Поп-тартс и планеты

Поп-тартс и планеты

В торговых автоматах на территории университета продавались поп-тартс[9] со вкусом клубники. Джейк никогда не упускал возможность съесть такое печенье, пока ждал начала занятий, и это было для него идеальным завершением недели.

Когда закончился цикл лекций профессора Роудса, Джейк захотел прослушать другой курс для первокурсников по Солнечной системе, который читал доктор Джей Пехл. Мне доктор Пехл сразу понравился. У него было доброе приятное лицо, а руки все в мелу, также у него в кармане всегда были леденцы, завернутые в носовой платок. Группа доктора Пехла была гораздо больше, чем та, с которой Джейк занимался у профессора Роудса, и занятия проходили в огромной аудитории. Я заранее послала профессору письмо по электронной почте, чтобы он дал разрешение на посещение.

Доктор Пехл дал разрешение при условии, что мы не будем никому мешать, в таком случае он нас, возможно, не заметит совсем.

Джейк загорелся после первого же занятия. К сожалению, мы не могли попасть на следующие две лекции, потому что Майкл должен был быть на работе. Но я понимала, насколько важно это было для Джейка, поэтому на следующей неделе привезла трех мальчиков и гуляла с двумя младшими, пока Джейк занимался в аудитории. Мне было странно наблюдать, как он удалялся от меня, направляясь в лекционный зал. Он казался таким маленьким на фоне других студентов, и я заметила, что шнурок на одном ботинке у него развязался. Я никогда не оставляла его одного раньше, пожалуй, только в начальной школе и у друзей, но нынешняя ситуация казалась мне совершенно иной. За десять минут до окончания лекции я уже ждала его у дверей лекционного зала.

На нескольких первых занятиях доктора Пехла Джейк ничего не говорил, но заявил, что очень хотел бы попасть на следующий цикл лекций по программе астрономия, курс «Звезды и галактики», который читал тоже доктор Пехл. На одном из первых занятий второго цикла Джейк поднял руку.

— Известно, — сказал он, — что двойные звезды обмениваются газами, газ с одной звезды перемещается на другую и вызывает изменения на второй звезде. Но, поскольку вторая звезда становится больше, — продолжил свой вопрос Джейк, — возможно ли, чтобы некоторые газы перемещались обратно на первую звезду и вызывали там еще большие изменения?

Доктор Пехл задумался.

— Ты знаешь, я никогда об этом не думал, — ответил он.

Ответа не было также и в учебниках. Позднее доктор Пехл помог мне увидеть, что именно эта способность взять хорошо изученную концепцию и построить на ее основе что-то совершенно иное и есть движущая сила творческого воображения Джейка. Он всегда продвигает теории или положения, о которых прочел или о которых услышал, на шаг вперед.

Джейк проделал все контрольные задания и все тесты в рамках тех начальных курсов с доктором Пехлом и нашел там ошибки. (Помню, как доктор Пехл говорил ему, кому нужно написать, когда он нашел ошибку в учебном пособии.) Когда курс «Звезды и галактики» закончился, Джейк снова записался на посещение лекций по курсу «Солнечная система». Других лекций по астрономии в университете не было, он исчерпал все возможности.

Чтобы как-то занять время, пока он ждал своей очереди задать доктору Пехлу свои неизменные вопросы в конце занятия, Джейк медленно передвигался по огромной аудитории между рядами, собирая разбросанные стаканчики из-под кофе и клочки бумаги. Он выбрасывал банки от кока-колы в корзину для мусора, а забытый кем-нибудь из студентов калькулятор убирал в свой рюкзак, чтобы через неделю отдать его хозяину или хозяйке. Как будто университет пригласил на работу самого маленького в мире сторожа-уборщика. К тому времени, когда он приближался к кафедре, студенты уже получали ответы на свои вопросы, и Джейк задавал доктору Пехлу свой вопрос.

После года занятий Джейк подал идею: он уже давно размышлял над теорией чередования. Что об этом думает доктор Пехл?

— Не имею ни малейшего понятия, — сказал доктор Пехл. Он сел в первом ряду и протянул Джейку маркер для белой доски. — Вот тебе маркер, вот доска. Давай! Посмотрим, что у тебя получается.

В течение последующих пятнадцати минут мы вдвоем сидели и смотрели, как из-под руки Джейка появлялось одно уравнение за другим.

Это было первое занятие после лекции из десятков других, которые последовали, но для меня это был определенный поворотный момент. Меня внезапно привела в состояние шока мысль, что мне никогда не приходилось видеть, как Джейк разговаривает о том, что волнует его больше всего, с тем, кто понимает, о чем идет речь. И вот наконец нашелся кто-то, кто может оспорить его, задать вопрос, исправить, бросить ему вызов и в конце концов оценить его труд. И теперь шла беседа. Я видела, как быстро Джейк схватывает материал, как его пугающая быстрота в математике работает на него, помогает ему. Я признала, что наставления доктора Пехла могут направить в нужное русло ненасытную жажду знаний Джейка. Он еще многое не знал в математике. Ведь ему было только девять лет. Но это было для Джейка лишь временным препятствием. В отличие от других студентов он мог сделать для себя пометку, вернуться домой, выучить все, что нужно, и затем на следующей неделе продолжить.

