно говоря, даже обращены не ко мне. Эти слова и фразы настолько тривиальны и банальны, что я не считаю нужным приводить их примеры. Этот глупейший феномен кажется мне аналогом появляющихся перед засыпанием зрительных образов, тоже хорошо мне знакомых. Эти видения появляются и исчезают без всякого участия сонного наблюдателя, но они разительно отличаются от сновидений, ибо этот наблюдатель пока еще способен распоряжаться своими чувствами. Видения перед засыпанием часто бывают уродливыми до гротеска. Мне начинают видеться плутоватые профили грубых напыщенных карликов с раздутыми ноздрями и огромными ушными раковинами. Однако подчас мои фотизмы носят успокаивающий, мягкий, расплывчатый характер, и тогда я вижу – как будто спроецированные на внутреннюю поверхность век – неясные серые фигуры, расхаживающие среди пчелиных ульев, или маленьких черных попугаев, исчезающих среди заснеженных гор, или розоватый горизонт, постепенно темнеющий за лесом корабельных мачт».

Для гипнагогических галлюцинаций особенно характерны лица, как пишет Андреас Мавроматис в своей энциклопедической книге «Гипнагогия: уникальное состояние сознания между бодрствованием и сном». Мавроматис приводит составленное одним больным в 1886 году описание таких галлюцинаторных лиц, которые выплывают из темноты как туманные пятна, а затем быстро обретают отчетливые, яркие и живые черты реальных лиц. Они исчезают только затем, чтобы уступить место новым лицам, стремительно следующим друг за другом в удивительном танце. Прежде лица были поразительно уродливы. Это были человеческие лица, напоминавшие морды страшных, не встречающихся в природе зверей, похожих на какие-то дьявольские отродья. Но в последнее время лица стали по-настоящему красивыми. Безупречные в своем совершенстве лица теперь следуют друг за другом в великом своем разнообразии.

Во многих других описаниях люди особо подчеркивают, что часто видят именно лица, иногда множество лиц – совершенно разных и неузнаваемых. В опубликованной в 1925 году статье о гипнагогии Ф.Э. Лининг высказала мысль о том, что преобладание лиц в гипнагогических галлюцинациях «почти наверняка свидетельствует о том, что мозг обладает предрасположенностью к «видению лиц». Эта «предрасположенность» Лининг, как мы теперь знаем, имеет свою анатомическую основу в специализированном участке зрительной коры, в веретенообразной лицевой области. Доминик Ффитч и его коллеги с помощью метода функциональной МРТ показали, что именно эта область правого полушария активируется, когда возникают галлюцинаторные видения лиц.

Активация гомологичной области левого полушария приводит к лексическим галлюцинациям – их содержанием обычно бывают буквы, числа, ноты, иногда бессмысленные слова и даже фразы. Один из испытуемых Мавроматиса рассказывал об этом так:

«Когда я ложусь спать и начинаю засыпать, мне представляется, что я читаю книгу. Я отчетливо вижу шрифт и различаю отдельные слова, но они редко что-нибудь для меня значат. Эти воображаемые книги мне незнакомы, но часто их содержание имеет отношение к моим дневным переживаниям и к темам, о которых я читал днем».

(В то время как лица или места обычно бывают неузнаваемыми, существует определенная категория гипнагогических галлюцинаций, которые Маккелларом и Симпсоном были названы персеверативными, или возвратными: человек перед засыпанием видит то, что видел в течение предыдущего дня; например, если человек много времени провел за рулем, он видит несущиеся с обеих сторон живые изгороди или деревья, обрамляющие дорогу.)

Гипнагогические галлюцинации могут быть тусклыми и бесцветными, но зачастую оказываются живыми, яркими и многоцветными. В опубликованной в 1956 году статье Ардис и Маккеллар приводят случай одного испытуемого, который описывал свои галлюцинации как «невероятно насыщенный, словно купающийся в солнечном свете, радужный спектр». Авторы сравнили эти галлюцинации с необычайно яркими галлюцинациями, возникающими под действием мескалина. В гипнагогических галлюцинациях свечение может быть невероятно ярким, а контуры предметов так же невероятно отчетливыми – с подчеркнутыми тенями и светотенями. Иногда на фоне этих изображений появляются карикатурные, гротескные фигуры или сцены. Многие опрошенные рассказывают о «невозможной» ясности и «микроскопической» детализации гипнагогических видений. Галлюцинаторные образы отличаются четкостью, недостижимой при обычном зрительном восприятии реальных предметов, словно внутренний взор имеет остроту не «единица», а по крайней мере «четыре» (такая повышенная «острота» внутреннего зрения вообще характерна для зрительных галлюцинаций).