— Каждый раз, когда я поворачиваюсь к нему лицом, он уже на следующем уровне, — однажды сказал мне доктор Пехл, покачивая головой.

У Джейка были миллионы идей, и атмосфера университета только подпитывала их. В конце любого курса он обычно представлял с десяток теорий на доске, а доктор Пехл тем временем сидел в первом ряду и наблюдал за ним. Джейк гораздо более четко, чем многие, видел модели, что является фундаментальным в математике и естествознании, и это позволяло ему проводить параллели между ними, даже если это и не всегда соответствовало действительности. Если он видел какую-нибудь закономерность, он брался за нее, а если она оказывалась ошибочной, он просто переходил к другой.

— Никто и не вспомнит, какие ошибки ты допускал, когда тебе было девять лет, Джейк, — говорил, бывало, доктор Пехл.

Наблюдая, как Джейк стоит перед аудиторией, я снова была удивлена его уверенностью в себе и насколько жизнерадостным он казался. Если доктор Пехл указывал на скрытую проблему в его рассуждениях или спрашивал, как он объяснил бы несоответствие, Джейк никогда не принимал это за личную обиду. У него не было болезненного самомнения, не было «Отойди, это — моя теория». Вместо этого в его действиях можно было увидеть: «Еще одна загадка! Мне нужно подумать о ней минутку-другую». Я была совершенно искренне благодарна доктору Пехлу за его помощь и поддержку. Он был так же, как и я, шокирован, когда узнал, что на Джейка собирались махнуть рукой. Время от времени он поворачивался ко мне, смотрел широко раскрытыми глазами и говорил:

— И это тот самый ребенок, который, как все думали, никогда не сможет читать!

Он также считал, что со мной еще не все потеряно. После нескольких занятий, которые мы посетили вместе с Джейком, доктор Пехл настоял на том, чтобы я выполнила тест.

— Попробуйте, он же должен был получить этот талант от кого-то, — сказал он.

— Как бы там ни было, но он, похоже, получил его от предыдущего поколения, уверяю вас, но не от меня, — ответила я.

Мои дни проходили вовсе не в интеллектуальных размышлениях. Большая часть моей профессиональной жизни прошла под звуки детских песенок. Но доктор Пехл настаивал, и я согласилась выполнить тест. У меня был один правильный ответ из четырех. Для тех, кто разбирается в математике так же, как ия, — это составляет 25 процентов выполнения.

Я не собираюсь искать для себя оправдание, да в этом случае мне и не нужно было, поскольку доктор Пехл сделал это за меня:

— Вы не ожидали, что вам придется выполнять тест. Постарайтесь сосредоточиться к следующей неделе, и мы снова попробуем.

Я не знала, как объяснить ему, что старалась изо всех сил! Но решила все-таки попробовать свои силы на следующей неделе и всерьез принялась за дело. Я просмотрела записи и решила, что некоторыми элементарными знаниями все же обладаю, — до тех пор, пока не начала выполнять тест. На этот раз у меня не было никаких правильных ответов.

Ноль процентов. Даже я смогла это вычислить.

— Сегодня явно не ваш день, — сказал доктор Пехл, снова пытаясь ободрить меня. — Посмотрим, что будет на следующей неделе.

Итак, на следующей неделе я сжала зубы и сосредоточилась настолько сильно, что у меня даже голова разболелась. Когда тест появился на столе передо мной, я уже вся взмокла. Вопросы расплывались. Когда я уже собиралась все бросить, я услышала шепот:

— Б. Ответ к номеру два — Б.

Я подумала, что в этом виноват Джейк, и уже собиралась прочесть ему лекцию по вопросам академической честности и о том, как важно давать каждому возможность совершать свои собственные ошибки. Но Джейк, оказывается, даже не обращал на меня внимания. Он выполнил тест за несколько секунд и теперь читал следующий параграф в учебнике. Моим спасителем был доктор Пехл, он улыбался и качал головой. Он понял, что я безнадежна, и оставил попытки.

Однажды, когда я поблагодарила доктора Пехла за то, что он проявляет к Джейку такой интерес, он сделал замечание, которое очень удивило меня:

— Великий ум — это просто великий ум, и не важно, в какой оболочке он находится, меня это не особенно беспокоит.

Мне представился случай подумать над этим замечанием, когда женщина старше меня по возрасту подошла ко мне, чтобы сделать комплимент по поводу хорошего поведения Джейка во время лекции. Можно представить себе, насколько далеко мы ушли от первоначального диагноза, что я даже не совсем поняла, о чем она говорит. Джейк во время того занятия писал в блокноте уравнения, которые лишь косвенно (насколько я могу об этом судить) были связаны с темой лекции доктора Пехла. Я с нетерпением ожидала, что доктор Пехл скажет по поводу многочисленных идей Джейка после занятия. Но эта женщина увидела только маленького девятилетнего мальчика, у которого было испачкано лицо, на ногах которого были сандалии-кроксы и который что-то рисовал в блокноте.

В тот момент я поняла, что больше не воспринимаю Джейка как малыша или ученика. Я стала видеть в нем того, кем он был на самом деле, — ученого. Наконец мы нашли то место, где Джейк мог быть Джейком.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.