В гипнагогических галлюцинациях люди могут видеть нагромождения образов: в центре, например, ландшафт, в правом верхнем углу поля зрения – лицо, а по краям сложный геометрический рисунок, – все это человек видит одновременно; при этом каждая из этих картин изменяется независимо от других, что делает галлюцинацию многофокусной. Многие опрошенные описывают галлюцинаторную полиопсию, множественность образов. Например, один из испытуемых Маккеллара рассказывал, что сначала видит одного розового какаду, а затем сотни болтающих друг с другом розовых какаду.

Иногда видимые в галлюцинации предметы, лица или фигуры могут приближаться, становиться больше и детальнее, а затем отступать назад. Некоторые испытуемые сравнивают гипнагогические галлюцинации со слайд-шоу. Образы появляются, держатся пару секунд, а потом сменяются другими, не имеющими отношения к образам предыдущим.

Гипнагогические галлюцинации иногда воспринимаются как образы из какого-то «другого мира» – это словосочетание опрошенные употребляют очень часто, описывая свои гипнагогические видения. Эдгар Аллан По особо подчеркивал тот факт, что его гипнагогические образы были не просто ему незнакомы, они не были похожи ни на что из виденного им раньше, отличаясь «абсолютной новизной»[71].

В большинстве случаев гипнагогические видения не похожи на истинные галлюцинации: не воспринимаются как реальные и не проецируются в пространство. Тем не менее они все же обладают некоторыми признаками настоящих галлюцинаций – они непроизвольны, не поддаются сознательному контролю, они автономны, отличаются сверхъестественной цветовой гаммой и детальностью и, помимо этого, претерпевают стремительные и причудливые трансформации, чего не бывает с произвольно воображаемыми образами. Гипнагогические галлюцинации человек видит или слышит в пространстве собственного воображения – это так, но своим буйством они превосходят самое эксцентричное воображение.

В быстрой и спонтанной трансформации картин гипнагогических галлюцинаций есть то, что заставляет предположить, что мозг в эти моменты пребывает в «праздности», как отметил один из моих корреспондентов, мистер Аттер. Нейрофизиологи сейчас говорят о наличии в мозге работающих «по умолчанию» сетей, генерирующих свои собственные образы, в противоположность сетям, нацеленным на внешнее пространство, на внешние цели, сетям, вовлеченным в процесс обработки восприятия внешних сигналов. Наверное, здесь был бы уместен термин «игра», так как похоже, что при гипнагогических состояниях зрительная кора играет со всеми возможными перестановками, играет без всякой цели, без плана, без смысла – это совершенно случайная активность, или активность, обусловленная таким великим множеством независимых друг от друга микроскопических детерминант, что не повторяется ни одна картина. Не много найдется в физиологии феноменов, дающих такое наглядное представление о творческих возможностях и неисчерпаемой мощи релейных систем мозга, порождающих вихри узоров и форм гипнагогических состояний.

Несмотря на то что Мавроматис пишет о гипнагогии как об «уникальном состоянии сознания между бодрствованием и сном», он видит его сходство с другими состояниями сознания: сновидениями, медитацией и творчеством, – а также с измененными состояниями сознания при шизофрении, истерии и употреблении психотропных средств. Несмотря на то что гипнагогические галлюцинации являются сенсорными (то есть корковыми, порождаемыми зрительной корой, слуховой корой и т. д.), Мавроматис тем не менее считает, что процессы, их запускающие, находятся в примитивных подкорковых отделах мозга, и это несколько сближает гипнагогические феномены со сновидениями.

Но эти два феномена все же разительно отличаются друг от друга. Сновидение – это эпизод, а не мгновенная вспышка, сновидение имеет связный сюжет, тему, его можно пересказать. Человек, видящий сон, участвует в нем либо активно, либо как близкий наблюдатель. Гипнагогия воспринимается отстраненно, как зрителем в театре. Сновидения суть отражения желаний и страхов, часто в них заново проигрываются события предыдущих одного-двух дней, и, таким образом, сновидения служат консолидации памяти. Иногда в сновидениях люди решают какие-то проблемы. Сновидения – феномен глубоко личностный и порождается в высших отделах мозга: процесс сновидения распространяется «сверху вниз». (Правда, Аллан Гобсон считает, опираясь на неврологические доказательства, что в ряде случаев процесс сновидения может распространяться и «снизу вверх».) Напротив, гипнагогические образы или галлюцинации с их исключительно сенсорным характером – подчеркнутыми или усиленными цветами, детальностью, яркостью, искаженностью, множественностью и гротескной сменой перспективы, отчужденностью от личного опыта и переживаний – являются процессами, которые распространяются исключительно «снизу вверх». (Конечно, это упрощение, так как сети на всех уровнях центральной нервной системы – это улицы с двухсторонним движением, и большинство процессов распространяются как «сверху вниз», так и «снизу вверх» одновременно.) Гипнагогия и сновидения – это экстраординарные состояния сознания, которые отличаются как друг от друга, так и от состояния бодрствования.

Гипнопомпические галлюцинации – возникающие при пробуждении – по своему характеру значительно отличаются от гипнагогических[72], возникающих, как правило, при закрытых глазах или в темноте. Они никогда не представляются субъекту реальными, не нарушают его покой, у человека нет ощущения, что они присутствуют где-то во внешнем пространстве. Напротив, гипнопомпические галлюцинации часто видятся с открытыми глазами и при ярком свете, проецируются во внешнее пространство и кажутся вполне телесными и реальными. Иногда они забавны и доставляют удовольствие, но порой пугают и даже приводят в ужас, так как проснувшийся человек может в гипнопомпической галлюцинации увидеть какую-то вполне реальную для него угрозу. В гипнагогических галлюцинациях такие сюжеты отсутствуют, эти галлюцинации воспринимаются как зрелища, не имеющие к засыпающему никакого личностного отношения.

Гипнопомпические галлюцинации встречаются редко, но у тех, кто страдает такими галлюцинациями, они могут возникать довольно часто, как, например, у австралийца Дональда Фиша, с которым я встретился в Сиднее, после того как он написал мне о своих ярких и живых видениях:

«Я просыпаюсь после спокойного сна, в котором мог видеть вполне заурядные сновидения, словно от толчка. Открыв глаза, я вижу перед собой чудовищ, которых была бы не способна создать даже коллективная фантазия Голливуда. Галлюцинация исчезает секунд через десять, и тогда я снова обретаю способность двигаться. Когда же она возникает, я подскакиваю на месте и дико кричу. Сейчас дела пошли хуже – за ночь я могу проснуться раза четыре, и каждый раз с такими вот кошмарными видениями. Я уже начал бояться ложиться спать. Вот, например, что я вижу. Надо мной склоняется огромная фигура закутанного в черное ангела смерти.

Рядом со мной лежит разлагающийся труп.

Меня хватает за горло страшный крокодил.

На полу, рядом с кроватью, в луже крови лежит младенец.

На меня, усмехаясь, смотрят страшные рожи.

Очень часто я вижу огромных пауков.

Мне на лицо ложится огромная рука. На полу я тоже вижу громадную пятерню примерно пяти футов в поперечнике.

Меня покрывает густая паутина.

Мне в лицо летят птицы и насекомые.

Из-под скалы на меня пристально смотрят два человека.

Я вижу самого себя, но в образе старика – этот старик в строгом костюме стоит возле моей кровати.

В моей постели две крысы грызут гнилую картофелину.

На меня падает масса разноцветных флагов.

На полу, рядом с кроватью, лежит какой-то дикарь, покрытый клочьями рыжей шерсти.

На меня сыплются осколки стекла.

Я попадаю в ловушку для лобстеров.

Я вижу множество красных точек – как будто на меня откуда-то брызжет кровь.

На меня падают бревна».

Говорят, что гипнагогические и гипнопомпические галлюцинации являются более живыми и яркими у детей, но яркие галлюцинации мистера Фиша преследуют его всю жизнь – они начались, когда ему было восемь лет, а теперь ему уже за восемьдесят. Почему он так предрасположен к гипнопомпическим галлюцинациям – загадка. Несмотря на то что за свою жизнь мистер Фиш видел тысячи гипнопомпических галлюцинаций, они не помешали ему полноценно жить, сделать хорошую творческую карьеру. Мистер Фиш был успешным художником и конструктором, обладавшим блестящим зрительным воображением. Иногда он даже черпал вдохновение в своих сюрреалистических галлюцинациях. Кроме того, мистер Фиш верит в вещие сны и паранормальные явления, и мне кажется, что немалую роль в этой вере сыграли его пожизненные галлюцинации.

Галлюцинации мистера Фиша необычны своей частотой (чем доставляют ему массу неприятностей), но их содержание в целом типично для такого рода видений. Вот что писала мне о своих гипнопомпических галлюцинациях Элин С.:

«Самая типичная из них возникает, когда я, проснувшись, сажусь в постели. Я явственно вижу человека – обычно это пожилая женщина, которая сидит у меня в ногах и внимательно на меня смотрит. (Думаю, некоторые люди – но не я – могут принять эту галлюцинацию за призрак.) Иногда я вижу большого – размером в добрый фут – паука, ползущего вверх по стене. Порой мне видится фейерверк, а иногда маленький чертик, который сидит у меня в ногах и крутит педали стоящего на месте велосипеда».

Многие рассказывают, что в своих гипнопомпических галлюцинациях видят пауков и змей, чертей и великанов-людоедов. Убедительная реальность этих галлюцинаций, исключающая их чисто сенсорную природу, порождает чувство «присутствия» кого-то или чего-то рядом, присутствия, которое может казаться приятным или, наоборот, устрашающим. В такие моменты человек подчас не может сопротивляться ощущению реальности происходящего.

Лично у меня гипнопомпические галлюцинации чаще носят слуховой, а не зрительный характер, но и они отличаются значительным разнообразием. Иногда они являются продолжением сновидения или кошмара. Однажды я услышал, как что-то скребется в углу комнаты. Сначала я не обратил особого внимания на этот шорох, подумав, что в углу скребется мышь, но звук постепенно становился все громче и громче и, наконец, начал меня пугать. Встревоженный, я бросил в угол подушку. Однако это действие (точнее, воображаемое действие) меня разбудило, я открыл глаза и убедился, что я дома, а не в больнице, как мне казалось во сне. Но звук не прекратился, он слышался еще несколько секунд и казался мне абсолютно реальным.

Случались у меня и музыкальные галлюцинации (это было, когда в качестве снотворного я принимал хлоралгидрат). Эти галлюцинации были продолжением музыки, звучавшей во сне. Однажды это был квинтет Моцарта. Моя обычная музыкальная память и способность к музыкальному воображению не отличаются такой силой. Я не способен в воображении услышать звучание каждого инструмента в квинтете, не говоря уже об оркестре, и поэтому такое прослушивание – при том что я явственно различал звучание каждого инструмента – привело меня в полный восторг. Чаще, однако, в более спокойном состоянии, мои гипнопомпические состояния просто лишают меня критического отношения к музыке, которую я слышу, и в таком состоянии я нахожу восхитительной практически любую музыку. Такое случается каждое утро, так как я просыпаюсь от того, что начинает работать радио, настроенное на волну классической музыки. (Один мой друг, художник, говорит, что он точно так же воспринимает цвета ярче, а текстуру, с бо?льшими деталями, когда просыпается по утрам.)

Недавно у меня была удивительная и даже трогательная галлюцинация. Не могу вспомнить, что мне снилось перед пробуждением и снилось ли вообще, но, проснувшись, я увидел перед собой свое собственное лицо – точнее, то лицо, каким оно было в сорок лет, – с черной бородой и застенчивой улыбкой. Светлое, выполненное в пастельных тонах, лицо это висело в воздухе в натуральную величину на расстоянии пары футов и внимательно смотрело на меня с нежной улыбкой. Провисев так несколько секунд, лицо исчезло, словно растворившись в воздухе. Я испытал странное, ностальгическое чувство, ощутив кровную связь со своим прежним, молодым «я». Лежа в кровати, я пытался вспомнить, не видел ли я в молодости свое нынешнее лицо – лицо почти восьмидесятилетнего старика, – просыпаясь по утрам и принимая гипнопомпический привет из далекого будущего.

Наши сновидения могут быть невероятно фантастическими и сюрреалистическими, но мы принимаем их без всякой критики, ибо во сне пребываем в ином состоянии сознания, нежели во время бодрствования (редкие случаи сновидческих состояний являются скорее исключениями). Проснувшись, мы помним лишь ничтожную долю наших сновидений и легко забываем о них как о «дурных снах».

Галлюцинации, напротив, поражают нас настолько, что мы порой на всю жизнь запоминаем их в мельчайших подробностях. В этом и состоит главное отличие связанных со сном галлюцинаций от сновидений. У моего коллеги, доктора Д., была в жизни всего одна гипнопомпическая галлюцинация, случившаяся тридцать лет назад, но он до сих пор очень живо ее помнит:

«Была тихая летняя ночь. Я проснулся около двух часов ночи, что бывало со мной довольно часто, и увидел рядом с кроватью индейца – могучего мужчину ростом около шести с половиной футов, мускулистого, черноволосого и черноглазого. Я подумал, что если он захочет меня убить, то я ничего не смогу сделать, и что, вероятно, он нереален. Тем не менее он стоял рядом со мной словно живая статуя. Мысли мои лихорадочно метались: как он мог проникнуть в мой дом? Почему стоит неподвижно? Это не может быть реальностью. Однако его присутствие сильно меня напугало. Через пять – десять секунд он стал прозрачным и постепенно растворился в воздухе»[73].

Учитывая странность, нелепость и фантастичность некоторых гипнопомпических видений, их зачастую пугающее эмоциональное воздействие, а также состояние повышенной внушаемости, сопровождающее такие галлюцинации, мы можем понять, что видения ангелов и чертей могут порождать не только восхищение или страх, но и веру в их физическую реальность. Действительно, стоит, наверное, подумать, в какой мере эти галлюцинации могут быть основанием самой идеи существования чудовищ, привидений и призраков. Можно легко себе представить, что в соединении с личной или культурно обусловленной предрасположенностью к вере в бесплотный духовный мир эти галлюцинации – несмотря на то что они имеют вполне реальную физиологическую причину – могут порождать или усиливать веру в паранормальные явления.

Термин «гипнопомпический» предложил в 1901 году В.Ф.Х. Майерс, поэт и искусствовед, увлекшийся изучением зарождавшейся в то время научной психологии. Он был другом Уильяма Джемса и одним из основателей Общества психических исследований, целью которого являлось объяснение аномальных и паранормальных явлений реальными психическими функциями. Работы Майерса в этой области пользовались большим влиянием.

В конце XIX века наблюдалось большое увлечение спиритическими сеансами, и Майерс также много писал о духах, привидениях и фантомах. Подобно большинству своих современников он верил в загробную жизнь, но пытался рассмотреть ее в научном контексте. Хотя он и считал, что переживания, которые следовало толковать как сверхъестественные явления, случаются чаще всего в гипнопомпических состояниях, он одновременно верил в объективную реальность духовного или сверхъестественного мира, куда душа человека на короткое время получает доступ, пребывая в сновидении, гипнопомпическом состоянии, трансе или во время эпилептического припадка. В то же время Майерс полагал, что гипнопомпические галлюцинации могут быть остаточными фрагментами сновидений или кошмаров – то есть сновидениями наяву.

Тем не менее, читая вышедший в 1903 году двухтомник Майерса «Человеческая личность и продолжение ее существования после смерти тела», а также книгу «Фантомы бытия» – компиляцию случаев, собранных Майерсом и его коллегами (Герни и другими) и опубликованную в 1886 году, – не можешь отделаться от впечатления, что подавляющее большинство описанных авторами «психических» и «паранормальных» переживаний являются в действительности галлюцинациями – галлюцинациями, возникшими в состоянии одиночества, социальной изоляции и сенсорной депривации, а также после сна и в состоянии транса.

Мой коллега, доктор Б., психотерапевт, рассказал мне интересную историю о десятилетнем мальчике, который, проснувшись однажды утром, обнаружил, что над ним склонилась женщина в синем платье, окруженная волшебным сиянием:

«Она представилась мальчику как его ангел-хранитель и говорила нежным ласковым голосом. Ребенок страшно испугался и включил свет, надеясь, что видение исчезнет, но оно не исчезло – женщина продолжала висеть в воздухе. Тогда ребенок с криком вскочил с кровати и бросился будить родителей.

Родители сказали сыну, что это был страшный сон, изо всех сил стараясь успокоить мальчика. Родителям не удалось его ни в чем убедить. Ребенок так и не смог понять, что же случилось. Семья не отличалась религиозностью, и образ ангела был мальчику чужд. У ребенка появились страхи и бессонница – он боялся, проснувшись, снова увидеть ту женщину. Родители и учителя стали замечать, что мальчик постоянно возбужден и погружен в себя. Постепенно он перестал общаться со сверстниками, стал апатичным и бездеятельным. Родители обратились к педиатру, который направил ребенка к психоневрологу и психотерапевту.

До того случая у ребенка не было никаких проблем со здоровьем, он не страдал нарушениями сна и был прекрасно адаптирован к своему окружению. Психотерапия оказалась эффективной, так как ребенку смогли объяснить, что его видение было всего лишь галлюцинацией, которая может случиться у любого здорового человека при пробуждении от сна».

Доктор Б. добавил: «Несмотря на то, что гипнопомпические галлюцинации очень часто встречаются у здоровых, прекрасно адаптированных людей, потенциально они травматичны, и поэтому в каждом случае надо исследовать смысл и значение этого переживания для больного».

Переживания и ощущения, выходящие за пределы обычных, представляют собой серьезное испытание для человека, могут поставить под сомнение его представления о мире и убеждения, ибо сразу возникает вопрос: как объяснить эти явления? Что они значат? На примере этого маленького пациента мы видим, насколько сильно может быть потрясен разум таким ночным видением – видением, неотличимым от реального образа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.